— Начну-ка принимать холодный душ… А может, купаться по
ночам в море… Хотя, боюсь, вода теплая и меня не остудит, — говорил он
посмеиваясь, когда они однажды медленно шли домой со званого вечера. —
Знаешь, из-за тебя я совсем потерял голову.
Чувство вины кольнуло ее, и она сказала без всякого
кокетства:
— Мне очень жаль, Чарльз.
— Не огорчайся. Это время — лучшее, что у меня было в
жизни. Благодаря тебе. Воспоминание о нем я унесу с собой на край света.
Он улыбнулся и поцеловал ее пышные медно-золотистые волосы.
Он еще не знал о том, что она приготовила ему подарок: альбом фотографий,
запечатлевших их дни на Антибе. Еще один комплект она оставила себе. Пусть
рассматривает альбом, когда будет ехать в свой Нанкин. Как ей не хочется думать
об этом!
Но приходится. Ведь он уезжает через несколько дней.
В последнюю ночь они сидели, любуясь рассветом, совсем так
же, как несколько недель назад, когда они только что познакомились.
— Странно, — сказал он серьезно и грустно, —
у меня такое чувство, будто я знаю тебя всю жизнь.
— А я не могу даже представить, что ты уедешь и тебя не
будет со мной. Такая пустота вдруг…
Она говорила совершенно искренне, ему она могла сказать все.
А он желал только одного — не расставаться с ней.
— Од, я давно хочу попросить тебя… Обещай подумать, не
говори сразу «нет». Ты не хочешь поехать со мной? Только до Стамбула. Ты
успеешь вовремя вернуться в Лондон. Я уеду из Венеции третьего сентября.
Она покачала головой:
— Нет, Чарльз.
— Но почему? Когда мы с тобой теперь увидимся, Бог
знает. Неужели ты с такой легкостью готова отринуть все, что было между нами?
Он в волнении встал и принялся вышагивать по террасе.
— Как ты можешь вот так просто сказать «нет»? Черт
побери, Одри, ну пожалуйста, хоть на этот раз подумай о себе…
О нас, в конце концов!
Он смотрел так, что сердце у нее разрывалось. Не
обязательства перед семьей удерживали ее сейчас. Нет, тут было нечто совсем
иное. Она боялась ехать в Венецию, понимая, что может произойти, когда они
останутся там вдвоем… Наверное, она пренебрежет условностями… она уже почти
готова к этому здесь, на Антибе, но пока что-то удерживает ее от последнего
шага. Отправиться с ним в Венецию? Ринуться с головой в этот омут? Она
терзалась всю ночь и, когда наконец взошло солнце, уже готова была сказать, что
не может ехать с ним. Но он поцелуем заставил ее молчать… А потом вдруг
заговорил о Шоне, о том, как коротка жизнь, как бесконечно драгоценна и как
прекрасна…. До нее вдруг дошло, почему он это говорит. Его жизнь полна
опасностей. Китай…
Чан Кайши… А если его там убьют?.. Если они никогда больше
не увидятся?.. Эта мысль потрясла ее. Он опять приник к ее губам, и она
почувствовала, как его рука медленно скользит по ее бедру. У нее перехватило
дыхание. Стон готов был сорваться с ее губ.
— Одри, пожалуйста, ну пожалуйста… поедем со мной в
Италию.
Ей и самой отчаянно этого хотелось. Она не могла сказать
«нет» ему… а может, себе. Теперь уже не могла.
Он покрывал поцелуями ее шею, ласкал грудь.
— Хорошо, я останусь с тобой в Венеции до твоего
отъезда, — выдохнула она и сама испугалась своих слов. Но он снова заключил
ее в объятия и долго-долго не размыкал рук…. «Будь что будет», — подумала
она.
Они условились пока ничего не говорить Ви и Джеймсу, и
назавтра, прощаясь с ней, он одарил ее долгим поцелуем, а она махала ему вслед,
пока автомобиль не скрылся из виду.
Ночью Одри лежала и думала о нем, о том, как она приедет к
нему… ведь она ему обещала… обещала… Конечно, это совершенное безумие, и
все-таки она ни капельки не жалеет…
Площадь Святого Марка, шесть часов первого сентября. А
потом… Бог знает, что будет потом. Но она должна с ним увидеться.
Глава 7
Последняя неделя пролетела совсем быстро. Едва уехал Чарльз,
как приехал брат Джеймса, а через несколько дней — брат леди Ви. Август шел к
концу, и у всех было чувство, что приближается час разлуки. Одри решила, что
настало время пуститься в путь. Она ни единым словом не обмолвилась с Готорнами
о своих планах.
И вот наступил наконец печальный день прощания с Вайолет,
Джеймсом и их детьми. В подарок Александре Одри купила в Канне, в Le Reve
d'Enfants, огромную куклу, маленький Джеймс получил хорошенький матросский
костюмчик, модель парусной шлюпки, которую он сможет пускать в пруду, в парке у
себя дома. Вайолет она подарила прелестную брошь из оникса и хрусталя, а
Джеймсу — шампанское Dom Perignon. Но лучшим подарком, несомненно, оказалась
кипа фотографий: Вайолет в разнообразных туалетах и немыслимых шляпках; Джеймс
на пляже, Джеймс, прогуливающийся с Чарльзом; и снова Джеймс — на фоне
заходящего солнца он смотрит на леди Ви с такой нежностью, что у Одри выступили
слезы, когда она снова разглядывала этот снимок после того, как увеличила его.
Бесценные свидетельства блаженно счастливого лета, которое никто из них не
забудет! Одри, стоя у взятого напрокат автомобиля, тщетно искала подходящие
слова. Она так любила всех.
— Самые пылкие изъявления благодарности звучат слишком
невыразительно… — сказала Одри, нежно обнимая леди Ви. И обе заплакали.
— Пиши! Ты обещала!
— Напишу! Непременно!
Она обняла Джеймса. В Лондоне они не увидятся: когда Ви с
Джеймсом туда вернутся, она уже уплывет домой на «Мавритании». И он ласково,
как старший брат, расцеловал ее в обе щеки. Как она жалела, что Аннабел не
вышла замуж за такого человека! Она в последний раз поцеловала детей, потом
Вайолет, потом, не скрывая слез, села в автомобиль, взялась за руль, а Вайолет
все прикладывала к глазам кружевной платочек.
— Ах, это просто ужасно! Я не испытывала ничего
подобного с прошлого года, когда скончалась тетушка Хэтти. — Ви попыталась
улыбнуться сквозь слезы.
Обе они дружно хлюпали носами, утирали слезы и смеялись
одновременно.
Ви было жаль, что отношения Од с Чарльзом не переросли в
нечто более серьезное. Он должен был остаться и отвезти Одри в Италию. А он
бросился, как на пожар, писать свои статьи! Может быть, Джеймс прав, думала
леди Ви, Чарльз не из тех, кто стремится к браку. Автомобиль Одри медленно
удалялся, а они все махали ей вслед…
— До чего же Чарльз бесчувственный! Ведь лучшей жены
ему не найти!
— Я тебе говорил, он убежденный холостяк.
— Вот именно!
Он засмеялся:
— Перестань терзаться сама и оставь в покое Од. В его
жизни нет места женщине. Посмотри ты на него, ведь он мечется по свету, живет
среди бедуинов, верблюдов и бог знает кого.