Утро без рассвета. Камчатка. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 80

Сколько километров они прошли? Да кто ж их считал? Бока собачьи вспотели, парят, морды тоже. Им бы обсохнуть сейчас у костра. Ведь простыть могут. Но где взять дров? Нет их здесь. И не было никогда. Гореть здесь может лишь жизнь.

Шаг, еще, другой. Сколько их нужно сделать, чтобы вый ти из этого замороженного ада? Яровой попытался сосчитать. Так проще переносить путь. Но сбивался. Считал снова…

Каюр опять упал. Достал из-за пазухи деревянную фигурку идола. О чем-то пошептался с бездушным божком. Спрятал его. Снова пошел.

Яровой уже перестал ждать конца распадка, когда впереди вдруг посветлело. И скалы, сжимавшие голову, плечи, вдруг раздвинулись и выпустили путников в широкую тундру.

Уставшие собаки повеселели. Заулыбались раскрытыми пастями. Ведь вот и пот за ушами бежит, а уже вспомнили про весну, уже жизни рады! Как мало им нужно…

— Молодец, паря! Однако сильный мужик. Полпути нам осталось. Теперь легче. Быстро добежим! — засмеялся старик.

— Смотри, паря, сейчас второй распадок будет. Он короткий, как олений хвост. Говорят, что его в честь влюбленных всевышний поставил. Видишь, скалы. Обе гордые, высокие. Когда зимою северное сияние загорается, кто окажется у этих скал, — счастливым будет. Знаешь, столько у него будет детей? — сколько снежинок в горсти!

— Не многовато ли? — рассмеялся Яровой.

— Однако нет. Мы со своей старухой, когда молодыми были, приезжали сюда. И много детей родили. Хорошие получились все, — вздернул каюр голову. И добавил: — Их тундра любит. И люди. А они не ошибаются.

Яровой глянул вперед. За сугробами уже виднелись дома Певека. Собаки, почуяв жилье и близкий отдых, мчались во всю мочь. Летели из-под полозьев нарт брызги снега. Яровой смотрел на голубеющий след, оставленный нартой.

— Два полоза— два следа… Они — как два человека, две судьбы. Идут рядом. Рядом. Но не вместе…

Вот так и в жизни. Как горько оставаться одному среди людей — своих коллег, под одной крышей, в одной работе, заботах. И все же одному. Что бывает страшнее одиночества? Даже смерть — не выход. Если в памяти людей ты не оставил добрый след…

А тундра хохотала вслед нарте холодно, одиноко. Она— как человек без сердца и разума — жила лишь леденящею силой своей…

Вечером следующего дня Яровой уже стоял на борту судна, готовящегося к рей су на Камчатку. Рыболовецкий сейнер из камчатского колхоза направлялся на переоснастку орудий лова, чтобы через пару недель вый ти на сельдяную путину. Но должен был он поначалу зай ти в порт Петропавловска. Показать судно регистру [22] управления колхозного флота после ремонта, проведенного в Магаданском порту.

Погода стояла тихая. Но рыбаки, зная о предстоящем трехдневном переходе, почему-то настороженно вглядывались в темную, словно уснувшую гладь воды.

Сейнер стоял неподвижно у причала. Морские волны бесшумно терлись спинами о бока судна. Через час оно покинет порт. А пока мотористы прогревают двигатели, проверяя их на всех режимах. Пищит, свистит, ругается рация в рубке радиста. Все возбуждены — четыре месяца не видели дома. И только корабельный кок в колпаке, похожем на молочную кастрюлю, так же равнодушно чистит рыбу. Ему все равно. Кормить людей он будет и в море, и в порту.

А вон и капитан… Здесь все зовут его кэпом. Яровой с уважением смотрит на этого человека. Да и понятно — вся жизнь его прошла на море. Вот и лицо волнами отшлифовано. Подбородок выдвинут вперед. Ох, и настырен мужик! Ох, и упрям! Скулы очерчены резко. Высокий лоб говорит об уме. Взгляд у кэпа пронизывающий, изучающий. Ходит он чуть вразвалку. Но уверенно. В рубке держится хозяином.

