Человек в чужой форме - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шарапов cтр.№ 46

Кузнецов, поднявшись из-за стола, тоже подошел к окну и тоже молча глядел на развеселую кутерьму.

Вера Вячеславовна чувствовала себя ужасно. Не будет этого ощущения, что за спиной у тебя тот, кто обязательно найдет выход, в любом случае поддержит и поможет, даже если не просишь. Снова одна, снова за все в ответе, без помощи, поддержки… и, увы, время идет, и нет молодого задора, слепой уверенности в том, что все возможно, если знаешь, во имя чего!

Как же до боли захотелось послать все к чертям, повернуться, повиснуть на шее, спрятать лицо на груди, вывалить все свои несчастья, страхи — и гори оно синим пламенем. Он-то справится, он точно знает, как надо.

Слезы навернулись на глаза, она сердито сморгнула.

Максим Максимович, опершись на подоконник, не глядя в ее сторону, заговорил как-то просительно:

—Мне просто для себя уяснить. Зачем вы так? Что именно вас так напугало? Мысль о том, что казна недополучает гроши с трудовых людей? Огласка? Совесть мучает? Страх позора?

Он все спрашивал, спрашивал, уже бесстрастно, четко, как врач на осмотре, и Вера, опустив ресницы, все качала и качала головой: нет, нет, нет…

Наконец прозвучало:

—Не верите мне?

И снова она ответила:

—Нет.

Максим Максимович вздохнул:

—Отдохнуть вам надо. Подумать некоторое время,— и ушел.

«Ну вот, объяснились. Теперь так легко, потому что пусто, совершенно пусто…»

Она почти упала на стул, сидела некоторое время в тихом отчаянии, глядя на глупую газету. Наконец, схватив ее, яростно скомкала, швырнула в угол.

Сорокин вот уже который день по нескольку часов изучал сведения, коими пополнилась серая папка, подписанная просто «К.». Не то что старому сыскарю нравилось собирать макулатуру на всякий случай или питал он особую любовь к досье. Просто за годы работы на различных позициях, что в сыске, что в разведке, затвердил для себя как «Отче наш»: все возникающие сомнения и подозрения, имеющие хотя бы тень обоснованности, необходимо проверять и, по возможности, устранять. Ни с того ни с сего они не возникают, и не случается ничего просто так. Стряслось — стало быть, где-то кто-то проглядел, торганул варежкой, проявил мягкотелость, абстрактное человеколюбие.

Причем одно дело — это глупый Мохов, из любви к пройдохе пошедший на инсценировку дурацкой кражонки, и совсем иное — странный снабженец из бывших, который, во-первых, шулер, во-вторых, всегда готов запросто, безо всех этих формальностей (хотя бы директивы командования), подогнать не только рабочие руки, но и технику с нечитаемыми номерами двигателей, и материалы, краску, аппараты.

«Просто толкач, снабженец-блатняга. Тогда неудивительно, что так он востребован: в плановые поставки не втискиваешься, тут рванет, там развалится — всего не предусмотришь, вот он тут как тут».

Хотелось бы, чтобы было так примитивно. Как-то не вяжется. Слишком мелко, по крайней мере, такого рода толкачей Сорокину видеть не приходилось.

Николай Николаевич по сотому разу разбирал копии.

Наградные листы, грамоты, благодарности — в седьмом УВР все были как на подбор, чудо-богатыри.

Скажем, прораб, начучастка, тот в августе 1944 года под Яссами в течение суток под сильным артогнем противника обеспечивал бесперебойную связь, а в апреле 1945-го под Братиславой не просто связь обеспечивал, но и уничтожил несколько солдат противника. Полковник Константинер (бывший заместитель Кузнецова по кадрам и начальник охраны)— командир орудия, медаль «За отвагу» получил за подвиг, совершенный 7 мая 1945 года: открыл путь для продвижения пехоты. Мошенник-казначей Павленко — орденоносец, ни много ни мало, Отечественной войны первой степени. Вот наградной лист, черным по желтому: в1942 году был командиром отделения взвода противотанковых ружей, во время атаки после гибели наводчика в Киевской области выдвинулся сам с ПТРом и под ожесточенным огнем противника «метким огнем из ружья поджег два средних танка противника и подбил одно самоходное орудие «Фердинанд». Кто ж тут крыса бухгалтерская, уголовник и пособник оккупантов? Неужто этот?

Сам Кузнецов на этом героическом фоне не смотрелся: сугубо штатский товарищ, с дипломом Харьковского инженерно-строительного института. Хотя в РККА с первых дней войны, и вот сухо перечисляются факты из наградного листа на единственный его орден, Красной Звезды. Если не вдумываться, ничего героического: стройки, стройки, стройки.

Сотни землянок, жилых и технических, корпуса, столовые, казармы и прочее на общую сумму… ничего себе. Более полумиллиона рублей. Сорокин вытер выступивший пот.

Земляночные городки строили для аэродромов. Приводились и названия, которые теперь, кроме воевавших там, вряд ли кто и вспомнит: Белосток, Высоко-Мозовецк, Вельск, Россошь, Березино, Свислочь…

«Серегу бы спросить, как бы он героически летал, если бы всего этого не было или строилось лишь бы как».

Сорокин колебался.

Не верилось, что военстроители способны просто, внахалку подтибрить гусеничный трактор, протащив его через полстраны из Кременца в Москву. Просто быть не может. По всему видать, не тот это трактор, потому и отписались товарищи из шахтуправления не непосредственно в прокуратуру, а в местное отделение и не грозным запросом, а скорее для очистки совести. Не исключено, что просто инвентаризация грядет, и состряпали оправдание, что принимали меры для розыска пропавшего трактора, а может, и сами куда-то его дели.

История про облигации, поведанная Остапчуком,— о том, что покойный казначей Павленко, собрав с личного состава и вольных деньги, не выдав облигации,— была возмутительной. Однако тоже не была чем-то из ряда вон выходящим.

Центральные газеты пестрили письмами рабкоров и просто жалобами трудящихся такого же рода: денежки собрали, а облигации зажали. Людей можно понять: размер годовой подписки вырос до небес, и на местах, желая выслужиться, потрошили трудящихся с рвением не по разуму, сводя к нулю результаты от снижения цен. И гражданских потрошили, а уж в военчастях иной раз творилось черт знает что. Так брали за горло, что подписывались на госзаем аж на полтора, а то и два месячных содержания.

«Иное дело, если Павленко деньги себе прикарманил,— предположил Сорокин,— смелое предположение? С учетом его биографии — нет, вполне закономерное. Интересное совпадение: буквально тотчас, как всеми обиженный Ванин сболтнул про облигации, что, помимо сержанта Остапчука, слышал другой из увээр, как его… Максименко Алексей. Всего несколько часов спустя имела место поножовщина с фабричными, и Ванин чудом остался цел. Говорить, правда, не сможет еще долго. И ведь, как на грех, нападавшие — те самые колхозники-драчуны, с которыми накануне вышел бой. Они, видите ли, специально задержались по пути в родные места, а кто сообщил, где обидчик Ванин будет,— не говорят, молчат, а то и не знают. И не придерешься».