Тишка быстро проглотил лепешку, чуть не подавившись и побежал на улицу. Братья тоже вышли вскоре. Несмотря на мрак и привычку простых людей семнадцатого века ложится рано, здесь еще продолжалась жизнь. Возможно причиной тому были гости. На полянке разожгли костры, вокруг которых толпились мужики и бабы.
Антон, Бес и Филипп встали у одного костра, к ним вскоре подошел Шумило со своими мужиками. Похвалил их за работу, затеял житейский разговор. За всех отдувался Антон, умевший говорить по-простому, не так балагуристо конечно, как Данила или Аким, но тоже был быстро принят мужиками. Как хороший охотник Антон живо нашел тему для общения — какие звери тут водятся да как ловятся. Бес поначалу напрягал мужиков своим видом, но про него сказали, что в детстве его утащил волк и с тех пор у него пошли эти судороги.
Бес сидел поодаль на толстом бревне, привычно протирал ветошью свою пыжатку.
Завадский присел рядом.
—Ты бы убрал ее,— сказал Филипп, глядя перед собой,— а то не ровен час сыграть заставят.
Бес тихо засмеялся.
—А ну и сыграю.
—Да ну тебя к черту,— улыбнулся Филипп.
—А еже тебя смущает, братец? Ты поминаю не худо отплясывал.
—Будешь потом сам им доказывать, что ты не настоящий бес.— Филипп вдруг нахмурился.— А где Тишка?
—Да вон же.— Бес указал на дальний двор, где у костра собрались отроки и все поглядывали в сторону соседнего двора, где у околицы на пеньках сидели близко друг к другу две фигурки.
—Хренов Ромео.— Проворчал Филипп.
Бес глядел в сторону — у другого костра собралась молодёжь постарше. Филипп обратил внимание на трех парней на границе света и тьмы, среди которых выделялся ростом долговязый. Ему было лет около двадцати навскидку. В полутьме сверкали его глаза, обращенные на Тишку и его новую подругу Анютку.
—Чаю, брат, Тишка нам доставит забот.— Сказал Бес, поворачивая лицо к Филиппу.— Ты бы поговорил с ним…
Глава 47
Еще затемно разбудил их вредный старик Антифей — ругался, грубо пинал ногами. Завадский потушил усилием воли закипавшую ярость и быстро поднялся. Через две минуты Антифей дал им факел, и они пошли в лес. Вся община спала, кругом царила темень — проклятый дед поднял их еще ночью. Невыспавшийся Филипп сердился, но не показывал виду, старался думать о смирении и великодушии, но злое противилось, бушевало и он сам себе был противен в этот момент — да неужели и такой пустяк требует борьбы? Неужели стоило только сделать шаг, чтобы оно отравило тебе кровь?
Пользуясь случаем он решил поговорить с Тишкой, однако тот опередил его, перейдя на какой-то новый решительно-отвязный тон, которого за ним прежде не водилось.
—Дядька Филипп!— заявил он.— Заберем Анютку с собой!
Завадский сперва даже растерялся.
—Да ты, бзыря, дал маху,— усмехнулся шедший рядом Антон.
—Чевой-то!— огрызнулся отрок.
Тут дело было понятное — против гормонов не попрешь, но Филипп попытался.
—Послушай, Тишка, ты себе как это представляешь? Мы коней-то не крадем, а ты хочешь утащить девку?
—Посем тащить!— запротестовал парень.— Она сама алкает с нами идти. Ей зде худо, брат!
Антон с Бесом засмеялись, а Завадский снова удивился — дело было даже не в том, что парень впервые назвал его «братом» — это не возбранялось, хотя звучало немного диковато, как будто сын назвал отца по имени. Дело было в том, что у парня даже и в мыслях не было, что в его же веке желания малолетних влюбленных имеют значение в самую последнюю очередь. Либо Тишка действительно сильно обгонял свое время, либо просто «Ромео» во все века одинаковы.
—А как же там сватовство, обряды или как тут у вас это принято?
—Да плищь еже бо!— Тишка зло пнул трухлявый пень на ходу.
—Думаешь этим людям понравится, что мы заберем их девку и потом… что скажут ее родители?
—Кто?
—Отец с матерью!
—Да сирота она, Филипп!— почти прокричал Тишка.— Худо ей зде, ин в граде Солнца буде ей годе. Я ей сказывал яко у нас. Заберем, а?
Тон у Тишки был явно нездоровый — возбужденный, сила и угрозы тут не помогут, как понял Филипп — парень может сгоряча сделать какую-нибудь глупость — например убежать с ней вдвоем, и чтобы только снять на время это напряжение и отвязаться от Тишки, Филипп сказал, что спросит у Шумилы, но ничего не обещает. В конце концов осталось им тут всего полтора дня и не хватало еще забивать голову всякой подростковой ерундой. У него и так куча забот.
У Тишки, видимо приободренного словами Филиппа мозги встали на место, и он за пять минут из вервия и куска кожи соорудил волокушу, с помощью которой тащить тяжелое бревно вдвоем стало легко и сподручно.
Так, попарно они быстро растащили вчерашнюю заготовку толстенных бревен и пошли на обед. Древорубы едва ли теперь будут их сильно опережать, а значит работы после обеда будет у них немного.
Баба, которую, как выяснилось звали Омелфой накормила их щами в избе, вместе с шестерыми мужиками-древорубами. Мужики сидели за большим столом, а Филипп с братьями за маленьким в углу, где можно было тихо переговариваться не опасаясь, что тебя услышат. Бесу опять досталась самая большая порция. Кроме того, Олмефа дала ему пирог с капустой.
Филипп краем глаза следил за Тишкой — тот ел быстро, расплескивая щи, как ребенок, которому разрешили поиграть в приставку после того как он все съест. Угрюмые мужики ели молча, скупо переговаривались о работе, да нет-нет — косились на четверку в углу. Теперь как минимум трое из них проявляли странности. Быстро закончив с трапезой, Тишка вскочил из-за стола и рванул в сени — благо сидел с краю.
—Эй!— повернулся к нему Филипп.— Далеко собрался?
Он уже понял, куда юнец навострил лыжи — Тишка не будь дурак смекнул, что древорубы пока только сели за обед и значит, как минимум час еще не будет у них работы.
—Недалече, брат — к вешняку да обратно.
—Зачем?
Тишка замялся.
—Что, настолько одурел, что соврать толком не можешь? А ну сядь!— Филипп указал глазами на лавку.
Тишка нехотя вернулся, сел на лавку и промаялся на ней около минуты, а потом вдруг вскочил и буркнув на бегу «по нужде» вылетел из избы.
Антон с Бесом ухмыльнулись.
Филипп надул щеки от злости:
—Засранец…
* * *
Тишка пробежал по тропинке, распугав кур, обогнул колодец-журавля, миновал копны промокшего сена, и прыгнув с небольшого откоса, пересек по мостику речушку. Никто не обратил на него внимания — большая часть мужчин в общине занималась охотой и рыболовством, и пропадала в лесах да на речке, хлеб тут не выращивали, а сезон огородов закончился. Женщины же и девушки, не занятые в домашних делах, поздней осенью ходили за шишками, из которых лущили потом на зиму кедровые орехи. На небольшом выгоне в южной части поселения только двенадцатилетний отрок пас коров.