– И домовые еще! – добавил другой, солдат из
местной стражи. – Коням гривы заплетают по стойлам, сталбыть!
– И нетопыри! Нетопыри тожить тута есть!
– И эти, как их, ну, порчуны! Из-за их человек аж
коростой покрывается!
Несколько минут ушло на активное перечисление чудовищ,
досаждавших местным хозяевам своими гнусными поступками или самим только своим
существованием. Геральт и Лютик узнали об отвертах и мамунах, из-за которых
порядочный человек в дом не может попасть в пьяном виде, о летюге, которая,
вишь ты, летает, сталбыть, и сосет у коров молоко, о бегающей в лесу голове на
паучьих ногах, о коболдах, носящих красные шапочки, и о грозной щучине, коя
вырывает, слышь, белье из рук стирающих в реке баб и того и гляди возьмется за
самих энтих баб. Не обошлось, как обычно, без жалоб на то, что-де старуха
Нарадкова по ночам летает на помеле, а днем ворует фрукты, мельник подмешивает
в муку желудевый просев, а некий Дуда, говоря о королевском управляющем,
обзывает того вором и сволочью.
Геральт выслушал спокойно, кивая в притворном внимании,
задал несколько вопросов, в основном относительно дорог и топографии, затем
встал и кивнул Лютику.
– Ну, бывайте здоровы, добрые люди, – сказал
он. – Я скоро вернусь, тогда посмотрим, что удастся для вас сделать.
Они молча ехали вдоль халуп и заборов под лай собак и ор
детей.
– Геральт, – проговорил Лютик, поднявшись на
стременах и сорвав маленькое яблочко с выглянувшей за ограду ветки. – Ты
постоянно сетуешь на то, что тебе все труднее найти занятие. А из сказанного
нам следует, что работы у тебя здесь навалом, будешь вкалывать до зимы, причем
без передыху. Ты бы заработал немного деньжат, я набрал бы чудные темы для
баллад. Так почему, объясни мне, мы едем дальше?
– Я не заработал бы и шелонга, Лютик.
– Это почему же?
– А потому же, что в их словах не было и сотой доли
правды.
– Не понял?
– Нет таких существ, о которых они говорили. Нет и не
было.
– Да ты шутишь! – Лютик выплюнул зернышко и
запустил огрызком яблока в лохматого пса, особо яростно кидавшегося на бабки
лошади. – Невероятно. Я внимательно наблюдал за этими людьми, а я в людях
знаю толк. Они не лгали.
– Верно, – согласился ведьмак. – Не лгали.
Они глубоко верили во все сказанное. Что, однако, не изменяет факта.
Поэт какое-то время молчал.
– Ни одного, говоришь, из этих чудищ… Ни одного? Да
быть того не может! Что-то из их придумок должно существовать. Хотя бы одно!
Согласись.
– Соглашаюсь. Одно тут есть наверняка.
– Ну вот! Что?
– Нетопыри. Летучие мыши, стало быть.
Они выехали за околицу, на дорогу, шедшую по полям, желтым
от рапса и волнующегося на ветру овса. Навстречу тащились груженые возы. Бард
перекинул ногу через луку седла, поставил лютню на колено и натренькивал на
струнах тоскливые мелодии, время от времени помахивая рукой хихикающим
девчонкам в подобранных юбках, топающим по обочине с граблями на крепких
плечах.
– Геральт, – сказал он вдруг, – но ведь
чудовища существуют. Ну, может, их теперь не так много, как бывало, может, они
не таятся за каждым деревом в лесу, но они – есть. Существуют. Так зачем же
люди дополнительно придумывают таких, каких нет? Мало того, верят в свои
придумки? А? Геральт из Ривии, прославленный ведьмак? А? Ты не задумывался над
причиной?
– Задумывался, прославленный поэт. И знаю причину.
– Интересно бы услышать.
– Люди, – Геральт повернул голову, – любят
выдумывать страшилищ и страхи. Тогда сами себе они кажутся не столь уродливыми
и ужасными. Напиваясь до белой горячки, обманывая, воруя, исхлестывая жен
вожжами, моря голодом старую бабку, четвертуя топорами пойманную в курятнике
лису или осыпая стрелами последнего оставшегося на свете единорога, они любят
думать, что ужаснее и безобразнее их все-таки привидение, которое ходит на заре
по хатам. Тогда у них легчает на душе. И им проще жить.
– Запомнил, – сказал Лютик после минутного
молчания. – Подберу рифмы и сложу балладу.
– Сложи, сложи. Только не надейся на бурные
аплодисменты.
Вскоре последние хаты селения скрылись у них из виду. И хоть
ехали они медленно, вскоре осталась позади и полоса лесистых холмов.
– Хм. – Лютик остановил коня, осмотрелся. –
Взгляни, Геральт. Разве не красиво? Идиллия, разрази меня гром. Глаз радуется!
Местность за холмами понемногу опускалась к ровным, плоским
полям, изукрашенным мозаикой разноцветных посевов. Посреди, округлые и
правильные, как листки клевера, стеклянились зеркала трех озер, окаймленных
темными полосами ольховника. Горизонт обозначала затянутая дымкой синяя линия
гор, вздымающихся над черной бесформенной полосой бора.
– Едем, Лютик.
Дорога вела прямо к озерам вдоль дамбы и укрытых в
ольховнике прудов, полных крякв, чирков, цапель и чомг. Богатство пернатой
живности вызывало удивление, если учесть, что всюду просматривались следы
деятельности человека – дамбы были ухожены, обложены фашиной, спуски для воды
укреплены камнями и балками, шлюзовые щиты не прогнили, весело брызгали водой.
В приозерном тростнике были видны лодки и помосты, а из глубины торчали шесты
расставленных сетей и верш.
Лютик вдруг обернулся.
– За нами кто-то едет. На телеге!
– Это ж надо! – не оглядываясь, усмехнулся
ведьмак. – На телеге! А я-то думал, местные ездят на нетопырях.
– Знаешь, что я тебе скажу? – проворчал
трубадур. – Чем ближе к краю света, тем тоньше становятся твои шуточки.
Страшно подумать, до чего это может дойти!
Они ехали не спеша, а поскольку запряженная двумя пегими
лошадьми телега была пустой, она догнала их быстро.
– Тпррр! – державший вожжи мужчина остановил коней
сразу за ними. Кожушок он носил на голое тело, а волосы отпустил до самых
бровей. – Славлю богов, милостивцы!
– И мы, – ответил Лютик, знакомый со здешними
обычаями, – славим.
– Если хотим, – буркнул ведьмак.
– Меня зовут Крапивка, – сообщил возница. – Я
слышал, как вы с солтысом из Верхнего Посада балакали. Знаю, что вы ведьмак.
Геральт опустил поводья, позволив кобыле пофыркать на
придорожную крапиву.