Сандипу уже давно хотелось употребить где-нибудь это латинское выражение, и тут ему представилась идеальная возможность. Вред, причиненный молодыми людьми, был незначительным – по крайней мере, в материальном отношении. Однако ему пришлось поплатиться за это маленькое лингвистическое увлечение. Главный министр был отнюдь не в восторге и велел предыдущему главному секретарю поставить минус в личном деле Сандипа. «Представители правительства рассмотрели принятое господином Лахири решение относительно происшедших недавно беспорядков в Рудхии. Правительство с сожалением отмечает, что он предпочел проявить свои либеральные наклонности в ущерб своему долгу поддерживать закон и порядок».
–Но что бы вы сделали на моем месте, сэр?– спросил Сандип.– Нет такого положения в уголовном кодексе, на основании которого я мог бы отрубить им головы, даже если бы мне этого хотелось.
–Я не могу вдаваться во все подробности,– ответил секретарь, не желавший критиковать действия своего предшественника.– Возможно, в вашем деле действительно сыграли роль недавние трения с Джхой, а не прошлогодний инцидент. Я понимаю, вы считаете, что я должен был вступиться за вас. Я и вступился, проследив за тем, чтобы вас не просто выгнали на улицу, а перевели с повышением сюда. Это все, что я мог сделать. Я знаю, когда можно поспорить с главным министром, а когда это не имеет смысла. Он, надо отдать ему должное, прекрасный руководитель и ценит способных сотрудников. Когда-нибудь, достигнув положения вроде моего – а это при ваших способностях вполне вероятно,– вы измените свое мнение о нем. Как насчет того, чтобы опрокинуть по стопке?
Сандип согласился на виски. Главный секретарь ударился в воспоминания – обстоятельные и несколько утомительные для слушателя:
–Проблемы начались еще в тридцать седьмом году, когда провинциальным политикам дали власть. Шарма был избран премьер-министром охраняемой провинции, как это тогда называлось,– наш штат принадлежал к этой категории. Очень скоро мне стало ясно, что служащие получают повышение и назначаются на те или иные должности не в соответствии с их достоинствами, а совсем из других соображений. Раньше существовала четкая иерархия: вице-король – губернаторы – комиссары – окружные магистраты, и все шло своим чередом. А когда избиратели добрались до всех ступеней власти, за исключением самых высоких, тут и началось. Продвижение «своих» людей, политическая поддержка кандидатов, агитация, махинации, подкуп народных избранников и все такое прочее. Исполнять свои обязанности тем не менее надо было, но видеть все это было противно. В крикете некоторые игроки могут набрать шесть очков, даже если мяч коснулся земли в пределах площадки. А других выбивают из игры и в том случае, если мяч оказывается за ее границами. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Тандон, кстати, пытался вывести Неру из игры в соответствии с правилами, которые он сам придумал для внутреннего употребления в Конгрессе,– он отлично играл в крикет, когда учился в Аллахабадском университете,– вы знали об этом? И потом он, кажется, возглавлял команду Учебного центра Мьюира. Теперь он отрастил бороду и разгуливает повсюду босиком, словно риши из «Махабхараты», но когда-то он увлекался крикетом, и это многое объясняет. Еще по одной?
–Спасибо, мне не надо.
–И не забывайте, что он был спикером Законодательного собрания в Уттар-Прадеш. Все строго по правилам, никаких отклонений. Я всегда говорил, что без нас, государственных чиновников, не было бы никакой дисциплины. Рим горит, а политики занимаются всякими пустяками и действуют не слишком слаженно. Жизнь продолжается благодаря нашим усилиям. Мы создаем надежный каркас, и так далее. Но для этого приходится шевелиться. Мне немного осталось до пенсии, и я не жалею о том, что делал. Надеюсь, вам понравится новая работа, Лахири. Осваивайте горное дело. Держите меня в курсе ваших занятий.
