— Ладно, ладно. — Ее прямота часто смущала
Эдварда. Впрочем, она права. Его всегда беспокоило, что можно, а чего нельзя
себе позволить. Из-за этого он никогда не говорил, что любит ее. Из-за этого он
так и не признался в любви ее матери.
— Как Марбелья?
— Ужасно. Наверное, я старею. Дом тети Хилари был
битком набит восемнадцатилетними детишками. Боже мой, Эдвард, я старше их на
целых одиннадцать лет! Почему они не сидят дома с нянюшками? — Слова эти
рассмешили его. Она по-прежнему выглядела двадцатилетней. Двадцатилетней — хотя
уже многое повидала в жизни. — Слава Богу, я провела там только уик-энд.
— А до этого?
— Разве ты не читал утром мою колонку? Там говорится,
что большую часть лета я провела в уединении на юге Франции. — Она опять
рассмеялась, и он тоже улыбнулся. Как приятно слышать ее голос…
— Я и правда там была. Наняла яхту, и это было
замечательно. Так спокойно. Написала целую кучу всего.
— Я видел статью о трех американцах, которые сидят в
турецкой тюрьме. Мрачно, но великолепно. Ты была там?
— Конечно, была. И это действительно очень грустно.
— А где еще ты была? — Он решил сменить тему.
Незачем разговаривать о мрачном.
— О, я была на приеме в Риме… на демонстрации моделей в
Париже… в Лондоне на встрече с королевой… «Киска, киска, где была?» А была я в
Лондоне, чтобы посмотреть…
— Кизия, ты невозможна, но восхитительно невозможна.
— Ага. — Она сделала большой глоток из своей
чашки. — Но я скучала по тебе. Просто кошмар, если никому нельзя
рассказать, чем ты на самом деле занимаешься.
— Так давай встретимся, и ты мне обо всем расскажешь.
Как насчет ланча в «Ля Гренвиль» сегодня?
— Отлично. Я должна встретиться с Симпсоном, а потом —
сразу с тобой. А как твои дела?
— Все хорошо. И знаешь, Кизия…
— Да? — Вдруг голос ее изменился — хрипотца
исчезла, он стал мягким и грудным. По-своему она тоже любила его. Уже почти
двадцать лет он был ей вместо отца.
— Я правда счастлив, что ты вернулась.
— А я счастлива оттого, что есть кто-то, кому на это не
наплевать.
— Глупышка, ты говоришь так, будто никому больше нет до
тебя дела.
— Все это называется синдромом бедной богатой маленькой
девочки, Эдвард. Профессиональная болезнь наследниц. — Она засмеялась, но
что-то в ее смехе настораживало. — Увидимся в час.
Она положила трубку, и Эдвард вновь устремил взгляд за окно.
За двадцать два квартала от Эдварда Кизия лежала в постели,
допивая чай. На постель навалена кипа газет, а рядом на столе — целая груда
почты. Шторы подняты, и из окна открывается мирный вид — сад за соседним домом.
На кондиционере чирикает птичка. И тут раздался звонок в дверь.
— Черт побери! — Задумавшись, кто бы это мог быть,
она стянула со спинки кровати белый шелковый халат. Догадка пришла быстро и
оказалась правильной. Когда Кизия открыла дверь, мальчик-пуэрториканец с
тонким, нервным лицом протянул ей длинную белую коробку.
Она поняла, что в коробке, сразу, не успев даже дать
мальчику доллар на чай. Она знала также, и от кого коробка. Она угадала даже,
из какого цветочного магазина она доставлена. И не сомневалась, что увидит на
карточке почерк секретарши. По прошествии четырех лет вполне можно позволить
секретарше написать за тебя что-нибудь на карточке. «Знаешь, Эффи, что-нибудь
вроде: „Ты не можешь представить, как я по тебе скучал“ — и так далее». Эффи
прекрасно справлялась с такими поручениями. Она писала именно то, что пятидесятичетырехлетняя
старая дева может написать на карточке, прилагающейся к дюжине красных роз. И,
в общем-то, Кизии было все равно, от кого открытка — от Эффи или от Уита. Какая
разница? В принципе никакой.
На этот раз Эффи добавила к обычным цветочным посланиям:
«Поужинаем вместе?» — и Кизия задумалась. Вертя в руках карточку, она
опустилась в уютное кресло, обитое голубым бархатом, — оно принадлежало
еще матери. Кизия не виделась с Уитом целый месяц, с тех пор как он прилетел по
делам в Лондон и они оказались вместе на вечере у Аннабелы накануне его
возвращения обратно. Вчера вечером он встретил ее в аэропорту, но они так и не
поговорили. Им почти никогда не удавалось поговорить.
В задумчивости она потянулась к маленькому столику, все еще
держа карточку в руках. На глаза попались аккуратные стопки приглашений,
рассортированные секретаршей, которая приходила два раза в неделю; те, что
Кизия уже пропустила; те, что касаются ближайших дней; а на эти надо ответить
позже. Ужины, коктейли, вернисажи, показы мод, благотворительные мероприятия.
Два сообщения о свадьбе и одно о рождении.
Она набрала номер офиса Уита и стала ждать.
— Уже встала, Кизия, дорогая? Ты, наверное, совершенно
измучена.
— Есть немного, но ничего, выживу. Розы просто великолепны. —
Она изобразила улыбку, надеясь, что по голосу это будет понятно.
— Хорошие? Я очень рад. Кизия, вчера вечером ты
выглядела просто чудесно! — Она засмеялась, — взгляд ее упал на
дерево в соседнем саду за окном. За четыре года оно изменилось куда больше, чем
Уит.
— Так мило, что ты встретил меня! А розы — такое
чудесное начало, дня! Я уже было приуныла, глядя на вещи, которые придется
распаковывать.
Глупо приезжать в тот день, когда у прислуги выходной.
Ладно, сумки подождут.
— Так поужинаем вместе? Ужин дают Орньеры, и если ты не
слишком устала, то Ксавье предлагает потом всем вместе отправиться в «Рэффлз».
Орньеры снимали огромный люкс в башне отеля «У Пьера»,
используя его только раз в год, во время приездов в Нью-Йорк. Они оплачивали
светские связи дорогой ценой, но для Кизии в этом не было ничего нового. А
дававшиеся ими ужины относились как раз к тем событиям, которые она должна была
освещать в своей колонке. Нужно снова нырять в глубь светского общества, и ланч
с Эдвардом в «Ля Гренвиль» будет неплохим началом, но… к черту! Сначала она
съездит в нижний город. Там есть удовольствия, которые Уиту и в голову не
придут… а тем более — что она может быть с ними знакома. Кизия улыбнулась своим
мыслям и тут же вспомнила, что Уит ждет на другом конце провода.
— Прости, дорогой, я бы с удовольствием, но устала
ужасно. Светская жизнь просто каторга, да еще этот безумный уик-энд у Хилари.
Скажи Орньерам, что я умерла, а я постараюсь увидеть их до отъезда. Для тебя я
воскресну завтра, но сегодня — увы. — Она зевнула и спохватилась. — О
Боже, я не собиралась зевать тебе прямо в ухо. Извини, пожалуйста.
— Ерунда. Думаю, что насчет сегодняшнего вечера ты
права. Они вряд ли подадут ужин раньше девяти. Знаешь, как у них обычно бывает…
Раньше чем в два ночи ты вряд ли вернешься домой…
«Танцы в разукрашенном подвале, — подумала
Кизия, — только этого мне не хватало!»