— А как насчет кухни? — Они расчистили всю
кирпичную кладку четырехсотлетней давности, и Вильяму она нравилась. — Я
оставил бы все как есть, но, может быть, тебе хотелось бы чего-нибудь более
изысканного?
— Мне действительно все равно. — Вид у нее был
несчастный. — Я каждый раз чувствую себя больной, когда думаю об этих
бедных поляках.
— Тебе не нужно думать об этом сейчас, Сара, —
нежно сказал он.
— Почему?
— Потому что это вредно для тебя и ребенка, —
ответил он твердо, но она заплакала и, выйдя из-за стола, начала расхаживать по
кухне. Все, казалось, огорчало ее теперь, когда она так скоро должна была
родить.
— А как же женщины в Польше, которые, так же как и я,
беременны? Они не могут переменить тему.
— Это ужасно, — согласился с ней Вильям, — но
сейчас, сию минуту, мы ничего не можем изменить.
— Почему же? Почему? Почему этот маньяк может творить
такое? — повторяла она, потом снова села, задыхаясь и явно испытывая боль.
— Сара, прекрати. Не расстраивайся. — Он заставил
ее подняться наверх и настоял, чтобы она легла в постель, но, когда он тоже
лег, она все еще плакала. — Ты не можешь взвалить на свои плечи все тяготы
мира.
— Дело не в моих плечах и не во всем мире, а в твоем
сыне. — Она улыбнулась сквозь слезы, снова подумав о том, как она любит
Вильяма. Он был так добр к ней, так неутомим, он работал без устали,
восстанавливая замок только потому, что он ей понравился. За это время он тоже
полюбил его и понял, что ее так тронуло. — Как ты думаешь, это маленькое
создание когда-нибудь появится на свет? — спросила она устало, в то время
как он растирал ей спину.
Ему еще надо было спуститься вниз убрать посуду после обеда,
но он не хотел оставлять ее одну, пока она не расслабится.
— Я думаю, что в конце концов появится. Что сказал лорд
Олтроп? Первого сентября? Это сегодня. Но ведь ребенок может родиться и позже —
не всегда же врачи точно угадывают день.
— Он такой большой. — Ее тревожило, сможет ли она
родить ребенка. За последние несколько недель Сара еще поправилась и все время
вспоминала предупреждение доктора.
— Он родится, когда он будет готов. — Вильям
наклонился над ней и нежно поцеловал ее в губы. — Тебе надо немного
отдохнуть. Я принесу тебе чашку чаю.
Но когда он вернулся с тем, что французы называют «настой
мяты», она сонно отозвалась, и он не стал ее беспокоить. Так она спала рядом с
ним до утра и вздрогнула, когда проснулась, почувствовав острую боль, но такие
боли она чувствовала и раньше, они приходили, уходили и в конце концов утихали.
Теперь боль была сильнее и продолжительнее, а ей еще предстояло закончить массу
дел до рождения ребенка. Сара взялась за молоток и колотила весь день, забыв
свои огорчения, она даже отказалась прийти на ленч, когда Вильям позвал ее.
Вильям принес ей ленч наверх и отругал за то, что она слишком много работает, а
она повернулась, посмотрев ему в лицо, и рассмеялась. Она выглядела лучше и
веселее, чем в последние недели, и он улыбнулся, почувствовав облегчение.
— Ладно, по крайней мере мы знаем, что я не потеряю
ребенка. — Она погладила свой огромный живот, а ребенок толкнул ее, когда
Сара откусила сначала кусочек хлеба, потом яблоко и снова принялась за работу.
Даже одежда ребенка и пеленки были сложены в ящики. К концу дня она сделала
все, что было намечено, и комната выглядела прелестно. В комнате поставили
найденные в доме старинную плетеную колыбель, красивый маленький платяной шкаф,
комод, которые она сама привела в порядок. Полы детской были бледного медового
цвета. Комната излучала любовь и тепло, и в ней не хватало только ребенка.
