Данс подмигнул ей, посмотрел на Харви и слегка похлопал себя по левому уху.
– Слух, старик, – это последнее, что исчезает при общем наркозе. Вот почему мы никогда не обсуждаем состояние пациента в операционной. Если анестезия недостаточно глубока, пациент может слышать, что происходит. Добавь к этому препарат, от которого чувствуешь себя вне собственного тела, – вот и ответ.
Харви взял в руки стакан. Девушка на сушилке теперь обнималась с парнем в красной вельветовой рубашке, его рука по самые наручные часы погрузилась в ее колготки.
– Понятно, это будет галлюцинация. Я же хочу узнать твое мнение, почему человек точно описывает то, что происходило. Будь это просто галлюцинация, он бы не смог этого сделать.
Данс наклонился к Харви и потрепал его за ухо.
– Так вот происходит, старик. Таким образом могут видеть слепые. Так видят летучие мыши и все виды насекомых. И ты бы делал то же самое: когда все другие чувства блокированы, то одно, которое осталось, усиливается. Твои уши становятся радаром.
Харви снова подумал об операционной. Может быть, Э. Мидуэй просто слышал, как он высморкался? Харви ясно представил, как он это делал: отвернулся, спустил маску на подбородок.
– А тебе не приходилось слышать, чтобы подобные вещи случались с людьми не под наркозом?
– История кишит такими примерами. Плутарх. Цезарь. Библия. Причиной может стать неожиданная стрессовая ситуация или травма.
– Как же это происходит без лекарств?
Анестезиолог рыгнул и осуждающе посмотрел на свое пиво.
– Ты знаешь, где находится самая лучшая в мире фабрика наркотиков? – Он наклонился и чуть было не упал, но успел вцепиться в буфет.
– Нет, а где?
Данс постучал себя по груди:
– В наших телах. Чертова магия. Способны совершенно на все. Время от времени мы выделяем собственные галлюциногены – намеренно, когда отходим ко сну, и ненамеренно – когда получаем удар по голове, или заболеваем, или впадаем в шоковое состояние. – На лбу у Данса выступили капельки пота, нос блестел. – Чертовски жарко. – Он вытащил желтый в горошек носовой платок и промокнул лоб.
– А могут возникнуть галлюцинации при травме головы? – спросил Харви.
– Все зависит от обстоятельств. Например, эти штучки с парением. Они часто случаются после остановки сердца. Мозг как бы блокирован. Выделяются галлюциногены – эндорфины. У людей возникает ощущение, что они парят над собственным телом, потом попадают в туннель, видят умерших родственников. – Данс глупо осклабился. – Они убеждены, что умерли и находятся в потустороннем мире.
Харви остолбенело уставился на него:
– И часто это случается?
– Нет, довольно редко.
– А ты не думаешь, что с ними может происходить не только это?
– Я знаю, что ничего больше не бывает, старик.
– И можешь это доказать?
– Доказать? Ну… – Данс замялся. – Полагаю, что такое возможно.
– Следовательно, ты можешь заставить кого-то прочувствовать все это на себе?
– Специально? – Данс смотрел на Харви непонимающим взглядом.
– Да.
– Технически это возможно. – Данс наклонился ближе к Харви. – Моим аппаратом для наркоза я могу сделать с больным все, что хочу. Никто не осознает, какой властью обладает анестезиолог. Все хирурги заинтересованы в том, чтобы пациент не двигался, чтобы мышцы его не сводило и не было рефлекторных сокращений. Хирурги – это что-то среднее между умелыми плотниками и слесарями. Анестезиологи – вот кто обладает реальной властью в операционной. То, что я делаю своим аппаратом для наркоза, какие лекарства и в каких дозах я ввожу, решает, будет пациент жить или умрет. – Он отпил еще пива. – Ты знаешь психиатра Р.Д. Ланга?
Харви кивнул. События за спиной Данса развертывались вовсю. Девушка расстегнула брючный пояс, вытащила полы красной рубашки парня, и теперь руки ее были внутри его брюк.
– Я прочел одну из его книг – «Раздвоение личности».
– Отличное руководство по шизофрении.
Харви покраснел.
Данс этого не заметил.
– Никогда не слышал о его дилемме?
– Нет.
Раздался звук упавших стаканов. Девушка на сушке обвила ногами талию студента, и они корчились, обхватив друг друга. Данс неодобрительно нахмурился.
– Ланг говорит, у него был пациент – анестезиолог. Парень рассказал ему, что время от времени он для своего удовольствия убивал больного. Очевидно, Ланг так и не решил, был ли тот человек психопатом и действительно делал это или же, когда его пациент умирал, пытался таким образом оправдать себя.
Харви посмотрел вниз. У его ноги на коричневом под мрамор линолеуме была дырка, выжженная сигаретой.
– И чем кончилось дело?
– О, ну, клятва Гиппократа и все такое. Он счел, что не имеет права предавать гласности имя парня, сейчас тот, по-видимому, уже умер. Знаешь ли, найти доказательства чертовски трудно. Некоторые пациенты попадают к тебе на грани жизни и смерти. Дал им что-нибудь чуть больше – и все. Анестетики – это в некотором роде потрясение для организма. Некоторые их не переносят. Неизбежно какой-то процент больных теряешь, особенно при несчастных случаях. Допустим, привозят жертву автокатастрофы. У бедняги повреждены все внутренние органы, нарушен метаболизм, анестезиологу приходится делать выбор в спешке, а иногда действовать по догадке. Если же действительно придет такая охота, убить кого-то намеренно чертовски просто, и даже хирург об этом не догадается. – Неожиданно Данс отвел взгляд, будто его что-то разволновало.
– А тебе приходилось терять пациентов? – спросил Харви.
– Да. Время от времени, – ответил Данс. – Пару недель назад, например, женщина… двадцати восьми лет. Попала к нам для чепуховой операции. Дурища не предупредила, что больна астмой. – Он пожал плечами и поводил языком во рту. – От лекарств, которыми ее напичкали, возникла анафилактическая реакция. Пока мы поняли, в чем дело, было уже поздно.
Минуту они постояли в молчании.
– Ну да, – сказал Данс, осушая свой стакан, – лучше повременить да открыть в себе талант.
«Бай-бай, мисс америкэн пай», – гремело в соседней комнате.
– Есть кое-что, чего я не понимаю, – продолжал Харви.
– Ну?
Харви подождал, пока обнимающаяся пара протиснулась позади него в гостиную.
– Эти лекарства, это чувство парения – все это здорово, если пациент жив. А как ты объяснишь случай с Мидуэем, который находился в состоянии клинической смерти? Это случилось в течение двух минут, когда у него остановилось сердце. Он был мертв. Как же у него могли оставаться какие-то чувства?
– Ну! – Данс принял самодовольный вид. – Это большое заблуждение. Я пишу об этом кандидатскую диссертацию. Я дам тебе копию. Люди считают, что, если остановилось сердце, значит, человек умер. Но ведь сердце – это просто насос. Все, что оно делает, – это просто качает кровь к голове. Все дело в нашей дорогой черепушке, а не в сердце. Мозг может функционировать еще в течение девяноста секунд, от силы двух минут, после того как сердце перестало биться. И в это время можно вернуть человека к жизни. Смерть наступает тогда, когда кончится весь кислород и в мозгу произойдут необратимые изменения. Электрическая активность мозга прекращается через пять-шесть минут. Вот тогда-то сознание уже больше никогда не вернется.