Сестра Звезды - читать онлайн книгу. Автор: Елена Жаринова cтр.№ 68

— Я не знаю, как так вышло. Долгое время лицо той женщины я видел день и ночь. Я был уверен, что если все будет, как тогда, я без труда вспомню и нарисую ее снова. Я действительно был уверен, Рейдан, я не обманывал. Но вместо того чтобы рисовать, я соскребал и соскребал с холста краску: оказалось, я намертво забыл, как выглядела та, которая когда-то мне приснилась. Да, голубые глаза, голубой плащ, будь проклято все это голубое! Но ее лица я не помню, а твое, Шайса, — это как наваждение. Оно против воли само возникало под моей кистью. Не думаю, чтобы эта картина привлекла внимание сестер-искательниц. Они ведь не кинулись за тобой в погоню, когда ты сбежала из храма. Поступай как знаешь, Рейдан, я не смог выполнить наш уговор.

— Что ж, рисование — дело тонкое, — задумчиво сказал охотник. — Это я понимаю. Уверен, что ты и в самом деле хотел помочь. И что ты хочешь вернуться домой. Возьми деньги — здесь пятьдесят лаков на дорогу и еще пять на еду и одежду. Поедешь с каким-нибудь обозом, прямо у них все и купишь. В этой тунике ты скоро замерзнешь: ехать-то к северу.

— Спасибо, Рейдан, — Готто взял протянутый ему мешочек, повертел его, не зная, куда девать. Но думал он, похоже, совсем о другом. — А вы куда дальше?

— Я еду в Мидон, — сказал Рейдан.

От удивления я открыла рот и захлопала ресницами.

— Ты хотел сказать, мы едем в Мидон, Рейдан? Охотник пожал плечами.

— Если ты не передумала, мы едем вместе. Но если твои планы изменились, поступай как хочешь. Считай, что наш с тобой договор тоже утратил силу и ни к чему тебя не обязывает. Вдруг твое счастье в Лехе? Чи-Гоан даст тебе денег на дорогу.

Я не знала, что сказать. Готто стоял, глядя на возвышающиеся вдали ворота Сольта, напряженно ожидая моего ответа. Рейдан знал, что юный художник неравнодушен ко мне, знал и готов был благородно отпустить меня, забыв о сапфирах, которые он надеялся получить, и… И, возможно, о своих чувствах тоже.

— Поедем-ка, Чи-Гоан, поищем еды на дорогу. Кстати, а у тебя какие мысли?

— Я? Я, пожалуй, тоже в Мидон. С тобой. Или с тобой и с Шайсой.

— Ну и ладно. А вы пока поговорите тут, молодежь. Рейдан с лю-штанцем уехали, оставив нас с Готто вдвоем. Я по-прежнему сидела верхом, а художник стоял рядом, опираясь на свернутый холст, как на костыль. Потом он уронил бесполезную картину и, не говоря ни слова, зашагал прочь с дороги, к бугорку в поле, покрытому редкой, выжженной солнцем травой и сухими желтыми осенними цветами, головки которых, соприкасаясь, шуршали на ветру. Этот шорох слышался повсюду; казалось, что сама земля дышит то глубже, то чаще, устав плодоносить за лето и готовясь к зимнему отдыху. Виса охотилась неподалеку на какую-то полевую живность. Моя лошадь осторожно ступала по неровной почве вслед за Готто. Наконец, спешившись, я уселась на кочку, еще сохранившую остатки тепла.

— Что ты хотел сказать мне, Готто?

Я знала, о чем пойдет речь, и мне было не по себе. Напрасно считается, что слушать признания в любви женщине всегда приятно. Это справедливо, наверное, только для жестокосердных кокеток, а мне было тяжело при мысли о том, что придется разрушать надежды Готто. Пока не сказаны слова о любви, все так просто: он мог мечтать обо мне, а я радоваться тому, что ему нравлюсь. Но все это возможно до тех пор, пока от тебя не требуют ответа… Готто же не просто объяснялся в любви, он действительно звал меня с собою:

— Я сделаю тебя очень счастливой, Шайса. Мои родители — надеюсь, с ними все благополучно, — будут рады тебе. Теперь уж я не побрезгую заняться отцовским ремеслом. У нас чудный город. Там живут свободные и богатые люди тебе не надо будет больше ничего бояться.

Нет, — остановил он жестом мои возражения, — я помню все, что ты мне говорила. Но подумай еще раз: разве тебя не пробирает холодная дрожь, когда ты вспоминаешь о своем храме? Ты сама такая живая и теплая, зачем тебе все это мрачное великолепие? А я… Я сделаю все, чтобы ты не пожалела ни об одном дне своей жизни. Поедем со мной.