К обеду Сара спустилась вниз на кухню и положила им обоим
немного паштета, холодного цыпленка и салат. Потом разогрела суп и хлеб и
позвала сверху Вильяма. Она налила ему стакан вина, но сама от вина отказалась,
потому что оно вызывало у нее сильную изжогу.
— Ты неплохо поработала. — Он как раз был наверху,
видел результат ее трудов. Он поражался, сколько в ней было энергии. Вот уже
несколько недель Сара не выглядела такой оживленной, и после обеда она
предложила пойти погулять в саду.
— Тебе следует отдохнуть. — Он выглядел немного
встревоженным, не переусердствовала ли она. То, что ей было двадцать три года,
не имело значения, она прошла через тяжелые испытания, что всегда нелегко, и
Вильям хотел, чтобы Сара отдохнула.
— Зачем? Ребенок может родиться еще только через
неделю. Я чувствую себя как всегда и могла бы продолжать работать.
— Ты так и делаешь. Но может быть, ты не права? —
Он пристально смотрел на нее, но она выглядела хорошо. Глаза ее сияли, щеки
порозовели, и Сара подшучивала над ним и смеялась.
— Я прекрасно чувствую себя, Вильям, честное слово.
Они говорили сегодня о ее родителях и Джейн, о его матери и
о доме на Лонг-Айленде. Родители проделали там большую работу, однако отец
сообщил, что все будет восстановлено к следующему лету. Это был долгий срок, но
шторм нанес огромные разрушения. Они все еще горевали по Чарльзу, но у них
теперь был новый управляющий. Японец с женой.
Саре немного взгрустнулось, когда они гуляли по саду.
Маленькие кусты стали разрастаться, и сад, так же как и они, казалось, был
полон надежд и обещаний.
Наконец они вернулись в дом, и Сара, кажется, с
удовольствием прилегла отдохнуть. Она немного почитала, потом встала,
потянулась и выглянула в окно, освещенное лунным светом. Их новый дом был очень
красив, и ей нравилось в нем все. Это была мечта всей ее жизни.
— Благодарю тебя за все, — нежно сказала она, стоя
у окна, а он смотрел на нее из постели, тронутый ее лаской. Направляясь к
постели, она взглянула на пол, потом на потолок. — Проклятие, откуда-то
ужасно течет, должно быть лопнула одна из труб. — Она не могла понять,
откуда течет, сверху, с потолка или со стены, но на полу была лужица.
Он, нахмурившись, встал.
— Я ничего не вижу. Ты уверена? — Она указала на
пол, он посмотрел на пол рядом с ней, затем снова на нее. Он догадался раньше,
чем она. — Я думаю, это у тебя лопнула труба, моя любимая, — сказал
он нежно, улыбаясь, не уверенный, что он должен сделать, чтобы помочь ей.
— Прошу прощения! — Она выглядела ужасно
обиженной, а он тем временем принес полотенца из ванной, которую они устроили
рядом со своей комнатой, и вдруг в ее глазах появился проблеск понимания того,
что произошло. Этого никогда не случалось с ней прежде. У нее отошли
воды. — Ты думаешь, это началось? — Она огляделась вокруг, пока он
вытирал лужу полотенцами, и заметила, что ее ночная рубашка влажная. Он был
прав. Это были воды.
— Я позвоню доктору, — сказал он, поднимаясь.
— Не думаю, что в этом есть необходимость. Он сказал,
что потребуется целый день, прежде чем что-то случится после этого.
— Мне будет спокойнее, если мы все же позвоним
ему. — Но ему стало гораздо хуже после того, как он позвонил в больницу в
Шамонт. Профессор уехал с тремя своими коллегами в Варшаву. Они решили помочь
полякам, кроме того, в эту ночь в соседней деревушке случился ужасный пожар.
Все медсестры были там, не хватало докторов. Отчаянно не хватало рук, и они не
могли позволить себе заниматься обычными родами, даже для мадам герцогини.
Первый раз абсолютно никто не обращал внимания на его титул.