Зоя начала рассказывать ему о своем доме, о той ночи, когда
погиб Николай, о бегстве в Царское и потом, через три границы — сюда, в Париж.
— У меня остались такие чудесные фотографии,
когда-нибудь я вам их покажу. Август мы всегда проводили в Ливадии. Маша
написала мне, что, может быть, их отправят туда. Мы всегда отмечали там день
рождения тети Алике — во дворце или на яхте.
Капитан глядел на нее во все глаза. Этот волшебный мир был
для нее частью обыденной жизни, а коронованные особы — родственниками,
троюродными сестрами и братьями: она играла с ними в теннис, каталась на яхте…
А теперь она танцует в дягилевской труппе. Неудивительно, что бабушка послала с
нею провожатого, этого самого Федора… К концу обеда капитану казалось, что он
всех знает лично, а сердце его ныло: как много уже успела потерять эта
девочка!..
— И что же вы будете делать?
— Не знаю, — честно призналась Зоя. — Когда
нечего будет продавать, будем жить на мое жалованье. Бабушка не может работать —
ей ведь уже за восемьдесят, — а Федор не говорит по-французски, его никто
не наймет… Да и он тоже немолод… — Она боялась думать о том уже недалеком дне,
когда и Евгения Петровна, и Федор уйдут из жизни.
Капитан, слушая эту очаровательную девушку, такую невинную,
непосредственную, такую юную и уже столько пережившую, не решился спросить, что
будет, когда она останется одна.
— Судя по вашим рассказам, отец ваш был достойнейшим и
очень милым человеком.
— Да.
— Трудно представить себе, что вы лишились всего этого,
и еще трудней — что лишились навсегда и прошлое не вернется.
— Бабушка считает, что после окончания войны дела
пойдут лучше. И дядя Ники сказал мне так на прощание.
Капитану странно было слышать, что самодержца кто-то
называет «дядя Ники».
— Но сейчас я по крайней мере танцую. Когда-то я
мечтала сбежать из дому и поступить в Мариинский театр. — Зоя рассмеялась
этому воспоминанию. — Это гораздо лучше, чем давать уроки, шить или стать
модисткой.
Капитан при этих словах широко улыбнулся:
— Говоря по совести, не думаю, что вы сможете мастерить
шляпы.
— Не могу и не буду. Лучше голодать. Но голод нам не
грозит: Сергеи Павлович платит мне вполне прилично.
Зоя рассказала ему, как показывалась Дягилеву, и капитан был
поражен ее наивной отвагой. Впрочем, ее согласие пообедать с ним тоже
свидетельствовало о том, что она — не робкого десятка. Это полудитя с каждой
минутой нравилось ему все больше, и Зоя представлялась капитану в новом свете.
Дело было уже не в ее хорошеньком личике и по-балетному изящной фигурке. Она,
принадлежа к подлинной аристократии, все имела — и всего лишилась, не утратив
лишь достоинства и не пав духом.
— Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с
бабушкой, — сказала она, будто прочитав его мысли.
— Почту за честь.
— Она, конечно, будет шокирована, что нас с вами никто
не представил друг другу, как требует хороший тон… Но я постараюсь ей все
объяснить.
— Может быть, скажем, что я — приятель вашего Дягилева?
— Ну что вы! — Зоя рассмеялась. — Это вам
только повредит в ее глазах. Она терпеть не может все, что связано с балетом!
Она предпочла бы видеть меня женой князя Марковского, который водит такси, а не
балеринкой на сцене «Гранд опера»!
Капитан, поглядев в эту минуту на Зою, понял, что не может
осуждать ее бабушку: девушка казалась такой беззащитной и неискушенной и
представляла такую легкую добычу для жестокого мира, для любого, кто пожелал бы
ее обидеть, — да и для него, капитана Клейтона, тоже.
Он расплатился и по дороге домой сказал внезапно
погрустневшей Зое:
— Вы разрешите как-нибудь навестить вас и выпить чаю с
вами и с вашей бабушкой?
Ему не хотелось, чтобы этому существу пришлось что-либо
скрывать, лгать или притворяться: ему не хотелось причинять ей боль.
— А что же я ей скажу? — испуганно спросила Зоя.
— Что-нибудь придумаем. Вы заняты в воскресенье?
— По воскресеньям мы с бабушкой гуляем в Булонском
лесу.
— Я отвезу вас туда. В четыре часа удобно?
Зоя машинально кивнула, продолжая думать, что она скажет
Евгении Петровне. Но Клейтон предложил самый простой выход:
— Вы ей скажете, что я — адъютант генерала Першинга и
что мы познакомились на приеме. Говорить правду куда легче, чем лгать. — И
снова, уже не в первый раз за этот вечер, он чем-то неуловимо напомнил ей отца.
Клейтон проводил ее до подъезда и видел, как Зоя,
обернувшись в дверях, помахала ему на прощание.
Потом по ступенькам застучали ее каблучки.
Глава 16
Однако церемония знакомства Клейтона с Евгенией Петровной
прошла легче и проще, чем они думали. Зоя объяснила, что ее представили
капитану на приеме, устроенном генералом Першингом в честь дягилевской труппы,
и она пригласила его на чашку чая. Старая графиня на мгновение смутилась: одно
дело — общаться с князем Владимиром, таким же бедняком, как она с внучкой, и
совсем иное — с американским офицером, адъютантом главнокомандующего.
Однако тут же оправилась от замешательства.
К чаю Зоя купила полдюжины пирожных, показавшихся особенно
вкусными — они ведь так давно не видели сластей и лакомств! Графиня принесла
чайник с кипятком. На столе не было ни самовара, ни серебряных ложечек, ни
льняных салфеток, да и угощение было более чем скромным, но томила ее другая
забота: что понадобилось американцу в их доме? Все остальное уже не слишком ее
волновало.
Однако, когда ровно в четыре пополудни Федор распахнул перед
капитаном дверь и тот шагнул через порог, все страхи ее улетучились. Он принес
и вручил ей и Зое цветы, яблочный пирог и вообще вел себя как «порядочный
человек из хорошего общества», приветствуя Зою со сдержанной почтительностью, а
ее — с подчеркнутым уважением. Зою он в тот вечер как бы почти не замечал,
разговаривая только с Евгенией Петровной — рассказывал о своих путешествиях, о
днях юности, прошедшей в Нью-Йорке, расспрашивал о России, о которой почти
ничего не знал. Евгении Петровне, как и ее внучке, он тоже постоянно напоминал
Константина, такого же остроумного и обаятельного. Когда Зоя вышла из комнаты,
чтобы поставить чайник, графиня откинулась на спинку кресла и спокойно
принялась разглядывать гостя: цель его визита стала ей теперь понятна.
Разумеется, он был стар для Зои, но очень понравился графине, произведя на нее
впечатление человека достойного и с изысканными манерами, умного и тонкого.
— Каковы ваши намерения? — вдруг спросила она.
Капитан, не отводя взгляда, ответил честно:
— Еще не знаю. Мне раньше не приходилось даже
разговаривать с девушками ее возраста. Но она — необыкновенное существо,
необыкновенное во всем.