–Благодарю вас, сэр,– сказал Лахири, поднимаясь. Вид у него был безрадостный. Его посвятили в секреты государственной службы. Неужели он станет вот таким же? Этот взгляд в открывавшееся перед ним будущее приводил его в смятение и даже отвращал.
14.8
–Утром приходил Шармаджи, хотел с тобой поговорить,– сообщила мужу госпожа Махеш Капур, когда он вернулся в Прем-Нивас.
–Сам приходил?
–Да.
–И что он сказал?
–Ну что он мог сказать мне?
Махеш раздраженно щелкнул языком.
–Ладно, я схожу к нему.
То, что главный министр сам явился к нему домой, не могло быть просто вежливым жестом, а означало нечто большее, и Махеш Капур догадывался, что́ именно Шарма хотел обсудить. Уже по всей стране говорили о кризисе в партии Конгресс, и выход Неру из всех партийных органов служил его подтверждением.
Договорившись с Шармой по телефону, Махеш Капур направился к нему. Хотя он покинул ряды Конгресса, он продолжал носить фирменную белую шапочку, ставшую неотделимой частью его облика. Главный министр сидел в белом плетеном кресле в саду. При появлении Махеша Капура он встал, приветствуя гостя. Вопреки ожиданиям Махеша, вид у него был вовсе не усталый. День стоял жаркий, и Шарма обмахивался газетой, заголовки которой вещали о попытках урезонить Неру. Он предложил бывшему коллеге стул и чашку чая.
–Ни к чему ходить вокруг да около, Капур-сахиб,– сказал главный министр.– Я хочу, чтобы вы помогли мне убедить Неру вернуться в Конгресс.
–Но он же не выходил из него,– отозвался Махеш Капур с улыбкой, понимая, что Шарма думает на два шага вперед.
–Ну да, я имею в виду активное участие в работе Конгресса.
–Я разделяю ваше беспокойство о будущем Конгресса, Шармаджи,– сказал Махеш Капур.– Но что я могу сделать? Я больше не член партии, как и многие мои друзья и коллеги.
–ИНК – ваш настоящий дом,– произнес Шарма чуть печально; голова его начала слегка трястись.– Вы отдавали ему всего себя, посвятили ему лучшие годы жизни. И даже сейчас вы занимаете то же место в Законодательном собрании, что и прежде. Пусть даже появилась альтернатива – НРКП или какая-нибудь другая партия,– я приветствую ее и по-прежнему считаю ее членов моими коллегами. Но у вас там много идеалистов, а трезвомыслящие политики остались в основном со мной.
Не было необходимости уточнять, что к трезвомыслящим он относил политиков типа Агарвала. Махеш Капур помешал ложечкой чай. Он относился с симпатией к главе кабинета, из которого недавно вышел. Но он надеялся, что Неру покинет Конгресс и тоже присоединится к НРКП, и потому не понимал, как Шарме могло прийти в голову, что он согласится переубеждать Неру. Чуть наклонившись к главному министру, он тихо произнес:
–Шармаджи, я отдавал силы не столько какой-либо партии, сколько своей стране. Если Конгресс растоптал собственные идеалы и вынудил многих преданных ему людей уйти…– Он не закончил фразу.– Во всяком случае, я не вижу особой опасности в том, что Пандитджи выйдет из партии.
–Не видите?– спросил Шарма.
Перед ним лежали два письма. Он взял то, которое было длиннее, и протянул Махешу Капуру, постучав пальцем по двум последним абзацам. Махеш Капур медленно прочитал письмо, не отрываясь от него, пока не закончил. Это было одно из посланий Неру главным министрам штатов, которые он отправлял каждые две недели. Оно было датировано первым августа – спустя два дня после того, как друг Неру Кидвай, разорвав свое заявление о выходе из партии, написал новое. В конце письма, освещавшего весь диапазон международных и внутренних событий, Неру писал: