За сумеречным порогом - читать онлайн книгу. Автор: Питер Джеймс cтр.№ 44

Харви наблюдал за ним в тот момент, когда он, распростертый под слоями зеленой материи на операционном столе, был мертв. Странное чувство испытал тогда Харви.

Э. Мидуэй снова глубоко вздохнул. Глаза его широко раскрылись, и он сделал движение, будто собирался сесть. Встревожившись, Харви вскочил и теперь стоял над ним, внимательно наблюдая. Мужчина смотрел прямо на Харви, которому было странно видеть, что больной так неожиданно и резко пришел в себя.

– Чтоб мне провалиться! – сказал Э. Мидуэй каркающим шепотом то ли самому себе, то ли Харви. Харви проверил монитор – вспышки были сильными. Мужчина заговорил снова, все еще шепотом, с быстрым акцентом Ист-Энда: – Замечательно! Я видел вас всех. Всю эту чертову операцию! Видел, как ты высмаркивал свой поганый нос! Я был там, вверху, под потолком этого кровавого театра, черт побери! Когда хирург сказал, что я умер, я попытался похлопать этого парня по плечу и сказать ему, что со мной все в порядке, но он, черт его подери, не слышал меня.

Глаза Э. Мидуэя закрылись. Он опять уснул.

Харви не отрываясь смотрел на него. Вспышки на мониторе стали немного слабее. Во время операции он стоял за головой Э. Мидуэя с анестезиологом и его помощником, управляя аппаратом для наркоза. При сложных операциях за головой больного устанавливался экран из зеленой ткани, чтобы исключить возможность попадания микробов от аппарата.

Харви вспомнил: когда Э. Мидуэй находился в состоянии клинической смерти, он, должно быть, в порыве возбуждения снял маску и высморкался.

Невозможно! Э. Мидуэй не мог его видеть.

Но в душе Харви понимал: это так же невозможно, как невозможно то, что он видел, когда попал в аварию на велосипеде.

Среда, 24 октября

Казалось, лето было давным-давно; смутное воспоминание о нем смешалось в уме Кэт с воспоминаниями об иных летних днях, образы расплывались и гибли под напором меняющихся картин.

Еще всего месяц назад стояли жаркие дни и просто не верилось, что когда-нибудь будет холодно и сыро. Теперь та жара была не более чем воспоминанием, а реальностью стало сырое осеннее утро с глубокими лужами на тротуарах, сердитая вода, стекающая в водостоки, и небо, клубящееся угрюмыми темно-серыми облаками.

Кэт стояла в людской толпе рядом со зданием суда и рассеянно прикидывала, сможет ли это старинное здание вместить всех желающих. Дела, касающиеся сексуального насилия, всегда собирали толпы, а этот случай был действительно ужасающий: сорокасемилетний, открыто исповедующий сатанизм Хартли Бриггс и четверо его братьев по вере обвинялись в похищении и исполнении ритуальных сексуальных действий над шестнадцатью детьми за последние пять лет.

В зале суда всегда было либо жарко, как в пекарне, либо холодно, как на льдине. Кэт научилась одному трюку – надевать на себя одежду слоями, чтобы потом постепенно снимать. Когда она шла в суд, то старалась одеться понаряднее: это помогало брать интервью у свидетелей, которые зачастую пребывали в сомнениях относительно того, кто является официальным лицом, а кто – нет, и в большинстве случаев склонны были считать, что люди, одетые шикарно, имеют непосредственное отношение к процессу.

Сегодня на ней был черно-белый в елочку шерстяной костюм, белая блузка с мягким галстуком из черного бархата и ее лучшее пальто, которое сидело на ней как влитое, – его она купила на распродаже. На плечи Кэт накинула большую шерстяную шаль фирмы «Корнелия Джеймс», которая чудесно подходила к ее наряду. На ногах у нее были обычные колготки и лаковые черные туфли на низком каблуке.

Туфли были слегка потерты. Им насчитывалось уже несколько лет. Но в этом году торговля в магазинах шла плоховато, и перед Рождеством начнутся многочисленные распродажи, осталось только подождать несколько недель. Почти всю одежду Кэт покупала на распродажах; ей нравились туфли из хорошей кожи высокого качества, а позволить себе купить их она могла только таким образом.

Тонкий обруч боли залег где-то внутри черепа – результат бессонной ночи. Она лежала в постели, переосмысливая все заново, ее терзало беспокойство, страх и недоумение. Она представляла Салли Дональдсон в гробу – с обломанными ногтями и на столе в морге – с ногтями покрытыми лаком, видела ярость на лице Терри Брента, слышала слова Доры Ранкорн.

«Он говорит, что погиб в море. Несчастный случай. Он был на яхте. Его задело парусом, и он упал за борт».

Точно так и было.

Харви. Не слишком точно. Но Харви, Хауи – звучит похоже. Слишком похоже.

«Он хочет знать, не было ли у вас игрушки, которую вы называли Киф. Он показывает мне обезьянку».

Фиф! Господи!

«Он говорит, что вы в большой опасности из-за того, что сейчас делаете… или собираетесь делать… что-то связанное с вашей работой… Он просит, чтобы вы бросили это, не вмешивались. Он пытается назвать мне имя. Оно звучит как Айр. Что-то связанное с воздухом».

Воздух. Новости передаются по воздуху. Нет, слишком далеко. Похоже на то, что она читала о медиумах: сначала то, что они говорят, производит на тебя впечатление, но потом понимаешь: их слова можно интерпретировать как угодно. Вот и эта Дора Ранкорн не сказала ничего особенного. И все же… Киф. Харви. Яхта.

Кэт вздрогнула, вспомнив о взгляде медиума. Как будто женщина знала, на кого смотреть, будто ее направляли.

Ногти. Может быть, это просто частицы обивки или высохшая плацента – вот почему они показались сломанными. Возможно.

Если она ошиблась, ее уволят. Возбудят дело. Конец карьере. Можно представить, что в этом случае скажет ее сестра Дара: «Двадцать четыре года – а такая идиотка, ни с чем не может справиться. Карьеры не сделала, дружка не завела, даже на работе не удержалась».

Кэт вспомнила: в четыре часа состоится презентация юной пианистки в одной из брайтонских школ, о которой ей поручено написать репортаж. И подумала, успеет ли она туда попасть. Ей нравилось писать о том, что каким-то образом связано с детьми, нравилось их подбадривать.

Толпа медленно, как зубная паста, которую пытаются запихнуть обратно в тюбик, протискивалась через узкие двери в зал к местам для публики и на галерею – для прессы. На ступеньках стояли полицейские, направляя толпу к главному входу. Судейский люд вбегал в здание, наклонив голову под дождем. Среди них облаченный в парик и мантию барристер, [6] несколько мужчин и две шикарно одетые женщины – вероятно, солиситоры. [7] Горстка неряшливо одетых людей, крича и высоко держа знамя с нацарапанной на нем надписью «Хартли невиновен!», толклась на тротуаре.