— Не обращай внимания… Ты ведь его знаешь… В его
возрасте…
— Что вы там бормочете у меня за спиной! Что за
невоспитанность, черт побери! — рявкнул мистер Рисколл. — Звонила
твоя сестра. Вернется к Рождеству.
Пока они не вошли в столовую и не заняли свои места, он не
проронил больше ни слова.
— Но ведь она хотела вернуться через несколько недель…
Что случилось?
Аннабел, разумеется, сразу переполошилась. Что, если Одри
влюбилась там в кого-нибудь и вышла замуж? Аннабел рассчитывала, что сестра
скоро вернется. Дома ужас что творится, а они с Харкортом хотели бы поехать
отдохнуть. Нет, Од должна вернуться и пожить у них с Уинстоном… Не говоря уже о
том, что надо нанять новую няню, и кухарку, и шофера. Анни сама никогда не
могла с этим справиться, а если даже ей удавалось найти приличную прислугу, то
она у нее в доме долго не задерживалась. Нет, решительно Од должна вернуться.
— Что она там делает? И вообще, где она? В Париже? В
Лондоне?
Мистер Рисколл придал своему лицу осуждающее выражение, хотя
на самом деле был очень доволен, что может досадить Аннабел.
— Нет, она в Турции.
— Ради всего святого, каким ветром ее туда
занесло? — удивился Харкорт.
— Села с друзьями на «Восточный экспресс» и махнула в
Стамбул. А теперь едет в Китай.
— Что-что? — взвизгнула Аннабел, а Харкорт только
что рот не разинул от изумления и тотчас принялся осыпать Одри упреками:
— Слишком уж она у вас независима. Следовало бы
ограничить ее свободу, в ее же интересах. Что подумают люди? Молодая девушка
едет в Китай одна! Это же просто неприлично!
«Ишь разошелся, — думал мистер Рисколл. — Сейчас я
тебе покажу!»
Его сжатая в кулак рука тяжело опустилась на стол.
— Гораздо более неприлично говорить в таком тоне о моей
внучке в моем доме! И вообще, я был бы вам весьма признателен, если бы в
дальнейшем вы потрудились держать свое мнение при себе. У Одри столько силы
духа, воли и мужества, что вам и не снилось. По сравнению с ней Аннабел просто
мокрая курица, хоть она мне и внучка. Поэтому вам лучше просто помолчать. И не
обременяйте себя этими семейными обедами в моем доме. Ваши постные лица и ее
хныканье, — он пренебрежительно ткнул пальцем в сторону Аннабел, которая
открыла рот и во все глаза глядела на деда, — вызывают у меня несварение
желудка.
Он тяжело поднялся на ноги, нашел свою палку и прошествовал
в библиотеку, с размаху хлопнув дверью. Аннабел, вся в слезах, выскочила из-за
стола, схватила сумочку и бросилась вон. Харкорт едва успел ее догнать. Пока
они ехали домой, в Берлингем, она все время плакала, обвиняя мужа, который по
своей слабохарактерности не мог защитить ее от нападок деда, и бранила Одри.
Харкорт счел за лучшее не возражать ей и, как только они
вернулись домой, под благовидным предлогом улизнул. Втайне от всех он навещал
некую хорошенькую и весьма темпераментную молодую особу. Аннабел, естественно,
и понятия об этом не имела. Как и Эдвард Рисколл. Впрочем, старику все это было
глубоко безразлично. С тех пор как ушли Аннабел с Харкортом, прошло уже
несколько часов, а он все сидел в библиотеке, думая об Одри. И в его сознании
образ внучки соединялся с образом Роланда, ее отца. Она сейчас в Китае… Он
помнит… Да, Китай.
Одна ли она там или с Роландом?.. Запамятовал… Как ему ее не
хватает!
Глава 12
От Стамбула до Шанхая более пяти тысяч миль, и при
благоприятных обстоятельствах это путешествие могло занять около двух недель.
Публикации, которые Чарльз собирается подготовить для «Таймс», касаются в
основном правительства Чан Кайши, находящегося в Нанкине. Кроме того, он хотел
бы написать о Шанхае, о демилитаризованной зоне и о Пекине. Может быть, удастся
разузнать что-то новое о революционерах-коммунистах, которых в тысяча девятьсот
двадцать восьмом году загнали в сопки. У Чарльза уже был накоплен обширный
материал, он предусмотрительно запасся документами, необходимыми для
аккредитации, и рекомендательными письмами. Тем не менее он отлично понимал,
как трудно будет собрать необходимую информацию. До этих
головорезов-коммунистов, конечно, не доберешься, нечего и надеяться взять у них
интервью, но Чан Кайши, вероятно, не откажет ему во встрече.
Разумеется, все сведения, которые ему удастся получить
дорогой, тоже потом войдут в его статьи.
Портфель с записными книжками и бумагой всегда был у него
под рукой. Когда они вечером ехали в Анкару, он объяснил Одри, как ведет свои
записи. Она почувствовала, что вступает в новую, доселе неведомую ей жизнь. И
окончательно в этом уверилась, когда в Анкаре они пересели в другой поезд.
Вспомнив «Восточный экспресс», она рассмеялась — до того здесь все было иначе.
Впереди нее в вагон садились две турчанки с курами и козленком.
Этим поездом они доехали до Анкары, минуя озера Ван и Урмия
[4]
, добрались до границы с Ираном, пересекли горный массив и
достигли Тегерана. На вокзале кишмя кишел народ, было необычайно оживленно,
повсюду слышался громкий говор. Одри зачарованно смотрела вокруг, то и дело
щелкая «лейкой», пока Чарльз покупал билеты на ночной почтовый поезд в Мешхед,
находящийся на самой северной границе с Афганистаном.
Мешхед считается святым городом, и почти все пассажиры в
поезде стояли на коленях в молитвенной позе.
Женщины на вокзале в Тегеране выглядели весьма живописно,
некоторые из них поразительно хороши собой. Одри в своем простеньком платье
вызывала у них восхищение. Они, не скрывая любопытства, разглядывали ее, а две
юные девушки даже подошли, потрогали ее медно-золотистые волосы и бросились
бежать, хихикая и укрываясь чадрой.
Для Одри все было ново и удивительно в этом мире. И сама она
привлекала всеобщее внимание, смешанное, правда, с легким неодобрением — ведь
на ней не было обязательной для восточной женщины чадры.
К утру они приехали в Мешхед и вскоре пересекли границу с
Афганистаном. Потом прошла, казалось, целая вечность, прежде чем они достигли
Кабула. Две тысячи миль остались позади, уже неделю они были в дороге, и Одри
казалось, что теперь одно упоминание о поезде будет вызывать у нее отвращение.
Но когда она увидела величественную и мирную красоту заката, увидела, как
выходят из поезда местные жители, несущие кожаные котомки со своими скромными
пожитками, то поймала себя на мысли, что никогда в жизни не была так счастлива.
Она еще помедлила, глядя, как заходит солнце, потом обратила
свой взор к Чарльзу и встретила его ласковую улыбку.
Усталость, дорожные неудобства, грязь — четыре дня им негде
было помыться — похоже, все это было им нипочем. Он одной рукой обнял ее за
плечи, другой — подхватил один из чемоданов и засмеялся, видя, как она
размахивает своей изящной сумочкой с косметикой, которую, кажется, ни разу не
открыла за последнюю неделю.