Изабель пошла спать после часа, когда в конце концов сумела
разбудить Лоренцо. Он извинился и сонно стал подниматься по лестнице, в то
время как Сара сидела одна в своей гостиной, удивляясь, что же с ними будет
дальше.
Так не могло продолжаться. Рано или поздно он должен
позволить Изабель уйти от него. Он удерживал ее, словно заложницу, и Сара
собиралась вырвать свою дочь из его алчных рук. Сама мысль о Лоренцо вызывала в
ней гнев. Изабель так красива и имеет право на лучшую жизнь, чем та, какую он
мог ей дать. Все оказалось именно так, как она и предполагала, даже еще хуже.
Продолжая думать о судьбе Иза-бель, она вышла в освещенный лунным светом
внутренний дворик. Это напомнило ей одну из ночей во время войны, когда здесь
жил Иоахим, и они допоздна беседовали в такую же ночь о Рильке, Шиллере и
Томасе Манне… стараясь не думать о войне, о раненых, о том, жив или нет Вильям.
И, вспоминая то время, она машинально направилась к коттеджу. Там больше никто
не жил. Им долгое время не пользовались. Дом нового управляющего стоял ближе к
воротам и был намного современнее. Но она из сентиментальности оставила старый.
Сначала они жили там с Вильямом, когда они реставрировали замок, и Лиззи
родилась и умерла в этом коттедже.
Она все еще перебирала в памяти события тех далеких лет,
совершая небольшую прогулку перед сном, как вдруг услышала какой-то шум,
проходя мимо конюшен. Это был глухой стон, и Сара испугалась, не ушиблось ли
животное. Они держали там полдюжины лошадей на тот случай, если кому-нибудь
захочется прокатиться верхом, но все они были старые и не слишком
привлекательные. Она спокойно открыла дверь. Все животные вели себя тихо, но
тут она снова услышала шум, он доносился из старых бараков. Это были странные
потусторонние звуки. И она не могла понять, что же это такое. Она даже не
испугалась, и ей не пришло в голову взять в руки вилы или еще что-нибудь, если
там чужой человек или бешеное животное. Она просто вошла в стойло, откуда
доносился шум, щелкнув выключателем, зажгла свет и оказалась рядом с
переплетенными телами Филиппа и Ивонны. Оба были совершенно голыми, и ни у кого
не возникло бы вопросов, чем они здесь занимаются. Мгновение она с изумлением
смотрела на них и увидела на лице Филиппа выражение ужаса. Сара отвернулась,
чтобы дать им одеться, но потом повернулась к ним в ярости.
Сначала она обратилась к Ивонне, не колеблясь ни мгновения.
— Как ты посмела так обойтись с Джулианом? Как ты
посмела с его родным братом, в моем доме, под моей крышей! Как ты осмелилась!
Но Ивонна только откинула назад свои длинные волосы и
молчала. Она даже не потрудилась одеться, так и стояла обнаженная, во всей
своей красе, не стыдясь.
— А ты! — Тут она повернулась к Филиппу. —
Всегда делаешь подлости… все время обманываешь свою жену и завидуешь своему
брату. Ты убиваешь меня. Мне стыдно за тебя, Филипп. — Она еще раз
посмотрела на них, она была потрясена тем, что они делают со своей жизнью,
полным отсутствием у них уважения к тем, кто живет рядом с ними. — Если вы
продолжите это, если это случится снова, не важно где, я все расскажу Сесиль и
Джулиану. А тем временем я буду следить за вами обоими. — Она не
собиралась этого делать, но и не намерена была покрывать их неверность,
особенно в своем собственном доме, да еще по отношению к Джулиану, который
этого не заслужил.
— Мама, мне… мне очень жаль. — Филипп тем временем
завернулся в одеяло, которое использовали для лошадей, и страдал от того, что
его раскрыли. — Обычно такого не случается… Я не знаю, как это
произошло!.. — воскликнул он, едва не плача.
— Зато она знает, — резко сказала Сара, гладя
прямо на Ивонну. — Чтобы больше этого не было, — пригрозила она,
глядя ей прямо в глаза. — Я предупреждаю тебя. — И тут Сара
повернулась и ушла. Очутившись на улице, она прислонилась к дереву и заплакала
от огорчения, от стыда, от смущения за них и за себя. Но когда она медленно
побрела к замку, она думала только о Джулиане и о том, какую обиду нанес ему
брат. Как глупы ее дети. И почему она никогда не могла помочь им?
Глава 29
Ивонна была необычайно тихой, когда они с Джулианом
возвращались из замка домой. Она не выглядела расстроенной, просто была не
слишком разговорчива. В день их отъезда в замке царила какая-то странная
атмосфера. После их отъезда Ксавье невинно заметил матери, что он чувствовал
приближение бури. Но погода была жаркой и солнечной. Сара никому ничего не
рассказала о том, что видела. Только Филипп и Ивонна понимали, в чем дело. А
остальные уехали, так и не узнав ничего о том, что произошло ночью в конюшне, и
это было к лучшему. Все были бы потрясены, возможно, кроме Лоренцо, который,
вероятно, только изумился бы, и Джулиана, которого эта новость сразила бы.
По дороге в Париж Джулиан нежно спросил Ивонну, что ее
огорчило.
— Ничего. — Она пожала плечами. — Мне просто
было скучно. — Но когда этой ночью он попытался заняться с ней любовью,
она отказалась.
— Что случилось? — Он настойчиво расспрашивал ее,
прошлой ночью она была в ударе и вдруг теперь стала так холодна. Она все время
была непредсказуема, подвижная, словно ртуть, но этим она и нравилась ему.
Временами Джулиану нравилось, когда она отказывала ему, это только делало ее
еще более желанной. Он так и воспринял сейчас ее отказ, но на этот раз она не
играла.
— Перестань… Я устала… У меня болит голова. —
Прежде она никогда не пользовалась таким предлогом, но она все еще была
раздосадована тем, что произошло прошлой ночью, когда Сара вела себя так,
словно ей принадлежит весь мир, и угрожала им, а Филипп унижался перед ней и
вел себя как ребенок. Она так разъярилась, что дала ему хорошую пощечину, от
которой он пришел в такое возбуждение, что они опять занялись любовью. Они
покинули конюшни только в шесть часов утра. Она устала и продолжала злиться на
них за то, что они так привязаны к своей матери. — Оставь меня в покое, —
повторила она. Они ничего собой не представляют, просто маменькины сынки, и еще
проклятый снобизм их сестры. Она знала, что ни одной из них она не нравилась.
Но ей было все равно. Она получила то, что хотела. И теперь, может быть, она
получит еще больше, если Филипп сделает то, что обещал, и приедет из Лондона,
чтобы встретиться с ней. В ее распоряжении по-прежнему была старая студия на
Иль-Сен-Луи. Можно было пойти в отель, где он остановится, или же заняться
любовью прямо здесь, в постели Джулиана, если зй захочется, несмотря на то что
сказала старая сука. Но сейчас она была не расположена ни к одному из них, и
меньше всего к своему мужу.
— Я хочу тебя сейчас… — дразнил ее Джулиан,
возбужденный ее отказом и чувствуя что-то животное и незнакомое, словно хищник,
который подошел к ней слишком близко. Он словно чуял инстинктивно, что кто-то
еще напал на ее след, и хотел, чтобы она снова принадлежала ему. — Что
случилось? — настаивал он, стараясь возбудить ее своими искусными
пальцами, но на этот раз она не подпускала его, что редко с ней случалось.
— Сегодня я забыла принять пилюли, — ответила она,
и он хрипло прошептал, слегка касаясь ее: