В последнее время, когда госпожа Рупа Мера начинала волноваться за Савиту и свою пока что безымянную внучку или делилась с Латой переживаниями о здоровье Прана и безынициативности Варуна, Лата уже не гневалась на нее так, как прежде. Мать теперь виделась ей эдаким хранителем семьи. Здесь, в больнице, где жизнь и смерть существовали в таком тесном соседстве, Лате стало казаться, что семья – единственный источник постоянства и преемственности в этом мире, единственная от него защита. Калькутта, Дели, Канпур, Лакхнау, визиты к бесконечным родственникам, Ежегодное трансиндийское паломничество, которое так смешило Аруна, и «фонтаны», которые так его раздражали, открытки на дни рождения десятиюродным сестрам, обязательные сплетни на всех праздниках, свадьбах и похоронах, постоянные воспоминания о покойном муже, этом благосклонном божестве, что, несомненно, даже с того света продолжало присматривать за родными,– все это теперь казалось не чем иным, как деяниями богини домашнего очага, чьи символы (вставная челюсть, черная сумка, ножницы и наперсток, звезды из золотой и серебряной фольги) все будут вспоминать с нежностью и теплотой долгие годы после ее смерти, о чем она сама не уставала им говорить. Она лишь хотела Лате счастья, как Савита хотела счастья своей дочке, и всеми доступными способами пыталась это счастье устроить. Лата больше не злилась на нее за это.
Внезапно став девицей на выданье и вынужденная переезжать из города в город, Лата начала присматриваться к брачным союзам (Сахгалы, Арун и Минакши, господин и госпожа Махеш Капур, Пран и Савита) с долей интереса. То ли из-за бесконечных маминых нотаций, то ли благодаря ее могучей любви и тому, что Лате пришлось стать свидетельницей болезни Прана и Савитиных родов, а может, по всем этим причинам сразу Лата ощутила в себе удивительные перемены. Спящая Савита оказалась куда более убедительной советчицей, нежели говорливая Малати.
Лата с недоумением и улыбкой вспоминала свое желание сбежать с Кабиром, хотя избавиться от чувств к нему пока не могла. Но куда заведут ее эти чувства? Стабильная, постепенно растущая любовь Савиты к Прану – разве это не лучшее, что может быть для самой Савиты, для ее будущей семьи и детей?
На каждой репетиции Лата в страхе ждала, что Кабир подойдет к ней и одним-единственным словом порвет неведомую, чересчур прочную материю, которую она соткала – или которую соткали другие – вокруг себя. Но репетиции проходили, наступали часы посещения в больнице, и все оставалось по-прежнему.
Взглянуть на новорожденную приходили самые разные люди: Имтиаз, Фироз, Ман, Бхаскар, старая госпожа Тандон, Кедарнат, Вина, сам наваб-сахиб, Малати, господин и госпожа Махеш Капур, господин Шастри (он принес очередную обещанную Савите книжку по праву), доктор Кишен Чанд Сет и Парвати и многие другие, включая делегацию дальних родственников из Рудхии, которых Савита видела впервые. Очевидно, ребенок родился не у двух родителей, а у целого клана. Десятки людей ворковали над малышкой (одни отмечали ее красоту, другие сетовали из-за пола), и собственнические инстинкты молодой матери встречали у гостей безоговорочное понимание. Савита, решившая, что имеет на дочь какие-никакие права, пыталась защитить ее от тумана одобрительных капель, два дня подряд висевшего над ее крошечной головкой. Наконец она сдалась и примирилась с тем фактом, что Капуры Рудхии и Брахмпура имеют право по-своему приветствовать появление на свет новоиспеченного представителя клана. Интересно, что сказал бы Арун об этой деревенской родне? Лата послала в Калькутту телеграмму, но никаких весточек от той семейной ветви пока не поступало.
13.13
–Нет-нет, диди, мне нравится. Я даже рада иногда почитать что-нибудь непонятное.
–Странная ты,– с улыбкой сказала Савита.
–Да уж. Мне главное знать, что это не бессмыслица и кто-то все же понимает, о чем речь.
–Подержишь ее минутку?
Лата отложила книгу по гражданским правонарушениям и взяла у Савиты малышку. Та поулыбалась ей и заснула.
Лата стала покачивать девочку, которой явно понравилось на руках у тети.
–Ну и что это такое, кроха? В чем дело?– ласково пожурила ее Лата.– Сколько можно дрыхнуть? Просыпайся и поболтай с нами, поболтай со своей Лата-маси. Когда я бодрствую, ты спишь; когда я сплю, ты бодрствуешь; давай-ка для разнообразия сделаем наоборот, хорошо? Хорошо? А то так не пойдет. Так не пойдет, слышишь, кроха?
Она принялась перекладывать племянницу с одной руки на другую, на удивление мастерски придерживая ей головку.
–Что думаешь о моей затеей с юриспруденцией?– спросила Савита.– Характер у меня подходящий? Или не очень? Савита Мера, адвокат обвинения. Савита Мера, старший адвокат. Тьфу! Силы небесные, совсем вылетело из головы, что я теперь Капур. Савита Капур, юридический советник. Достопочтенная госпожа Савита Капур. А как меня будут называть – «милорд» или «миледи»?
–Вообще, цыплят по осени считают,– засмеялась Лата.
–А если считать окажется некого? Лучше уж заранее посчитаю, вреда не будет,– рассудила Савита.– Между прочим, ма сказала, что одобряет мое начинание. Она считает, что нам, возможно, жилось бы лучше, будь у нее профессия.
–Брось, ничего с Праном не случится,– сказала Лата, улыбаясь малышке.– Правда, кроха? Ничего с папой не случится, ничего-ничего! Он еще много-много лет будет устраивать нам дурацкие первоапрельские розыгрыши, вот увидишь! Кстати, ты знала, что можно посчитать ее пульс, просто прижавшись щекой к головке?
–Ничего себе!– сказала Савита.– Чую, после родов мне будет непросто снова похудеть. Знаешь, когда ходишь беременная и с пузом, все котяры на кампусе почему-то хотят поболтать с тобой по душам. Всякие интимные подробности о себе сообщают.
Лата поморщилась.
–А если мы не хотим знать никаких интимных подробностей?– обратилась она к малышке.– Что, если мы хотим барахтаться в своем собственном теплом болотце, а всякие там ниагары и барсат-махалы нас не интересуют?
Савита помолчала немного и сказала:
–Ну все, давай ее сюда. И почитай мне вслух. Что это за книжка?
–«Двенадцатая ночь», конечно.
–Нет, вон та, с бело-зеленой обложкой.
–«Стихи современных поэтов»,– тихо ответила Лата и ни с того ни с сего зарделась.
–О, почитай, пожалуйста. Ма говорит, стихи пойдут мне на пользу. Они успокаивают. Умиротворяют.
Денек рабочий летний
Каспаром завершен.
И на своем крылечке
На солнце дремлет он
[98].
–Так, погоди, здесь будет про череп. А еще маме понравилась эта жуткая «Касабьянка»
[99], где мальчик сгорел живьем на корабле. И «Уллин и его дочь»
[100]. Поэзия, очевидно, непременно должна затрагивать темы смерти и всяческих страданий, иначе это не поэзия. Как мама вообще продралась через эту книгу? Ладно, что тебе почитать?