Теперь, когда удача отвернулась от Хареша, дядя Умеш сказал ему:
–И что же, ты приехал в Дели лоботрясничать? По-твоему, это правильно?
–У меня не было выбора,– ответил Хареш.– В Канпуре мне ничего больше не светит.
Дядя Умеш прыснул.
–Молодежь нынче пошла такая самонадеянная! Чуть что, сразу увольняетесь. У тебя была прекрасная работа. Что ж, посмотрим, как ты запоешь через пару-тройку месяцев.
Хареш понимал, что его накоплений не хватит даже на столько. Его взяла злость.
–Я устроюсь на работу – не хуже, а то и лучше прежней – в течение месяца!– заявил он, едва не повысив голос.
–Дурак,– с неподдельным презрением фыркнул дядя Умеш.– Работа на дороге не валяется!
Его тон и самонадеянность, разумеется, задели Хареша за живое. В тот же день он отправил резюме в целый ряд компаний и заполнил несколько заявлений, включая заявление о приеме на государственную службу в Индоре. Он уже не раз тщетно пытался устроиться в великую обувную компанию «Прага» итеперь попытался снова. «Прага», изначально чешская компания, которой по сей день управляли главным образом чехи, была одним из крупнейших производителей обуви в стране и гордилась качеством своей продукции. Если бы Харешу удалось устроиться туда на нормальную должность – на брахмпурскую или же калькуттскую фабрику,– он одним выстрелом убил бы двух зайцев: вернул былое самоуважение и поселился рядом с Латой. Подколки дяди Умеша – и обвинения Гоша – никак не шли у него из головы.
По иронии судьбы попасть в мир «Праги» ему помог господин Мукерджи. Знакомый сообщил Харешу, что тот приехал в Дели. Хареш решил с ним встретиться – он не таил зла на бывшего начальника и считал его пусть трусоватым, но порядочным человеком. Несмотря на упрямую ненависть, которую его шурин питал к Харешу, Мукерджи до сих пор было неловко из-за случившегося. Не так давно он говорил, что господин Кханделвал (председатель совета директоров обувной компании «Прага» и, удивительное дело, не чех, а индиец) должен приехать в город по делам. Хареш, никого не знавший в «Праге», решил, что этот шанс ему послан не иначе как свыше: если его не возьмут на работу, то хотя бы ответят на его многочисленные письма. Он сказал Мукерджи, что будет очень ему признателен, если тот познакомит его с господином Кханделвалом.
И вот однажды вечером бывший начальник взял его с собой в гостиницу «Империал», где господин Кханделвал имел обыкновение останавливаться, когда приезжал в Дели. Он всегда селился в номере-люкс «Могол»– самых роскошных апартаментах гостиницы. То был спокойный благожелательный человек в курте и дхоти, уже начавший полнеть и седеть. По всей видимости, он любил пан даже сильнее Хареша и за один раз отправлял в рот по три штуки.
Хареш поначалу не мог поверить, что этот сидящий на диване человек в дхоти – легендарный господин Кханделвал. Но, увидев, как все перед ним трясутся (у некоторых в самом деле дрожали руки, когда они подавали ему бумаги, а тот быстро просматривал их и выносил какой-нибудь односложный вердикт), Хареш оценил по достоинству и остроту его ума, и безусловный авторитет. Рядом постоянно отирался какой-то невысокий, прыткий и невероятно почтительный чех, заносивший в блокнот все просьбы и поручения господина Кханделвала.
Заметив наконец Мукерджи, господин Кханделвал улыбнулся и поприветствовал его по-бенгальски. Он был марвари, но всю жизнь прожил в Калькутте и в совершенстве владел языком; даже встречи с лидерами профсоюза Прагапурской фабрики неподалеку от Калькутты он целиком проводил на бенгальском.
–Чем обязан вашему визиту, Мукерджи-сахиб?– спросил он, делая глоток виски.
