Питер кивнул, делая вид, что согласен с собеседником, но
заметил, что большинство этих людей — граждане Америки.
— Да, можно сказать и так. Они то и дело напоминают про
эту чушь вроде иссей, нисей и так далее. Но, по сути дела, все они япошки,
которым нельзя доверять. Будьте с ними поосторожнее, — предостерег
лейтенант, — да и с вашим приятелем тоже. Полагаю, вы рады тому, что вас
призывают в армию. — Он улыбнулся, даже не подозревая, как ошибается. Но
Питер не мог скрыть облегчения, когда ему позволили и дальше видеться с Танака
и Хироко. Должно быть, те волновались с самого полудня. Рассказав друзьям о
случившемся, Питер увидел страх в глазах Хироко и с улыбкой покачал головой,
пытаясь успокоить ее.
Охранники ничего не знали про них. Вечером, когда они вновь
ушли подальше от людей, трава была влажной, земля — холодной, но их страсть еще
никогда не разгоралась так жарко.
Оба отчаянно боялись разлуки. Днем Питер уже думал, что ему
запретят появляться в лагере. Никогда в жизни он не чувствовал такой
благодарности, как в момент, когда выходил из здания администрации.
Хироко лежала в его объятиях, затаив дыхание, и Питер знал,
что она охвачена таким же ужасом.
— Разве я смогу расстаться с тобой? — горестно
спросил он.
Теперь он едва мог дождаться, когда кончится ночь и половина
дня, чтобы снова увидеть ее. Расставание будет жуткой мукой. С призывного
пункта ему прислали предписание: ему предстояло на краткое время остановиться в
Форт-Орде, а затем перебраться в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси, чтобы пройти
подготовку. Значит, Питер не ошибся — его отправляли в Европу, и перед отъездом
он уже не сможет побывать в Калифорнии. Им осталось провести вдвоем всего две
недели, а потом ждать и молиться — быть может, целую жизнь.
Этим вечером Хироко не могла отпустить Питера, как и он ее,
сегодня они слишком переволновались и, когда пришло время возвращаться к
конюшням, оба выглядели непривычно молчаливыми и опустошенными. Такео понимал,
как трудно будет Питеру расстаться с Хироко, но помочь влюбленным ничем не мог.
Они вновь обнялись, а Так повернулся и ушел спать, оставив Питера и Хироко
вдвоем еще на несколько минут.
На следующей неделе генерал Девитт с гордостью объявил, что
переселение ста тысяч лиц японского происхождения из воинского округа номер
один завершено. Десять тысяч японцев было собрано в Танфоране, и они абсолютно
не представляли себе, что будет дальше.
К тому времени Питер уволился из Стэнфорда, но даже сражения
при Коррегидоре и Мидуэе его не интересовали.
Он думал только о Хироко. Ему осталась всего неделя, и он
хотел провести с ней все это время. К счастью, больше его никто не останавливал
и не расспрашивал. Он оставлял машину далеко от ворот лагеря, приходил всегда
пешком, с открытой улыбкой, не возбуждая лишних подозрений. Он не привлекал
внимания к себе, а лейтенант теперь считал его приятелем. Питер ухитрялся
проводить в лагере с Хироко по восемнадцать, а то и двадцать часов в сутки.
Когда никто не наблюдал за ней, Хироко гладила золотое
колечко и вспоминала день свадьбы. Но как бы крепко они ни сжимали друг друга в
объятиях, как бы часто ни говорили, что любят друг друга, страшная минута
наступила — последний день, последняя ночь, последний час Вечером она долго
лежала в объятиях Питера, глядя на звезды и думая, где он будет завтра. Утром
Питер уезжал в Форт-Орд. У них не осталось слов к тому времени, как Питер
проводил Хироко к конюшне, ставшей домом ей и ее родственникам. Все уже
улеглись спать, но Так ждал пару, желая попрощаться с Питером, — к юноше
он уже давно относился, как к брату.
— Береги себя, — хрипло сказал Питер Таку, едва
сдерживая слезы, и они обнялись. Момент был слишком мучительным. — Скоро
все кончится. Я напишу вам, как только буду на месте, — пообещал он, желая
ободрить друга и не зная, как это сделать. За последние месяцы Такео заметно
пал духом. Если бы не семья; — он давно отказался бы от борьбы.
— И ты будь осторожен, Питер, — ради всех нас.
Питер перевел взгляд на всхлипывающую Хироко. Она проплакала
весь день и вечер. Она так старалась крепиться, но не могла, как не мог и сам
Питер Он обнял Хироко, и они заплакали вместе.
— Я вернусь, Хироко, помни об этом. Что бы ни случилось,
где бы ты ни оказалась, я найду тебя, когда кончится война.
— Я буду ждать, — с трудом, дрожа от слез,
выговорила она. Несмотря на свою юность, она знала, что больше не сможет никого
полюбить. Отныне и навсегда она принадлежала Питеру. — Я всегда буду вашей,
Питер-сан, — повторила она слова брачной церемонии.
— Ради Бога, береги себя… я люблю тебя, — сказал
он, в последний раз сжал ее в объятиях и поцеловал. Слезы смешались на его
щеках.
— Гэнки-де гамбатте, — еле слышно сказала Хироко,
постепенно овладевая собой. — Держитесь изо всех сил. — Недавно Питер
узнал значение этой фразы и сейчас понял ее.
— И ты тоже, детка. Помни, как я тебя люблю.
— Я тоже люблю вас, Питер-сан, — отозвалась она и
низко поклонилась. Питер медленно пошел прочь.
Он вышел из ворот, а Хироко еще долго стояла за оградой и
смотрела ему вслед — пока он не скрылся из виду.
Помедлив еще немного, она вернулась в конюшню, легла не
раздеваясь на солому, вспоминая о Питере и каждом мгновении, которое они
провели вместе. Ей не верилось, что он уехал, а они остались, что это конец, а
не начало. Она мечтала, что ее надежды сбудутся… Он должен вернуться, должен
выжить… Лежа на соломе, она бормотала слова буддистской молитвы, и Такео
старался не слушать ее.
Глава 12
Три недели после расставания с Питером стали самыми
мучительными для Хироко. Каждый день ей приходилось браться за дела. Она стояла
в очередях в кухню, но ела редко. Она убирала конюшню, помогала таскать
бесчисленные ведра с водой. Нагрев воду, мылась — когда об этом напоминала
Рэйко. Она играла с Тами, но мысли ее были далеко. Ее мечты, душа, жизнь
устремлялись вслед за мужем. Никто даже не знал, что они с Питером поженились,
считали его только другом семьи И ее хорошим знакомым. Только Рэйко что-то
подозревала.
Она наблюдала за парой несколько недель и боялась, что
Хироко не перенесет разлуки, — казалось, за время их встреч она срослась с
Питером. Рэйко предложила девушке, чтобы чем-нибудь заняться, поработать в
лазарете — там всегда требовалась помощь. Среди десяти тысяч человек находилось
немало больных. Сестрам приходилось иметь дело с ангинами и простудами,
травмами, расстройствами желудка, постоянными вспышками кори. Многих
переселенцев мучил кашель, старики страдали от сердечных и легочных болезней,
несколько раз в неделю требовалось проводить экстренные операции. Оборудования
и медикаментов не хватало, зато в лагере оказались лучшие врачи и сестры из
Сан-Франциско, выселенные вместе с остальными. Они не получили никаких
привилегий и были вынуждены заниматься тяжелым трудом. Работа в лазарете
помогала Хироко отвлечься от мрачных мыслей.