Отвратительный транспарант был установлен высоко и направлен на главное шоссе и центральную городскую башню – Башню Независимости, также известную как «Роща». В честь докатаклизменной Кредикской рощи.
Вакс с Уэйном чокнулись бутылками. Уэйн откинул голову и глотнул, с наслаждением пробуя на вкус крепкий напиток. Горький, хмельной. Таким и должно быть настоящее пиво. В Дикоземье в пиве разбирались. Зачем приглаживать вкус, превращать напиток в нечто чуждое его природе? Городское пиво делали для людей, которые на самом деле терпеть пиво не могли.
Пена смягчила горло, саднившее с тех пор, как Уэйн начал копить здоровье. Он как будто был перманентно болен, каждый день, но обычно не замечал этого, потому что тело тщательно маскировало симптомы. Только когда он начинал копить здоровье, болезнь брала верх.
Вакс сделал большой глоток и уставился куда-то вдаль, наслаждаясь вкусом. Вид у него был довольный.
–Помнишь,– сказал Уэйн,– как ты открывал бутылки, не зная, что я хорошенько постучал ими по столу, и тебя с головы до ног облило пивом?
–Который раз?– уточнил Вакс.
–Ха! Этот розыгрыш не устаревает.
–Он устарел еще до того, как ты впервые его попробовал.
Уэйн ухмыльнулся:
–Я вспоминал самый первый раз, когда ты изловил Ледяного Бена Олдсона. Тогда еще Моргун был твоим заместителем.
–Помню.
–Поверить не могу, что ты его назначил.– Уэйн сделал еще глоток.– Он же в упор не мог ни в кого попасть.
–У него были другие таланты,– возразил Вакс.– Раз уж на то пошло, ты тоже стрелять не умеешь.
Это правда. Но если начистоту, у Вакса был дурной вкус в заместителях.
–Еще бы я не помнил первый раз, когда ты подловил меня с этими бутылками,– сказал Вакс, потягивая пиво.– Отлично помню. Это был также первый раз, когда ты улыбнулся.
–Ну да,– согласился Уэйн.– У меня хорошо получается прикидываться. В конце концов получилось даже принять облик человека, который чего-то стоит. Успешный обман. Я даже сам в него верю.– Он сделал еще глоток.– Почти всегда.
–Уэйн…
–Вакс, не нужно меня утешать.– Уэйн прислонился головой к металлической опоре и закрыл глаза.– Все будет хорошо. Нужно только шляпу надеть…
–Тебе в эти дни хуже?– спросил Вакс. Что за надоедливый, проницательный тип?– Дело не только в Ме-Лаан.
Уэйн пожал плечами, не открывая глаз.
–Выкладывай,– настаивал Вакс.– Я тебе пиво принес. Ты должен мне ответ – таковы правила.
Разрушитель его побери. Еще бы он забыл о правилах.
–Да вот, мысли всякие одолевают,– тихо ответил Уэйн.– Семью вспоминаю. Думаю, как же стыдно было бы моей Ма, если бы она узнала, что я убийца. Столько лет за это расплачиваюсь, а на душе лучше не становится. Вот и задумываюсь: может, никакого добра не хватит, чтобы уравновесить зло, которое я совершил? Может, мне всегда будет грош цена?
–Уэйн, расплатиться действительно не выйдет,– шепотом произнес Вакс.– В этом ты прав.
Уэйн открыл глаза.
–Деркель, которого ты убил,– продолжил Вакс,– не воскреснет. Тут ты ничего не изменишь. Сколько бы добрых дел ни совершил, прощения не заработаешь.
Уэйн отвернулся. Ему стало дурно – и не только от накопления здоровья.
–Вакс, я знаю, что сам попросил не утешать меня. Но слушать нотации мне тоже неохота.
–К счастью,– сказал Вакс,– тебе и не нужно прощение.
–А вот это уже чушь какая-то.
–Не чушь.– Вакс наклонился и указал на Уэйна бутылкой.– Уэйн, ты бы сделал это снова, будь у тебя такая возможность? Ограбил бы человека из-за мелочи и застрелил бы, когда дело приняло дурной оборот?
–Что? Конечно нет!
–Ну вот.– Вакс откинулся назад.– Значит, прощение тебе не нужно. Ты уже не тот, кто застрелил Деркеля. Тот человек… ну, умер. Зарыт под шестью футами глины и камня, которые заменяют землю в Дикоземье. Ты уже давно не он.
–Сомневаюсь, что это так работает,– ответил Уэйн.
–Почему нет?– Вакс сделал новый глоток.– Если люди не в состоянии меняться, то для чего мы стараемся? Уэйн, если ты неисправим, значит и мы все неисправимы. В таком случае за любой неправильный поступок нужно сразу расстреливать, потому что человек все равно не изменится. Чего с ним морочиться?
–Это несправедливо.
–Это ты несправедлив по отношению к себе. Уэйн, я наблюдал за тобой. Ты стал моим помощником не потому, что хотел отпущения грехов. Ты сражаешься со мной бок о бок не потому, что ищешь прощения. Ты делаешь это, потому что изменился. Потому что хочешь сделать мир лучше.
–А если это не так?– возразил Уэйн.– Вакс, ты же не знаешь, о чем я на самом деле думаю. Может, я насквозь гнилой и подлый? Подумай, как рьяно я всегда лезу в драку. Вдруг я такой, потому что ищу любой возможности подраться и убить кого-нибудь? Может, мне это нравится?
–Нет.– Вакс допил пиво и протянул бутылку, держа за горлышко двумя пальцами.– Уэйн, меня не проведешь. Я знаю тебя как облупленного. И уважаю тебя. Восхищаюсь тобой. Иногда я чувствую, что мне никогда не стать таким хорошим человеком, как ты.
–Постой.– Уэйн насторожился и прищурился.– Ты это серьезно?
–Еще как.
–Дружище, я ведь сегодня целый дом сжег. Ладно бы школу, их-то можно сжигать за милую душу. А это большое важное здание.
–Ну и что ты сделал потом?– спросил Вакс.– Сбежал сразу после того, как бросил спичку?
Уэйн пожал плечами.
–Нет, ты всех вывел из дома,– сказал Вакс.– Ты специально попросил людей постучать во все двери и убедиться, что никто не заперт внутри. Ты совершил поджог по необходимости, но удостоверился…– Вакс задумался, проверил, действительно ли пуста бутылка, и с серьезным видом посмотрел на Уэйна.– Уэйн. Школы нельзя сжигать. Даже если один раз пришлось, это не значит, что так правильно.
–Нет, подожди.– Уэйн прикончил свое пиво.– У меня все схвачено. Школы созданы для того, чтобы их жечь. Представь себя в детстве. Вот просыпаешься ты утром, а школы нет. Да это ж лучший ржавый день на свете!
Вакс тяжело вздохнул.
–Мне кажется,– продолжил Уэйн,– именно поэтому в городе открываются все новые и новые школы. Видел, сколько их теперь? Правительство строит их про запас, на случай, если нужно будет порадовать детишек. Тогда они возьмут и сожгут их.
Вакс внимательно за ним наблюдал. Уэйн улыбался и подмигивал, намекая, что это все – шутливые фантазии.
–С тобой никогда не знаешь…– начал Вакс, откинувшись.
–В том-то и загвоздка, а?– перебил Уэйн.– Я столько всего ужасного делаю! Ранетт сказала, что я зря хожу к дочке Деркеля. Мол, это худшее, что можно придумать. Я столько лет заставлял ее страдать, сам того не осознавая!