–Этот молодой человек, работавший у нас, теперь ищет новую работу. Он хотел узнать, не возьмут ли его в «Прагу». У него превосходное образование, он досконально знает технологию обувного производства, да и в остальном я могу всецело за него поручиться.
Господин Кханделвал благосклонно улыбнулся и, глядя не на Мукерджи, а на Хареша, воскликнул:
–Почему же ты готов отдать мне столь ценного сотрудника? Откуда такая щедрость?
Господин Мукерджи немного стушевался. Помедлив, он тихо ответил:
–С ним несправедливо обошлись, а я слишком труслив, чтобы поговорить об этом с шурином. Да и разговаривать с ним бесполезно: он уже все решил.
–Как я могу вам помочь?– обратился господин Кханделвал к Харешу.
–Сэр, я несколько раз направлял в «Прагу» заявления о приеме на работу и резюме, но не получил никакого ответа. Если вы попросите отдел кадров хотя бы взглянуть на мое резюме, я буду вам очень признателен. Уверен, они захотят меня взять, если увидят мои дипломы и послужной список.
–Примите у него заявление,– распорядился господин Кханделвал, и расторопный чех взял у Хареша бумагу, одновременно записав что-то в блокнот.
–Итак…– сказал мистер Кханделвал,– в течение недели вы получите от «Праги» письмо.
Увы, хотя через несколько дней Харешу действительно пришло письмо от «Праги», кадровики опять предлагали ему сущие гроши: двадцать восемь рупий в неделю. Хареш только разозлился.
Зато дядя Умеш ликовал.
–Я тебе говорил: если уволишься, новую работу не найдешь. Но ты же меня не слушаешь, считаешь себя самым умным. Посмотри на себя: сел на шею родителям, вместо того чтобы работать, как мужчина.
Хареш сдержался и спокойно ответил:
–Спасибо вам за советы, дядя Умеш. Я их очень ценю.
Удивленный внезапной кротостью Хареша, Умеш Чанд Кхатри решил, что дух этого гордеца наконец сломлен и отныне он будет прислушиваться к его мнению.
–Хорошо, что ты поумнел. Я рад. Негоже человеку быть о себе слишком высокого мнения.
Хареш кивнул, хотя мысли у него были отнюдь не кроткие.
13.21
Получив несколько недель назад первое письмо от Хареша – три голубые странички, исписанные мелким наклонным почерком,– Лата ответила на него по-дружески. Первая половина письма была о том, как он пытается обзавестись связями в «Праге» иустроиться туда на работу. Госпожа Рупа Мера обмолвилась, что знает кое-кого, кто имеет нужные знакомства и, вероятно, сможет помочь. На самом деле все оказалось гораздо сложнее, чем она ожидала, и у нее ничего не вышло. Хареш в то время не мог знать, что благодаря удивительному стечению обстоятельств и участию господина Мукерджи сможет лично познакомиться с самим господином Кханделвалом – председателем совета директоров «Праги».
Вторая половина письма оказалась более личной. Лата перечитала ее несколько раз. Эти строки, в отличие от письма Кабира, вызывали у нее улыбку:
Итак, о делах я написал [продолжал он], теперь позволь по заведенному порядку понадеяться, что вы с мамой благополучно добрались до Брахмпура и что все, кто встречал вас после столь долгого отсутствия, очень по вам скучали. […]
Хочу поблагодарить вас за визит в Каунпор и за прекрасно проведенное вместе время. Я рад, что обошлось без стеснительности и ложной скромности, и убежден, что мы сможем по меньшей мере стать хорошими друзьями. Мне понравилась твоя прямота и манера речи. Еще должен заметить, что не многие из встреченных мною англичанок говорили по-английски так же хорошо, как ты. Все это в сочетании с манерой одеваться и личными качествами делает тебя как нельзя более достойной девушкой. Я думаю, Кальпана была справедлива в своих похвалах. Эти слова могут показаться тебе лестью, но я пишу искренне.