Сестра Звезды - читать онлайн книгу. Автор: Елена Жаринова cтр.№ 66

— Дедушка Макелит, я слышала, что все великие мастера Фолесо родились не в городе, а за стеной. Как же они узнали о своих дарованиях?

— А как ребенку объяснишь, что нельзя рисовать палочкой на дороге? — с внезапной горечью воскликнул Макелит. — Или что нельзя фигурки из глины лепить? Бывало, матери за такими сорванцами не усмотрят, а господа тут как тут. Хвать малыша и в седло; она, бедная, вопит от горя, в пыли валяется, а господин бросит ей пару лаков и пустит коня вскачь. А потом они этих деток учат в своих школах вместе с чужеземными детишками — сюда, в Фолесо, многих присылают учиться. Только для нас эти дети все равно что умершие: им запрещают видеться с родителями, навещать родную деревню. Вот и Лонвинины родители: вроде бы и рады за дочку, что она такая знаменитость, а тоже слезы льют украдкой: сызмальства ее не видали, а других детей так и не завели…

Я слушала взволнованный рассказ старика вполуха, сжимая внезапно похолодевшие ладони. Несчастная мать, распростершаяся в пыли под копытами коня, на котором навсегда увозили ее ребенка… Мама, замершая в углу у печи… «Вернись ко мне, Шайса!» Красота, спрятанная за семью замками; высокомерное искусство, служащее только своим создателям… Неволя, приукрашенная словами о высоком предназначении… Нет, это было еще не понимание, лишь предчувствие его. Добрый старик Макелит очередной раз заставил меня задуматься: а правильны ли те представления о жизни, в которых воспитывали меня с раннего детства. И к которым, если Готто не подведет его гений, я должна была скоро вернуться…

А Кармила между тем закончила танцевать. Снова став застенчивой и пугливой, она отбросила назад взмокшие волосы, ловко соскочила с помоста и умчалась прочь, перепрыгнув через большой горшок с надколотым краем, в который зрители кидали монетки. Я шепнула Рейдану, что хочу поблагодарить танцовщицу, и проскользнула вслед за Кармилой. На самом деле мне хотелось отойти куда-нибудь подальше от света факелов и хоть немного постоять в темноте, чтобы успокоились мятущиеся в голове мысли.

Крестьяне не спешили покидать площадь. Я слышала, как освещенное пространство взрывалось дружным хохотом: наверное, теперь настало время веселых историй. Похоже, никто в деревне не остался дома: все окна были темными, и пробираться по незнакомой тропинке было трудно. Несколько раз я споткнулась, больно ушибив ногу.

Звуки тихого разговора заставили меня остановиться. Говорили мужчина и женщина, и мужской голос принадлежал Чи-Гоану. Их темные силуэты я с трудом различала за колодезным журавлем. К своему стыду, я не повернула назад и ничем не выдала своего присутствия. Наверное, если бы я услышала звуки поцелуев и объятий, у меня хватило бы рассудительности оставить влюбленных наедине. Но шанс услышать признания в любви Чи-Гоана, всегда казавшегося мне забавным дурачком, был слишком заманчивым.

— И после этого ты говоришь мне про любовь!

— Но, Мэсс…

— Если бы ты знал, сколько горя ты мне причинил. Явился, вскружил голову, наговорил обещаний и был таков!

— Но, Мэсс, мой отец… Я вряд ли еще когда-нибудь увижу его, и я не должен говорить о нем дурно, но ты сама знаешь, он — человек жестокий и гордый. Когда он прознал, что я встречаюсь с дочкой кузнеца, ем в его доме, он отправил за мной стражников, три дня держал взаперти на хлебе и воде, а потом первым караваном вернул в Лю-Штан. И там он добился, чтобы Хозяин побережья отправил меня торговым послом в Цесиль — подальше на восток. Поверь мне, я был в отчаянии!

