– Ты не хочешь.
– Да, не хочу... нет, ну я не знаю. – Они оба рассмеялись.
Это была правда.
Ей хотелось быть с Алессандро, пока незаметно не подошло
время, когда ему вдруг стукнет девятнадцать и она упустит свой шанс. Она
видела, как это происходило со многими женщинами, увлеченными карьерой. Они
думают, собираются, хотят, но так никогда ничего не делают. Несостоявшиеся
поездки в зоопарк, походы в кино, музеи, мгновения, которые они собирались
разделить со своими детьми, но звонили телефоны, ждали клиенты. Важные события.
Она не желала, чтобы такое случилось с ней. Общение с сыном не имело большого
значения, когда он был младенцем. Но теперь другое дело. Алессандро исполнилось
четыре года, и он очень скучал, общаясь с ней не больше двадцати минут в день
или вообще не видя ее по нескольку недель, особенно когда они с Амадео разрабатывали
очередную коллекцию или готовили новую линию для Штатов.
– У тебя несчастный вид, любимая. Хочешь, чтобы я тебя
уволил?
К изумлению Амадео, да и к своему собственному, она кивнула.
– Ты серьезно? – По глазам было видно, что он
шокирован.
– Отчасти. Надо сделать так, чтобы я работала не весь
день и могла чуть больше времени проводить здесь. – Она посмотрела на
окружавшее ее великолепие, думая о ребенке, которого не видела весь день.
– Хорошо. Мы что-нибудь придумаем, Беллецца. И они
придумали. Все сложилось идеально. Вот уже восемь месяцев, как ее назначили
главным консультантом по разработке моделей в доме мод «Сан-Грегорио». Она
принимала все те же решения и ко всему прикладывала свою руку. Присутствие
Изабеллы чувствовалось в каждой модели, продаваемой «Сан-Грегорио». Но она
отошла от рутины бизнеса, от бесконечных повседневных дел. Часть забот взял на
себя их любимый директор, Бернардо Франко, а для воплощения идей Изабеллы в
конкретные модели пришлось нанять еще одного модельера. Изабелла присутствовала
на основных заседаниях, подробно обсуждала все проблемы с Амадео в течение
одного длинного рабочего дня в неделю и заглядывала в офис всякий раз, когда у
нее где-то поблизости намечалась встреча.
Теперь она впервые действительно чувствовала себя матерью
Алессандро. Они вместе завтракали в саду. Она водила его в парк и разучивала
детские стишки на английском и забавные маленькие песенки на французском.
Изабелла смеялась и бегала с вместе с сыном, раскачивала его на качелях. У нее
было все самое лучшее в мире: работа, муж и ребенок. Никогда в жизни она не
чувствовала себя более счастливой. Это было видно во всем: в сиянии глаз, в
походке, в смехе и во взгляде, с которым она встречала возвращающегося домой
Амадео. Счастье сквозило в ее беседах с друзьями, которым она рассказывала о
последних успехах Алессандро: «И Бог мой, как этот ребенок умеет рисовать». Все
были в восторге. А больше всех Амадео, желавший видеть ее счастливой. После
десяти лет супружества он все еще обожал ее. По правде говоря, даже еще больше,
чем прежде. Их бизнес по-прежнему процветал, несмотря на некоторое изменение
распорядка. Изабелла никогда не смогла бы полностью удалиться от дел. Это
просто было не в ее стиле. Ее присутствие чувствовалось повсюду, как нежный
звон идеально сделанного хрустального колокольчика.
Лимузин остановился у тротуара, и Изабелла бросила последний
взгляд на прохожих на улице. Ей нравилось то, что носили женщины в этом году.
Одежда стала более сексуальной и женственной. Она напоминала ей модели,
когда-то сделанные ее дедом. Вид современных нарядов доставлял ей удовольствие.
