–Она не поверит.
–Она сейчас вам не верит.
–Я просто не могу ей позвонить.
–Напишите письмо.
–Хорошо.
–Честно?
–Хорошо.
–Сегодня?
–Сегодня.– Обещание напомнило Мод детскую клятву написать благодарственную записку – впервые она вообразила, как кто-то действительно читает то, что она написала. В тот день, когда села за свое письмо Присцилле, она заснула. Ей потребовался еще один день, чтобы дописать от руки две странички, пригодные к отправке почтой.
В Курортном музыкальном театре и Зале источников открылись благотворительные экспозиции «Лошадь в современном искусстве». Умер Оливер Ла Фарж
[143]. «Расследовалась» жестокость полиции во время марша КРР
[144]. В Лагере Келли мистер Гриммис и мисс Кристал всеми силами старались оградить Айру и Артура от вездесущей Марши Мейсон
[145]. Мод и Элизабет лежали на солнышке, Мод усовершенствовала загар, Элизабет прикрывала свою склонную к веснушкам белизну мягкой широкополой шляпой и газовой блузкой с длинными рукавами.
Мод сообщила:
–Мистер Прюэлл собирается плыть на парусной яхте от Трескового мыса до Пустынной горы. Соблазняет?
Ничто не соблазняет ее меньше, ответила Элизабет, скученного жилья посреди бескрайнего пространства. Быть может, они вдвоем могут отправиться в путешествие…
Они съездили в городок за обманчивыми путеводителями и бессодержательными картами. Порассуждали о Мексике, Швеции, Афганистане. Помечтали об океанском лайнере, следом – о поезде с панорамным видом, о вылазках с рюкзаками по экзотическим горам – Карпатам, казахским сопкам. Позвонили турагенту Мод, который предложил чартерные рейсы в Венецию или на Майорку. К вечеру их дом превратился в усладу путешественника.
Мод отправила свое письмо Присцилле. Элизабет спросила:
–Что насчет Полин?
–Покой мне не светит, да?
–Если намерены изображать Санта-Клауса…
–Но я же Скрудж, искупающий вину! Я вам говорила, она приезжает сюда через два дня? Хочет поговорить.
–О деньгах?
–Намекала на что-то мрачнее.
–Стало быть… все еще можете примириться.
–У меня настроение как-фишка-ляжет. Но я об этом подумаю. Едва ли станет хуже, наверное.
Мод отомстила Элизабет тем, что заставила ее петь первую арию Блонды из «Похищения из сераля»
[146]. Элизабет изо всех сил старалась держать высокие ноты. После она описала Мод еще одну арию Моцарта, которую помнила,– темой в ней была влюбленность в саму любовь, и несло ее ветром чистого желанья. Мод нашла «Non so più» Керубино
[147], и Элизабет с третьей попытки выучилась держать долгие ноты из чистого желанья. Мод иногда жалела, что не родилась мужчиной.
Присцилла не ответила на ее письмо. Элизабет отметила, что послано оно было только вчера.
–Но я же отправила его со срочной доставкой и сама ходила на почту.– Мод позвонила Уолтеру. Письмо доставили нынче утром.
–Такое облегчение. У Присциллы все хорошо?
–Насколько мне известно.
–Вы это о чем?
–Я не вижу ее в последнее время.
–Я все равно не понимаю.
Мгновение спустя Уолтер произнес:
–Она здесь больше не живет.
–Ох господи… куда ж она уехала?
–Она в студии Фиби Льюисон. Я сунул ваше письмо ей под дверь.
Мод записала номер телефона.
–Простите, Уолтер.
–Все в порядке. И не беспокойтесь о ней. Уж кто-кто, а Присцилла о себе позаботиться умеет.
Мод понимала, о чем он. Позвонила Присцилле в студию. Услышав голос матери, та повесила трубку.
–Боже мой, что я наделала?
–Перестаньте, вы этого ждали. Да и вообще сами мне рассказывали, что она благоденствует с препятствиями.
–Ей двадцать три.
–Если ей потребуется помощь, она ее попросит. Озабоченные родители сводят трудных детей с ума. На нашем следующем свидании я к ней зайду, если хотите.
–Вы сущий ангел. А о Полин заодно не хотите позаботиться? Я знаю, знаю…
–Но я не прочь с нею познакомиться.
–Завтра – при условии, что выживу. Нет, я рада, что она приезжает. Я ей все расскажу. И послушаю заодно.
После приезда Полин назавтра у Мод и Элизабет не было возможности поговорить до вечера. После обеда сестры устроились в сиреневом саду, обе обремененные несходными, неизреченными исповедями. Полин из банка еще ничего не сообщили. Узнав от Мод о распоряжении, сделанном в ее пользу, Полин вся преисполнилась ликованьем, которое вскорости сменилось стыдом.
(«Она приехала рассказать мне об Аллане,– сказала потом Мод Элизабет,– и начала тревожиться, что я отберу деньги, потом ей чуть ли не захотелось, чтоб я их забрала, раз она повела себя таким скунсом».) Сидя очень прямо, Полин наконец сообщила Мод о том, что переспала с ее мужем. Мод ей ответила:
(«Я так гордилась при этом, как будто вы на меня смотрели».)
–Как ты вообще могла так со мной поступить?– Бессердечная лживость этих слов выпустила из Полин ярость, копившуюся в ней двадцать пять лет. Мод выдержала сестрино буйство, лишь внимательно кивая, а в конце сказала ей:– Я так и не осмелилась извиниться. Ты б не была человеком, если бы так себя не чувствовала… Увидев, что я не шучу,– рассказывала Мод Элизабет,– она заплакала. Сказала мне: «Мод, какая чепуха! У тебя во всем теле даже косточки гадкой не найдется». Поэтому настал мой черед стать жалкой и расплакаться – а я так не плакала с тех пор, как мамулю похоронили.– Слезы опять струились по щекам Мод.– Почему же на это ушло столько времени?– С чем-то похожим на упрек она глянула на Элизабет, сидя на полу рядом с кроватью, где та лежала.– Почему они нас такими воспитали?