— Да. А ты не забыла лыжные ботинки? Вчера я видел их в
саду и, помню, слегка удивился. Не остались ли они там? — Хороший мальчик
Крис, хозяйственный…
— Не остались. Сэм… Да. Я их положила. — Я
посмотрела на него снизу вверх, и он бодро улыбнулся в ответ. — Все на
месте.
Мы ломали комедию. Добрый дядя Крис провожает тетю Джиллиан
до аэропорта, а тетя Джиллиан не устраивает истерик. Вот мы и старались.
«Улыбайтесь, сейчас вылетит птичка!» Кого мы хотели обмануть — людей вокруг,
друг друга или самих себя? Мы старались не думать о неприятном, не вспоминать о
книгах, в которых описывались расставания навсегда, и убивали время, оставшееся
до посадки. Но в голову лезли мысли одна другой хуже… О боже, как это было
омерзительно!
Тихий голос и пустые слова Криса, сопровождавшиеся легкой
улыбкой, бросали меня в дрожь. Они означали только одно: «Не заставляй меня
чувствовать себя виноватым». А мое измученное лицо криком кричало в ответ: «Я
тебя ненавижу».
— Я положила твой дождевик на заднее сиденье.
— Хорошо.
— Где Сэм? — всполошилась я.
— Успокойся. Вон она, играет с каким-то мальчиком. Не
надо нервничать, Джилл. Все будет хорошо.
— Конечно. — Я кивнула и уставилась на носки
туфель, чтобы не сказать гадость. — Вечером я позвоню и сообщу, как мы
долетели.
— Можно подождать до воскресенья: по выходным дешевле.
Мы ведь не сможем звонить друг другу каждый день, — сказал он, отводя глаза.
— Я и не собиралась звонить каждый день. Просто хотела
сообщить, как мы добрались. — В моем голосе прозвучало раздражение.
— Ну, если самолет разобьется, я об этом услышу. Давай
договоримся звонить друг другу через день. — Я снова кивнула. Лучше
помалкивать.
— Хочешь жевательной резинки?
Покачав головой, я отвернулась и принялась смотреть на
стоявшую рядом даму. Наверное, она подумала обо мне невесть что, но видеть
Криса я больше не могла. Это было выше моих сил.
— Объявляется посадка на рейс сорок четыре до
Нью-Йорка. Пассажиров просят пройти к воротам номер двенадцать. Объявляется
посадка…
— Это ваш.
Я кивнула, проглотила комок в горле и принялась разыскивать
взглядом Сэм.
— Знаю. Можно подождать. Слишком много народу… Не имеет
смысла…
— Не имеет смысла ждать, Джилл. Пора есть пора. —
Спасибо, мистер Мэтьюз, вы сукин сын… Не смей реветь!
— Я… Ох… О господи, Крис!..
Я вцепилась в его куртку, в последний раз погладила по щеке
и отвернулась, вытирая глаза. Хотелось завыть, встать на колени, ухватиться за
огромную хромированную колонну, лишь бы остановить этот ужас. Я стремилась
остаться, о господи, как стремилась… Неужели Крис так и не обнимет меня на
прощание? Нет, не обнимет. Он знает: стоит ему только сделать это, и я никуда
не полечу.
— Сэм, возьми своего мишку и дай маме руку.
Я чувствовала, что Крис злится на меня за эту сцену, но не
обращала внимания. Никогда в жизни мне не было так грустно и одиноко. Я
расставалась со всем, что любила, к чему стремилась, и знала, что это навсегда.
И все же, несмотря ни на что, меня неудержимо тянуло к Крису. Я одновременно и
любила, и ненавидела его.
— Крис…
— До свидания, Джилл. Счастливого пути. Поговорим в
воскресенье.
Я отвернулась, сжав ладошку Сэм, и устремилась в ворота.
Между нами и Крисом было уже полдюжины людей, но я упорно смотрела вперед.