Я хмурила брови и крутила в пальцах сухую соломку, а Готто, усевшись передо мной на землю, пытался заглянуть мне в глаза. Ветер тормошил его мягкие волосы и покрывал обнаженные загорелые руки мурашками. Мне хотелось протянуть ладонь и коснуться его лица. Он был так хорош собой, отчаянно-смелый, влюбленный мальчик… Но на мгновение я представила, что это не он уговаривает меня свернуть с предначертанного пути. Это другой зовет меня с собой — вернуться в дикие края Лесовии, стать хозяйкой какой-нибудь бедной избушки, ждать мужа с охоты к ужину… Даже тогда, со всем безрассудством юности, слушающей только сердце, я понимала, что и эта судьба не для меня. Но против такого искушения я могла не устоять. А Готто я ответила:

— Готто, я очень привязалась к тебе, и мне жаль будет расставаться с тобой. Но я не могу менять свое решение. И не хочу. У меня нет для этого достаточного повода. Я еду с Рейданом в Мидон.

— То есть ты меня не любишь, — спокойно сказал Готто.

— Нет, — еле слышно ответила я.

— Но мое общество тебе не неприятно? Ты ведь не спешишь избавиться от меня?

— Нет, — пожала я плечами.

— Ну и хорошо. Пошли — наши уже вернулись и ждут.

Готто легко поднялся, отряхнул муравьев, забравшихся на его тунику, и зашагал к дороге. Я окликнула Вису и, ведя лошадь в поводу, пошла за ним. Подождав меня, он вдруг обернулся и сказал:

— Послушай, неужели все-таки старик Рейдан?

Я вспыхнула, но ничего не сказала. Готто засмеялся нехорошим, злым смехом. На дороге он сходу заявил охотнику:

— На те деньги, что ты мне дал, Рейдан, я куплю лошадь. Шайса едет в Мидон, и я еду с вами. Надеюсь, никто не будет возражать?

— Дело твое, — ответил Рейдан. Я вглядывалась в его лицо, надеясь заметить хоть какие-нибудь признаки радости от того, что я пока остаюсь с ним. Но лицо охотника оставалось невозмутимым.

— Говорят, Мидон — интересный город — продолжал охотник. — Оттуда ты всегда сможешь вернуться к Сольту. Возможно, Чи-Гоан расщедрится и одолжит тебе денег на дорогу. Покупай себе лошадь, Готто, и пора отправляться в путь. А то стражники вольта уже косо смотрят на нас: мы тремся возле ворот уже битый час.

И вот, по-прежнему вчетвером, мы продолжили путь вдоль побережья. После того, как решение было принято, настроение у всех улучшилось: все-таки мы уже столько пережили вместе, что любая разлука неизменно принесла бы печаль. Особенно оживленным выглядел Чи-Гоан: он то пускал лошадь вскачь, обгоняя нас, то заставлял ее танцевать по дороге, то насвистывал веселый лю-штанский мотивчик. Я понимала, что его радость была вызвана не столько тем, что Готто и я остались в числе его спутников, сколько приближением к Мидону, где, как выяснилось, сейчас жила некая девушка по имени Роут, сестра темнокожей Мэсс. В конце концов, Чи-Гоан не выдержал и поведал нам историю, которая произошла с ним три года назад.

— Я родился старшим сыном в семье, с которой мало кто может сравняться по знатности в Лю-Штане. Моя мать приходится двоюродной сестрой самому Хозяину побережья. Я всегда завидовал своим младшим братьям — а всего нас в семье четверо, не считая сестры, но она со всем младенец, — завидовал, что на них не возлагали таких ожиданий, как на меня. Они не проводили столько времени с учителями, которые, казалось, поставили целью уморить меня своими премудростями, не ломали ноги, учась придворным танцам, с которыми следует представать перед милостивым и всемогущим в разные дни недели. Мой брат Чи-Форрэн, следующий после меня по старшинству, женился в семнадцать лет на дочери ловца жемчуга, и мои родители милостиво приняли ее в семью, а когда красавица Со-Крэй подарила им внуков-двойняшек, они стали ее боготворить. Отец даже позволяет своему свату, старому Ной-Пэйону, бывать у нас раз в неделю, а мать приняла от него в подарок ожерелье из глубоководных голубых и розовых жемчужин. И никто ни разу не упрекнул Чи-Форрэна в том, что он позорит семью, потому что женился на девушке низкого происхождения! «Лишь бы ты был счастлив, сынок!» — вот все, что они ему сказали. Но когда отец узнал, что я встречаюсь с Роут…