В Вашингтоне Лиана ни с кем не общалась. Люди, регулярно
приглашавшие ее раньше, теперь не знали, надо ли ее приглашать. Она стала
одинокой женщиной, и это создавало некоторую неловкость — хотя все собирались
рано или поздно пригласить ее к себе, никто этого еще не сделал. Кроме
Элеоноры, которая наконец в последнюю неделю сентября позвала Лиану на скромный
семейный обед. Лиана даже почувствовала облегчение, когда такси подъехало к
Белому дому и она увидела знакомый портик. Она так соскучилась по умной беседе.
К тому же ей не терпелось узнать от Элеоноры, как обстоят дела на фронтах Она
наслаждалась обедом, но после десерта Франклин тихо отозвал ее в сторону и
откровенно заявил:
— Я слышал об Армане, моя милая. И я очень, очень
сочувствую. — На мгновение сердце у нее остановилось. Что они слышали
такого, о чем не было известно ей? Неужели немцы все-таки разрушили Париж?
Может быть, Арман погиб? Или подписано тайное коммюнике, о котором ей ничего не
известно? Она смертельно побледнела, но президент взял ее за руку. —
Теперь я понимаю, почему вы оставили его.
— Я его не оставила… по крайней мере не в том смысле… —
Лиана смущенно подняла глаза.
— Я уехала, потому что немцы заняли Париж и Арман
решил, что здесь мы будем в большей безопасности. Я бы осталась с ним, если бы
он позволил.
Улыбка исчезла с лица президента.
— Вы понимаете, что он работает с Петеном и сотрудничает
с немцами?
— Я… да… Я знала, что он остается в Париже с…
— Вы понимаете, что это означает, Лиана? — оборвал
ее Рузвельт. — Он предал Францию. — Это прозвучало как смертельный
приговор Арману, и Лиана почувствовала, что глаза наполнились слезами. Как она
могла защитить его? Она никому не могла сказать того, что знала, даже этому
человеку. Она ничем не могла оправдать собственного мужа. Ей и в голову не
приходило, что это может стать известно в Штатах. С беспомощным видом она
посмотрела на президента.
— Франция оккупирована, господин президент. Время
сейчас… необычное… — Голос Лианы дрогнул.
— Люди, верные Франции, бежали. Некоторые из них сейчас
в Северной Африке. Им тоже прекрасно известно, что их страна оккупирована, но
они не сотрудничают с Петеном. Лиана с таким же успехом можно быть женой
нациста. Вы понимаете это?
— Я жена человека, которого люблю, с которым прожила
одиннадцать лет. — «И ради которого отказалась сейчас от другого, очень
дорогого мне человека», — подумала она.
— Вы замужем за предателем. — И по тону президента
Лиана поняла, что и к ней теперь будут относиться как к предательнице Пока
президент считал, что она бросила Армана, все было хорошо Но раз она защищает
его, значит, она с ним заодно. Это было написано на лице президента, это прозвучало
в его голосе, когда он прощался с ней.
Элеонора больше не звонила Лиане, а через неделю всем в
Вашингтоне стало известно, что Арман предал Францию и сотрудничает с Пет??ном и
нацистами Лиана была потрясена этими сплетнями, когда пара-другая любителей
посудачить решились позвонить ей и все рассказать. Она даже не знала, что ее
потрясло больше — сплетни о том, что Арман нацист, или известие о том, что 2
октября немецкие торпеды потопили «Королеву Великобритании», перевозившую детей
в Канаду. Ей становилось плохо, когда она вспоминала «Королеву Викторию» и
тела, плававшие в воде, которые она видела несколькими месяцами раньше, —
на сей раз это были тела невинных детей.
Временами Лиане казалось, что ей снится какой-то кошмарный
сон и ей суждено в одиночку пережить собственную боль и неизбывное ощущение
потери Каким-то образом ей удавалось переползать из одного дня в другой,
наполненный ожиданием писем от Армана и телефонной борьбой с дядей Джорджем,
продолжавшим настаивать на их переезде в Калифорнию Хватило лишь нескольких
недель, чтобы слухи, пожаром охватившие Вашингтон, достигли Калифорнии. В одной
из колонок светских новостей туманно намекали не некую наследницу
судостроительной компании, над домом которой в Джорджтауне развевался
нацистский флаг.
— Я всегда говорил тебе, что он сукин сын, — ревел
дядя Джордж по телефону из Сан-Франциско.
— Ты сам не знаешь, о чем говоришь, дядя.
— Черта с два я не знаю. Ты не сказала мне, из-за чего
он остался в Париже.
— Он верен Франции — Лиане казалось, что она говорит
впустую. Только она и Арман знали правду. Но больше она не могла сказать ее
никому. И тут она подумала, что эти новости должны были дойти и до Ника.
— Черта с два он ей верен, Лиана. Он — нацист.
— Он не нацист. Началась оккупация. — В ее голосе
звучала усталость, она чувствовала, что вот-вот разрыдается.
— Слава Богу, мы пока никем не оккупированы. И не
забывай это. Ты — американка, Лиана И тебе давно пора вернуться домой. Ты так
долго вращалась в интернациональных кругах, что уже забыла, кто ты такая.
— Нет, не забыла. Я — жена Армана, и хорошо бы тебе это
тоже не забывать.
— Ну, будем надеяться, что ты придешь в себя. Ты читала
о погибших детях на затонувшем британском корабле? Так вот, он один из тех, кто
погубил их. — Это было жестоко, и Лиана почувствовала, как напряглось все
ее тело. Она слишком хорошо знала, как выглядит тонущий корабль.
— Не смей так говорить! Не смей! — Она села, не в
силах справиться с дрожью в ногах, и, не говоря больше ни слова, бросила
трубку. Этот кошмар, казалось, никогда не кончится. По крайней мере, продлится
еще очень долго, и она знала это. Каждый день ей придется вспоминать слова,
которые когда-то сказал Ник: «Сильных сломить нельзя» Но теперь, заливаясь по
ночам слезами в кровати, она больше ему не верила.
Глава 25
Добравшись до своей квартиры в Нью-Йорке, Ник узнал от
горничной, что Хиллари на мысе Код, а Джонни по-прежнему в Бостоне, после чего
он с помрачневшим видом вывел из гаража машину, где та простояла ровно год, и
направил «кадиллак» цвета бутылочного стекла непосредственно в Глостер. Он знал
или догадывался, где именно находится Хиллари, и несколько осторожных
телефонных звонков подтвердили его догадку.
Он не стал звонить ей и предупреждать о приезде. Он явился в
огромный красивый старый особняк как незваный гость. Ник решительно поднялся по
лестнице и позвонил в колокольчик. Стоял прекрасный июльский вечер, и, судя по
всему, в доме была в разгаре вечеринка. Дверь открыла улыбающаяся горничная в
черном форменном платье, наколке и кружевном переднике. Она слегка удивилась
при виде его мрачного лица, но Ник очень вежливо осведомился, не может ли он
видеть миссис Бернхам, которая, как ему известно, здесь гостит. Судя по его
костюму, он не собирался оставаться на обед. Ник вручил горничной свою карточку,
и она тут же исчезла. Через мгновение она вернулась с еще более недоуменным
видом и попросила Ника пройти в библиотеку, где он застал величественную миссис
Александр Маркхам, мать Филиппа. Ник видел ее много лет назад, но тотчас узнал,
когда она взглянула на него сквозь лорнет. Пальцы ее были унизаны бриллиантами,
высокая элегантная фигура была облачена в голубое вечернее платье. Седые волосы
отливали голубизной и гармонировали с цветом платья.