Сама она вышла из машины в шерстяном платье цвета слоновой кости, искусно
задрапированном в каскад мельчайших, безукоризненно выполненных складок. Три
длинные нити крупного жемчуга обрамляли ее шею и скрывались в глубине мягко
задрапированного выреза. На руке она держала короткий норковый жакет
шоколадного цвета, заказанный в Париже у скорняка, когда-то работавшего у
Пареля. Но она слишком торопилась, чтобы надевать его. Ей хотелось обсудить с
Амадео некоторые возникшие у нее в последний момент идеи насчет американской
коллекции перед встречей с подругой на ленче. Она взглянула на золотые часы на
запястье: по циферблату загадочно плавали сапфир и бриллиант, показывая точное
время только посвященным. Было двадцать две минуты одиннадцатого.
– Спасибо, Энцо. Я выйду без пяти двенадцать.
Держа дверцу одной рукой, шофер прикоснулся к фуражке другой
и улыбнулся. Теперь работать на нее стало очень легко, и ему нравились частые
поездки на машине с маленьким мальчиком. Это напоминало ему о собственных
внуках, семеро из которых жили в Болонье, а пятеро – в Венеции. Иногда он
навещал их. Но его домом был Рим. Так же как для Изабеллы, несмотря на то что
ее мать была француженкой и она целый год прожила в Штатах. Рим был частью ее
самой: она здесь родилась, живет и, наверное, умрет. Она, как и все итальянцы,
знала, что римляне не могут жить ни в каком другом месте.
Решительно шагая по тротуару к старинному зданию с тяжелой
черной дверью, она, как всегда, бросила взгляд вдоль улицы, чтобы узнать
наверняка, здесь ли Амадео, припаркован ли у тротуара его длинный серебристый
«феррари», который она называла серебристой торпедой. Никто, кроме Амадео, не
прикасался к автомобилю. Все подтрунивали над ним из-за этого, и больше всех
Изабелла. Он возился с ним, как маленький мальчик с игрушкой, и ни с кем не
хотел делиться. Он сам водил, парковал, ухаживал и играл с машиной, только сам.
Даже швейцар, работавший там уже сорок два года, никогда не дотрагивался до
нее. Изабелла улыбнулась про себя, подходя к внушительной черной двери.
Временами Амадео вел себя как мальчишка, за это она еще больше любила его.
– Добрый день, синьора Изабелла. – Только Чиано,
похожий на дедушку швейцар в черной с серым ливрее, называл ее так.
– Привет, Чиано. Как жизнь? – Изабелла широко
улыбнулась ему, блеснув столь же красивыми, как и ее жемчуга, зубами. – Все в
порядке?
– Все прекрасно, синьора, – ответил он мелодичным
густым баритоном, с поклоном распахивая перед ней тяжелую дверь.
Дверь беззвучно закрылась, она мгновение постояла в
вестибюле, оглядываясь. Это был ее дом так же, как вилла на виа Аппиа Антика.
Идеальные полы из розового мрамора, серый бархат и розовые шелка, хрустальная
люстра, привезенная из дома мод Пареля в Париже после долгих переговоров с
американским владельцем. Ее изготовили в Вене по заказу деда, и она была
практически бесценной. Пологая мраморная лестница вела к основному салону
наверху. На третьем и четвертом этажах располагались офисы, отделанные в тех же
серо-розовых тонах цвета пепла и лепестков роз. Это сочетание радовало глаз так
же, как и тщательно подобранные картины, старинные зеркала, элегантные
светильники, маленькие кресла-диваны на двоих в стиле Людовика XVI, расставленные
в нишах, где заказчицы могли отдохнуть и поболтать. Повсюду сновали девушки в
серых форменных платьицах, чуть слышно шурша накрахмаленными белыми
передниками, разнося чай и бутерброды в отдельные кабинеты наверху, где
клиентки с трудом выдерживали утомительные примерки, поражаясь терпению
манекенщиц во время демонстрации моделей. Изабелла задержалась на мгновение,
оглядывая свои владения.