— Ты был в отчаянии, потому что боялся, что твой папаша оставит деньги младшему сыну, а не тебе, — прошипела девушка. — Все, хватит, Чи-Гоан. Мне не пристало вести ночные разговоры с иноземным вельможей.

Девушка вышла на дорогу. Я притаилась у забора, где рос густо пахнущий, но очень колючий кустарник. Мои глаза привыкли к темноте, и я смогла разглядеть, что собеседница лю-штанца явно нездешняя: об этом говорили и ее имя — Мэсс, и темная кожа, на которой простое сероватое холщовое платье казалось белым до синевы.

— Постой, Мэсс! — Чи-Гоан выбежал за ней. — Ты должна мне сказать… Где теперь твоя сестра?

— Роут в Мидоне! — нехотя выдохнула Мэсс. Потом я услышала, как скрипнула калитка и захлопнулась входная дверь в ближайшем доме. Чи-Гоан, оставшись на дороге один, вдруг поддел сапогом горку пыли и, засвистев веселую мелодию, пошел обратно к площади.

Проспав несколько часов на полатях в доме Макелита, с первыми лучами рассвета мы вернулись в Фолесо.

— Что ж, по крайней мере, завтрак мы можем пропустить, — сказал Рейдан, когда мы миновали ворота. — Лично я наелся впрок на полдня. Но на обед опять придется есть их жидкую похлебку. Если Готто не поторопится, мы или умрем с голода, или переселимся к старине Макелиту. Вот уж мастерица его Эленила печь пирожки! А, Чи-Гоан? Ты ведь не против пожить в Шоро?

Я поняла, что Рейдан тоже знает о ночных похождениях люштанца.

— Да о чем ты говоришь? Я просто… — смущенно начал Чи-Гоан и замолчал, а мы, не сговариваясь, натянули поводья коней. Вдруг привычную тишину Фолесо и тихую музыку, льющуюся из домов, грубо нарушили крики, топот, хлопанье дверей.

— Сдается мне, шумят на нашей улице, — нахмурив брови, сказал Рейдан.

— Готто! — в ужасе выдохнула я.

— Художника застали за рисованием, — покачал головой Чи-Гоан. — Не стоит нам туда ехать. Давайте-ка обратно, к воротам…

— Надо ему помочь! — воскликнула я и ударила пятками коня в бок. Но прежде чем лошадь пустилась вскачь, Рейдан перехватил ее под уздцы.

— Постой, Шайса. Вот, кажется, и он сам.

По улице отчаянно бежал человек — так бегут только, когда спасают свою жизнь. Одной рукой он подхватил край длинной туники, мешавшей при беге, так что смешно мелькали голые колени, а другой придерживал под мышкой какой-то длинный сверток. За ним с криками: «Негодяй! Осквернитель храма! Враг искусства!» — неслась разъяренная толпа, впереди которой бежали пятеро мужчин, рослых и широкоплечих, все в тех же туниках, но вооруженных щитами и мечами. Увидев нас, Готто припустил еще быстрее, но и стражники, боясь, что преступнику помогут его сообщники, прибавили скорость.

— Вот теперь пора, Шайса, — Рейдан легонько хлопнул по крупу моего коня.

Я выехала навстречу погоне. Готто, дыша со свистом, промчался мимо меня. Стражники, за спинами которых дышала толпа, остановились, держа мечи наготове. Один из них вытянул меч вперед и заявил:

— Осквернители искусства! Вы не сможете покинуть благословенный город. Вы укрываете человека, которого несколько лет назад обвинили в порче картины.

— Готто не виноват, — возразила я.

— Вы использовали гостиницу почтенного Иоламита для незаконного занятия рисованием, — не слушая меня, продолжал выдвигать свои обвинения стражник. — По нашим законам эти преступления караются смертью. Но если вы добровольно отдадите нам этого негодяя и сами припадете к великодушию Великого Мастера, вас, возможно, накажут не столь сурово.