Тайная история Изабеллы Баварской - читать онлайн книгу. Автор: Маркиз Де Сад cтр.№ 16

Пролить свет в этом лабиринте могут только протоколы допроса Буа-Бурдона. Любовник спрашивал об этом королеву, и та ему ответила:

— Милый мой друг, ты еще новичок в политике; знай, самый лучший способ погубить человека — сделать вид, что ты готов быть ему полезным. Людовик лгал, обещая Клиссону свою поддержку; мы оба желаем смерти коннетабля, потому что доверие, которым он пользуется у короля, представляет опасность для нас обоих. Мы способствовали его побегу, и мы же продиктовали приказ о его аресте, который его погубит.

Услыхав ответ королевы, фаворит вздрогнул и удалился, не сказав ни слова.

Здоровье короля оставляло желать лучшего. Тем не менее его величество присутствовал на ложе правосудия, как именовалось торжественное заседание парламента, и способствовал выработке мер для предупреждения хаоса, грозившего стране в случае, если трон внезапно окажется свободным.

Согласно эдикту Карла V, для наследников трона Франции совершеннолетие наступало в четырнадцать лет; и опеку над малолетним дофином поручили королеве, герцогам Беррийскому, Бургундскому, Бурбонскому и Людвигу Баварскому, брату королевы. Опекуны получали право пользоваться доходами с герцогства Нормандского, с Парижа и виконтства Парижского, а также с бальяжей Санлис и Мелен. Вместе с опекунами за дофина нес ответственность специальный Совет, состоявший из трех прелатов, шести дворян и трех клириков. Совет создали на случай, если после смерти государя королева решит вновь вступить в брак и, как следствие, лишится права опеки.

Раздосадованная таким постановлением, связавшим ее по рукам и ногам, королева, однако, высказала свое неудовольствие только Буа-Бурдону. Изабелле, мечтавшей о безграничной власти, о том, как она приберет к рукам все крупные состояния королевства, решение парламента не могло прийтись по вкусу. Но кое-что ее порадовало: будучи братом короля, герцог Орлеанский становился несменяемым регентом; теперь власть, полученная Орлеаном, в соединении с властью королевы позволяла любовникам приносить столько вреда Франции, сколько требовалось для удовлетворения их честолюбия.

Существование Карла несколько омрачало их планы. Им приходилось нацеплять на себя маску добродетели, дабы под ее прикрытием предаваться разврату и являть свой отвратительный нрав.

Однако стоило этой опасной парочке заключить политический союз, как случилось происшествие, навлекшее на обоих лицемеров весьма серьезные подозрения.

Врачи советовали королю как можно меньше заниматься делами и как можно больше развлекаться. По случаю бракосочетания одной из приближенных королевы с шевалье де Вермандуа Изабелла устроила у себя во дворце пиршество, а потом бал. Карл придумал нарядиться вождем дикарей и тащить за собой на веревке плененных соплеменников, иначе говоря, Юга де Гисе, графа де Жуаньи, Амана де Пуатье и Иоанна де Нантуйе, бастарда де Фуа; сшитые из холста костюмы дикарей были пропитаны смолой, позволившей налепить на них пучки шерсти. На дикаря, остановившегося возле Орлеана, державшего в руках факел, случайно — говорить иначе у нас нет достаточных оснований — упала искра. Вспыхнувший огонь мгновенно перебросился на всех остальных дикарей, за исключением короля: герцогиня Беррийская стремительно накинула на его величество свой плащ и увела его прочь. Спасся также и Нантуйе, моментально прыгнувший в кадушку с водой; остальные же сгорели.

Мы не знаем, почему историк Вилларе, вопреки свидетельствам современников, расцвечивает рассказ об этом происшествии ложью, утверждая, что короля возле дикарей не было, хотя ясно, что именно он вел этих дикарей на веревке. Еще он пишет, что, услышав о пожаре, королева, волнуясь за жизнь любимого супруга, якобы упала в обморок, хотя к этому времени она уже несколько лет жила с герцогом Орлеанским и вместе с ним придумала поджечь дикарей. После назначения герцога регентом король стал для него препятствием на пути к неограниченной власти; и Орлеан стал желать смерти брата.

И еще: если Карла, по словам Вилларе, не было в это время на балу, тогда почему, как пишет далее Вилларе, королева содрогнулась, услыхав об опасности, которой избежал ее супруг? Как мог он подвергаться опасности, если его там не было? Неразрешимое противоречие! Неужели серьезный историк может исказить истину? Увы, приходится признать его недочеты; мы же в нашем рассказе приводим только факты.

Без сомнения, Изабелла придумала устроить пожар, а герцог Орлеанский исполнил ее замысел.

Протоколы допроса Буа-Бурдона подтверждают нашу уверенность.

— Королева, — говорил конфидент, — рассказала мне, что решила покуситься на жизнь короля во время бала, который она устраивала в честь свадьбы одной из своих приближенных. Сначала речь шла о том, чтобы подсыпать яд в прохладительные напитки, подаваемые монарху. Но Буа-Бурдон сказал ей, что раздобывать яд придется у третьих лиц, а это опасно как для самой королевы, так и для него самого. И тогда королева придумала разыграть спектакль с переодеванием, нарядив нескольких дворян в костюмы дикарей, сшитые из пропитанной горючей смолой ткани, которую монсеньор герцог Орлеанский сможет легко поджечь.

На этом рассказ Буа-Бурдона прерывается; остальное нам известно. Во искупление своей так называемой неосторожности герцог Орлеанский на средства, полученные им после конфискации имущества маркиза де Краона, воздвиг в целестинской обители часовню. Во времена господства суеверия самые отвратительные преступления люди искупали благочестивыми дарами, полагая, видимо, что Творец в своем величии простит их, если они пожертвуют некоторую сумму на содержание монастыря или сооружение часовни; и никому из них даже в голову не приходило, что такими действиями своими они скорее оскорбляют Творца, нежели исправляют причиненное ими зло, удовлетворяют собственную гордыню и разжигают алчность тех, кто получает их дары.

У короля вновь случился приступ безумия, более затяжной, чем в прошлом году. Камердинер короля Гийом Мартель, тот самый, кто в роковой день в Мансе сделал более всех, дабы утихомирить буйство государя, первым заметил симптомы кризиса и сообщил об этом герцогу Людовику. Вскоре многие заметили, что во время приступов король начинал питать отвращение к супруге. Так во время наших несчастий и болезней мы под воздействием загадочных сил природы невольно начинаем ощущать отвращение и даже ненависть к лицам и вещам, ставшим причиной наших несчастий.

— Кто эта женщина? — говорил несчастный Карл, указывая на Изабеллу. — Уберите ее отсюда, я не могу видеть ее! Избавьте меня от ее присутствия, я не могу ни смотреть на нее, ни слушать ее речи. Я требую запретить ей появляться здесь.

И везде, где бы он ни встречал свидетельства пребывания супруги своей, он немедленно уничтожал их, утверждая, что он не мог жениться на столь отвратительной женщине.

Сколько слез должна была бы пролить Изабелла при виде столь душераздирающих сцен! Однако, повинная в безумии мужа, королева либо молчала, либо удовлетворенно улыбалась.

К Валентине Миланской, которую немедленно — но совершенно напрасно! — заподозрили в стремлении способствовать развитию болезни государя, Карл всегда испытывал приязнь. Мы уже рассказывали, при каких обстоятельствах она стала его любовницей; скажем еще, что, в отличие от Изабеллы, король всегда любил ее и никогда не отталкивал.