—О!
—Это твоё тайное место, принцесса.
Лили сглатывает.
—Тайное место?
—Да, тебе приятно?
—Потрясающе,— стонет она.
—Теперь это наш секрет. Это твоё шаловливое местечко, и я буду заботиться о нем каждый раз, когда буду трахать тебя.
Лили кивает, по её телу пробегает дрожь.
—Я снова чувствую это. Я хочу кончить.
—Тогда ты знаешь, что делать,— я убираю влажные волосы с её больших глаз,— попроси разрешения, как хорошая девочка.
—М-могу я кончить?
Я целую её в лоб, мои яйца вот-вот лопнут, провожу языком по её уху и шепчу:
—Кончай от души, драгоценная.
Лили откидывается назад, её стенки трепещут вокруг меня, и она вскрикивает. Я стискиваю зубы, пока ощущение её горячей киски не толкает меня за грань. Сперма струей бьёт из моего ствола. Я опускаюсь на локти и стону, прижимаясь к её нежному телу, пока заливаю её своим семенем.
—Я буду кончать только в тебя, ангел. Я хочу, чтобы ты была моей навсегда.
Она не спрашивает, что будет, если она забеременеет, но я и так знаю. Это будет ещё один способ сделать её своей, и рано или поздно она забеременеет, потому что я собираюсь заниматься сексом с моей милой девочкой, пока её животик не станет большим, и мы не создадим свою семью.
* * *
Звонок в дверь пробуждает Лили из моих объятий. Её глаза растерянно смотрят на меня, а тело напрягается. Я удерживаю её взгляд, целуя её пальцы, и моя девочка расслабляется, вспоминая, что произошло.
—Далтон,— мечтательно произносит она.
—Я здесь.
—Этот звук…— жалобно стонет она.
—Дверной звонок, Лили. Тише, я позабочусь об этом.
Она вздыхает и прижимается к моей груди.
—После смерти бабушки никто не звонил и не приходил. Я никогда не чувствовала себя такой одинокой. Это было хуже, чем в тот день, когда я узнала о маме и папе.
Я крепче прижимаю её к себе, гадая, что, чёрт возьми, происходит в Уиллоубруке. Я столько раз бывал в этом городе, ещё до того, как у Шэрон и Джозефа появилась Лили. Раньше это было дружелюбное место, одна из тех тесно сплоченных общин, где все знают друг друга. Не могу поверить, что они позволили Лили гнить в одиночестве, когда она больше всего нуждалась в помощи.
Больше нет.
—Я уже здесь,— говорю я ей. Проклятый дверной звонок становится всё громче и громче.
—Это, должно быть, Элайджа,— говорит Лили,— он единственный, кто приходит в гости.
Как бы мне ни хотелось провести весь день, обнимая свою любимую в постели, я отстраняю её руки от себя, любуясь тем, как она ворчит, словно её уже избаловали.
Потом я понимаю, что она упомянула мужское имя.
Элайджа.
Ещё один мужчина посещал моего ангела. Не знаю, кем он себя возомнил, но ей он больше не понадобится. Затем я сжимаю переносицу.
Черт, насколько я знаю, он всего лишь добрый самаритянин.
Может быть.
Да, точно. Любой мужчина, увидев Лили, захочет её. У меня нет никаких сомнений в том, что этот Элайджа хочет её.
Она поднимается на колени и натягивает простыню на тело, чтобы прикрыть сиськи.
Я отдергиваю простыню.
—Я же говорил тебе, принцесса, не прикрывайся передо мной. Ты нарушила моё правило,— я крепко целую её, давая ей почувствовать мою потребность в ней. Затем я протягиваю руку и шлепаю её по пышной маленькой попке. Только один шлепок, прежде чем я снова поцелую её,— в этот раз я не буду тебя наказывать, потому что у нас гость. В следующий раз это произойдет у меня на коленях. И когда ты будешь вести себя очень плохо…— я не могу удержаться от грязных слов, которые покидают меня,— папочка заставит тебя сосать его член.
Лили задыхается и зажимает рот.
—Правда?
—О да.
Её глаза блестят, и она улыбается.
—Что ещё ты сделаешь, папочка?
—Я поставлю тебя на колени и возьму твою вторую девственную дырочку. Я запрещу тебе оргазмы и буду шлепать по заднице, пока она не станет красной.
Сперма вытекает из моей головки, а Лили заливается румянцем, её соски морщатся, и яркий румянец её тела заставляет меня хотеть трахать её снова и снова. Она хочет большего, и мой член жаждет её, но мы не можем оставаться в постели весь день. Мы не можем игнорировать мир, как бы это ни радовало мою принцессу.
—Нам не обязательно спускаться,— хмыкает она,— он вернется позже, Элайджа всегда возвращается, если я не отвечаю.
—Лили, никто, кто звонит в дверь в течение десяти минут, не собирается уходить.
Моя девочка ворчит, но я поднимаю её с кровати и ставлю на ноги, целую в лоб, массирую плечи. Лучше бы у этого Элайджи была чертовски веская причина продолжать звонить в дверь.
Лили выбирает из шкафа шорты и свободный топ, пока я наблюдаю за ней. Её испачканное белое платье валяется на полу. Я перекидываю его через спинку стула, а сам смотрю на её задницу, которая по — прежнему красная от моей ладони после порки на диване. Я проклинаю свои извращенные порывы, хотя она визжала от удовольствия, и в голове у меня горит один и тот же вопрос: что, блядь, со мной не так?
Мой член, который затвердел, пока Лили спала, начинает пульсировать, и я несколько раз поглаживаю себя, когда она поворачивается.
—Ты разве не собираешься одеваться?— спрашивает Лили.
—Да,— рычу я с твердым членом.
Её щеки краснеют, пока я натягиваю на себя испачканные спермой трусы и слаксы.
Мы торопливо спускаемся вниз, и я понимаю, что порвал рубашку, торопясь завладеть ею. Лили говорит мне подождать и возвращается с одной из больших рубашек её отца. Бормоча, я надеваю её и стараюсь не думать о том, чтобы сделал Джозеф, увидев меня в таком виде со своей дочерью. То, что произошло между мной и Лили, было искрой, которая разгорелась в настоящее пламя.
Это невозможно остановить. Я не должен хотеть её, но я хочу её всеми фибрами своего тела, всеми частичками своей души.
Она смотрит в глазок.
—Так и знала. Это Элайджа.
—Отойди, детка,— держа её за плечо, я открываю дверь.
И оказываюсь лицом к лицу с Элайджей. Достаточно одного взгляда, чтобы подтвердить мои подозрения, и в тот же момент он оценивает меня и делает шаг назад. Он тоже знает, на что я намекаю. Затем он таращится на Лили, и желчь поднимается у меня в горле.
—Далтон Кормак,— говорю я, протягивая руку.
—Элайджа Максвелл,— говорит он, отвечая на моё сжатие унция за унцией, но его рука становится мягкой первой, и он морщится, отстраняясь,— мэр Уиллоубрука. Я так понимаю, что это чудовище, припаркованное у входа, ваше, мистер Кормак?