Незачем оборачиваться.
— Джилл!.. Джилл!
Я остановилась как вкопанная. Нас с Сэм нещадно толкали, но
я обязана была посмотреть на него. Просто обязана.
— Джилл!.. Я люблю тебя!
Он сказал это! Все-таки сказал! Вот за это я и любила его…
Мое сердце упало и вдребезги разбилось о кафельный пол.
— До свидания, дядя Криц! До свидания! Мама, а в
самолете будет кино?
— Будет, будет… — Я не отрываясь смотрела на Криса, а
он на меня, и взгляды договаривали то, о чем мы не успели сказать утром. Так
было легче.
— Мамочка…
— Позже, Сэм. Пожалуйста. — Пожалуйста,
пожалуйста, позже, что угодно, но только позже… Нас провели в самолет, и вскоре
Сан-Франциско остался внизу. А потом он исчез. Как и Крис.
Глава 12
Во время полета Сэм вела себя как ангел. Самолет был полон,
кормили отвратительно, а я впала в прострацию. Шок. Сидя в кресле, я время от
времени кивала стюардессе или качала головой и пыталась улыбаться Сэм, делая
вид, что прислушиваюсь к ее болтовне… Но меня здесь не было. Душа моя осталась
в аэропорту Сан-Франциско, а где-то в груди трепыхалось то, что раньше
называлось сердцем. Теперь оно больше напоминало гнилой арбуз. Что будет, если
я попробую встать? Может быть, оно развалится на куски?
Почти восемь месяцев мы пробыли в Сан-Франциско, а теперь
возвращались в Нью-Йорк. Почему? Глупо. Я знала почему, однако отказывалась
этому верить. Потому что я забеременела, и Крис не захотел меня видеть. Но в
чем причина? Доискиваться не хотелось. Невозможно. Для этого требовались силы,
которых у меня не было. Что он будет делать после моего отъезда? Встретит
кого-нибудь? Влюбится? Заведет себе другую?.. А, пошел он в задницу!
Он сказал, что приедет в Нью-Йорк, но можно ли этому верить?
Едва ли. В глубине души я знала, что этого не будет. Он бросил меня. Теперь я
одна. Беременная. И снова в Нью-Йорке.
Полет продолжался пять часов. Из них три я копалась в себе,
час спала, а к исходу пятого разозлилась. К черту его. К черту все, что с ним
связано!
Я возвращаюсь в Нью-Йорк, и с этим надо смириться. Придется
взять этот город за шкирку и потрясти, пока он не даст мне то, чего я хочу. На
Крисе Мэтьюзе свет клином не сошелся. Когда внизу показались огни Лонг-Айленда,
я воспряла духом. Сан-Франциско был прекрасным, мирным, безоблачным, но и
Нью-Йорк мог кое-что предложить. Возбуждение. Оно обдавало жарким дыханием,
терзало, мучило и заставляло каждого: работай, работай, работай! У этого города
был свой музыкальный ритм — тяжелый, гипнотический, непреодолимый, и я
почувствовала его зов сразу же, как только шасси самолета коснулось взлетной
полосы.
— Мамочка, мы прилетели? — Я улыбнулась, кивнула,
сжала ее маленькую теплую ручонку и выглянула в иллюминатор, в котором
виднелись только голубые сигнальные огни. Но я знала, что лежит там, за рекой.
Мы снова в Нью-Йорке и воспользуемся этим. Аллилуйя. Аминь.
Мы вышли из самолета и направились в багажное отделение. И
вдруг мне до ужаса захотелось поскорее оказаться на мосту, увидеть, услышать и
почувствовать запах родного города. Захотелось убедиться, что он ждет меня,
словно оборванная цыганка на углу.
— Мамочка, а где мы будем ночевать? — Во взгляде
Сэм чувствовалось беспокойство, и она крепко прижимала к себе плюшевого мишку.
Тут-то меня и осенило.