Старпом доложил о готовности к выходу в море. И капитан, став к штурвалу, дал прощальный гудок берегу — неписанное правило благодарности за приют.

Судно, медленно развернувшись, тихо, словно ощупью обходя другие суда, направилось в море. Оно еще спало. Но о коварном его характере знали все, кто хоть однажды в жизни видел это море не в настроении.

Но сейчас кругом царила такая тишина, что даже чайки уснули на воде. Белыми льдинками дремали на широкой морской груди.

Яровой с жадностью вдыхал незнакомый и такой необычный запах этого моря. Сколько в нем было покоя, силы! Сколько красоты— суровой, захватывающей! На него можно было смотреть неотрывно, долгими часами.

А судно, развернувшись, шло по фарватеру. Капитан внимательно следил за компасом. Вот уже и скрылся из вида Магадан. Прощай, суровая Колымская земля. Большая ты, белая, холодная. Тебя, как пургу, не обнять. Как мало тебе отпущено тепла! «Ты, словно медведь с сердцем куропатки», — грустно усмехнулся Аркадий.

Рыбаки занялись своим привычным делом. Нещадно драили палубу щетками, скребками. Смывали следы ремонта. Другие возились на корме, проверяли лебедку. А те трюм промывают. Скоро снова на лов…

Лишь Яровой спокойно стоял на палубе. Холодно. Очень холодно. Но уходить в отведенную ему каюту совсем не хотелось. Море имеет особую силу притяжения. Свою власть над человеком.

Сколько времени прошло. Яровой не знал. Лишь когда стало совсем темно, покинул палубу. Поужинав вместе с рыбаками, он ушел в свою каюту. И, согревшись, уснул.

А море стало просыпаться. Для начала легонько распрямило плечи, и пошли по темным мелким волнам белые буруны. В их завитках, резвой игривости проглянуло не озорство, не безобидная шутка, а злость. Холодная злость сильного, расчетливого зверя. Которому важна не только победа, в ней он не сомневается, а и жестокая игра: как долго продержится на сей раз… именно эта добыча?

Вздохнув сильнее, море подняло с волн своих уснувших чаек, стряхнув их, как пылинки, с могучих плеч. Те поднялись в ночное небо, закричали зло. Тревожно заметались над судном. Но и его не оставило в покое море. Подогнало под днище бокастую волну и качнуло судно ощутимо.

Шел пятый час утра. Все, кроме дизелиста, радиста и капитана, спали. Что виделось им в усталом сне? Беспокойные моря или улыбки ребятишек? Холодные, хлесткие штормы или руки любимых? Пожатье дружеских рук или согретые потом ладоней топоры и кайлы, когда, считая секунды, спасали себя и судно от гибели при обледенениях? Что снится им? Цветные сны… О, как они недолги, тяжелые сны рыбаков. Их судьба, их жизнь и смерть зависят от моря. А оно изменчиво. То как в ладонях качает судно бережно, то оскалится черной, провальной пастью и… прощай берег. Нет отца! Нет мужа! Нет друга! И натянет рыбачка черный, как шторм, платок, тугим узлом на горле свяжет. Одно горе другим давит. Боль болью стянет. И клянет море. Соленые слезы в соленые волны роняет. Горе — в горе…

Сколько вдов, сколько сирот и поныне ждут рыбаков! Просят море вернуть их родных. Но у моря нет сердца, нет сочувствия…

Яровой упал с койки неожиданно. Ничего не поняв, встал и головой о стенку каюты ударился больно. Потолок заходил перед глазами. Он ухватился за стол. Что это с ним? Нет, не головная боль. В каюте явно ощутил изменившуюся погоду. Вон в иллюминатор брызги летят. И пена. Белая. Судно вздрагивает. Ревут двигатели. Яровой решил вый ти в рубку. Глянуть, какой такой шторм бывает? И только за ручку двери взялся, вдруг словно кто по ногам ударил. Еле удержался. Кое-как добрался до рубки. Там посеревший капитан в штурвал врос. В шторм все мореходы становятся неразговорчивыми. Будто силы для схваток с морем берегут. Вот и этот таков. Слова не вытянешь. Знай, папироску зубами тискает. Та сосулькой изо рта торчит. На ней кэп всю злость на море выместит.