–Нужно немного подождать…– А потом горячо воскликнул:– Итак, сегодня вечером!– Он вообразил себе сумерки под тисовой изгородью. К дому, поблескивая в лучах солнца, подъехал автомобиль.
–Да! Да!– воскликнула она.– На аллею можно попасть через маленькую белую калитку.– Она представила, как они будут страстно беседовать о радости и печали в полумраке, среди смутных очертаний кустов и деревьев. Вот какие романтичные мысли она себе позволила!
А потом он заглянет в дом, якобы справиться о ее здоровье, и они в мягком свете фонарей прогуляются по лужайке у всех на виду и станут немного устало болтать о маловажных, но красивых стихотворениях, а между ними опять будут пробегать искры… И так еще много лет…
[132]
–Пронзали ль когда-нибудь эдвардианцев точнее? Быть может, к тому времени они уже стали георгианцами.
–Ослепительно. Как насчет вот этого?
Я закончил одну сигарету и прикурил новую. Время тянулось медленно. Сквозь закрытую входную дверь доносились отзвуки уличного шума и автомобильные гудки. Проехал большой красный автобус междугородного сообщения. Сменялись огни светофора на перекрестке. Блондинка уселась на стуле поудобнее, подперла лоб рукой и внимательно наблюдала за мной сквозь пальцы. Дверь в деревянной стене снова открылась и высокий мужчина с тросточкой выскользнул из нее. В руке у него был свежеупакованный сверток, по форме похожий на толстую книгу. Он подошел к столику и уплатил какую-то сумму. Вышел он так же, как и вошел, ступая на цыпочках и дыша раскрытым ртом, а проходя мимо, бросил на меня короткий подозрительный взгляд.
Я вскочил, махнул блондинке шляпой и пошел за ним. Он азартно вышагивал в западном направлении, помахивая тросточкой и описывая ею маленький полукруг точно возле правого ботинка. Следить за ним было не трудно. На нем был пиджак, сшитый из материала, напоминавшего конскую попону кричащей раскраски, широкий в плечах настолько, что торчащая из него шея казалась стеблем сельдерея, к которому прикреплена покачивающаяся в такт шагам голова. Так мы прошли вместе несколько сот метров. На ближайшем перекрестке я поравнялся с ним и позволил ему заметить себя
[133].
Свет на западе съежился до темно-зеленой ленточки. Мод спросила:
–Что было в свертке?
Через несколько дней Мод согласилась поехать верхом. В конюшне, заправляя брючки в позаимствованные сапоги, она заставила Элизабет поклясться:
–Вы отвечаете!
–Вы это лошади скажите.
Лицом к лицу с животным, как раздутым пони, Мод вынуждена была признаться, что некогда брала «нескончаемые» уроки верховой езды. Элизабет отчитала ее за скрытность.
–Теорией-то я владею,– пояснила Мод,– мне от практики страшновато. Особенно с прыжками,– неосторожно добавила она.
После чего Мод назначили настоящую лошадь. Полтора часа она ходила шагом, рысью и легким галопом по кругу следом за Элизабет, которая наконец вывела ее на траву внутреннего поля, где стояли три барьера из побеленного дерева. Элизабет спешилась и установила планку самого нижнего чуть ли не в футе от травы. Провела Мод над ним легким размашистым шагом. Повторила процедуру, установив планку на два фута. Ставя уже на три, заметила, что колени Мод стиснули седло, и подумала: она боится свалиться.
Элизабет решила показать Мод, что у нее нет причин для страха. Совершив прыжок сама, она невозмутимо выскользнула из стремян и съехала с лошади на почву. Намереваясь продемонстрировать, что ее падение естественно, она рассеянно зацепилась правой стопой за луку седла и приземлилась на голову без каски. Мод, ехавшую за нею следом, так расстроило это происшествие, что она забыла собственную тревогу и свой прыжок сделала гладко. Опираясь на локоть, Элизабет одобрительно ликовала.
По пути домой Элизабет пригласила Мод в бар на Бродвее. Мод никогда не ходила в бары. Она бы опять отказалась, если бы час выживания на лошади не лишил ее сил сопротивляться. Входя в «Свои дела», она нервно поинтересовалась:
–Вы знаете всю эту публику?– Она боялась столкнуться с теми, кого знала, не столкнуться с теми, кого знала, и столкнуться с теми, кого не знала. Ей это напомнило детство и визиты в отцову контору, где было полно чужих мужчин в рубашках без пиджаков. Пила она слишком быстро, и дважды за полчаса ей пришлось отлучаться пописать. Когда они уходили, ей было потно и тошно.
Элизабет не обращала внимания на неудобства Мод. В половине седьмого назавтра вечером, появившись в бледно-желтой маркизетовой блузке, вившейся над узкой белой юбкой, она предложила снова отправиться в городок. Мод с восхищением поглядела на нее и покачала головой:
–Езжайте без меня.
–Это будет не то же самое.
–Вы же видели, что вчера произошло. Я лучше надерусь дома.
–С чего бы?
–Мне не нравится, когда на меня глазеют посторонние.
–В этом же половина всего удовольствия. Особенно если дать им на что поглазеть. Как насчет той зеленой сорочки от Норелла?
[134]
–Почему тогда не купальник?
–Вы удивитесь. Большинство вас так и не заметит – вас «ту», не вас Мод.
–А другая половина? Вы сказали «половина удовольствия»?
–Глазение, как вы сами заметили. Или наблюдение, во всяком случае. Приятно смотреть на других людей. Именно для этого бары и придумали – удовольствие.
Пока они ехали в «Сапоги-да-седла», Мод поклялась запомнить эти слова. Оказалось правдой: как только они сели, привлекали они мало внимания.
Мод рассуждала об Аллане:
–Говорил он так, будто ему хочется вернуться домой. Думаю, ему следует помариноваться в собственном соку. Нет у меня желания стирать это из памяти. Не прямо сразу.
–Имеете в виду меня?
–Я рада, что это оказались вы. Но мне это все равно не нравится.
–Если считаете, что ему нужно покорчиться, он и сам с этим прекрасно справится.
–Расскажите-ка мне о его коварной стороне.
–Откуда же мне знать?
–А почему вы спрашивали о его карьере?
–Я пришла к некоторому заключению насчет мужчин: обычно они чокнутые. Про эти конские дела не уверена, но он, похоже, играет в грязные игры. Не спрашивайте у меня почему. Может, доказать, что ему без надобности ваши связи. Попробуем соседний водопой, перед тем как ехать домой? Аллан вернется, когда на самом деле этого захочет.
Из второго бара они ушли почти в девять. У себя в кухне, простительно сталкиваясь с незадвинутыми ящиками и время от времени роняя вилку, Мод состряпала поесть.