Падение кумиров - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Ницше cтр.№ 34

167

Мизантропия и любовь. О том, что мы пресытились людьми, мы говорим только тогда, когда уже не можем их переваривать, а живот набит ими до отказа. Мизантропия – это следствие ненасытной любви к людям и «людоедства» – но кто же велел тебе глотать людей, как устриц, любезный мой принц Гамлет?

168

Об одном больном. «Плохи его дела!» Чего же ему недостает? «Его мучит собственное ненасытное честолюбие, он хочет, чтобы его непрерывно превозносили до небес». Непостижимо! Чего же больше – весь мир поет ему хвалу, его повсюду носят на руках, его имя не сходит с уст! Да, но когда дело доходит до похвал, он как-то плохо слышит их. Если его хвалит друг, то ему слышится, будто тот нахваливает сам себя; если его хвалит недруг, ему слышится, будто тот так и напрашивается на похвалу за это; и даже если его просто хвалит кто-нибудь другой, – хотя других-то осталось не так уж много, настолько он знаменит! – то он чувствует себя задетым оттого, что этот другой не стремится завязать с ним дружбу или, наоборот, занять враждебную позицию по отношению к нему; в таких случаях он говорит: «Какое мне дело до того, что думает обо мне этот ломака, вздумавший строить из себя праведника!»

169

Открытые враги. Бесстрашное отношение к врагу – это вещь в себе: даже обладая отчаянной храбростью, можно оставаться трусом и растерянным тихоней. Так высказывался Наполеон о «храбрейшем из мужей», которых он когда-либо знал, – о Мюрате, из чего следует, что открытые враги необходимы иным людям, особенно если они решили возвыситься и хотят достичь добродетельности, мужественности и веселости этих врагов.

170

С толпою. До сих пор он неотступно следовал за толпою, расточая ей всевозможные похвалы; но настанет день, когда он восстанет против нее! Ибо он привязался к толпе, полагая, что его лень здесь будет вполне на месте: он еще просто не знает того, что толпа для него недостаточно ленива! Она все время влечется вперед! И, увлекая за собою, никому не дает останавливаться! А ведь он так любит постоять!

171

Слава. Когда всеобщая благодарность по отношению к кому-нибудь одному становится совсем беззастенчивой, тогда рождается слава.

172

Баламут. А: «Ты баламутишь всех и отбиваешь всякий вкус! – так говорят повсюду». Б: «Да, это так! Я отбиваю вкус ко всяким группировкам – а этого не прощает ни одна группировка».

173

Быть глубоким и казаться глубоким. Кто обладает глубиной, тот, зная это, заботится о ясности; кто хочет покрасоваться перед толпой, тот создает видимость глубины, напуская побольше туману. Ведь толпе – все глубина, если она не может видеть дна: да к тому же она такая боязливая, что без нужды не полезет в воду.

174

В стороне. Парламентаризм, под которым понимается официальное разрешение на право выбора между пятью политическими мнениями, любит подольститься к тем многочисленным политикам, которые не прочь выставить себя самостоятельными, независимыми личностями, готовыми сразиться за свои убеждения. Но в конечном счете безразлично, подчиняется ли стадо одному мнению, или ему дозволяется иметь все пять, – но тот, кто не хочет принимать пять этих мнений, распространившихся в обществе, и просто уходит в сторону, – тот оказывается один на один с целым стадом.

175

О красноречии. Чье красноречие до сих пор обладало наибольшей силой убеждения? Красноречие барабанной дроби; и до тех пор, пока ею владеют короли, они не утратят своего красноречия, способного всегда убедить народ и поднять его дух.

176

Сострадание. Бедные, несчастные правители! Все их права как-то нежданно-негаданно превратились ныне в притязания, а все эти притязания скоро будут выглядеть пустой самонадеянностью! И когда они говорят «мы» или «мой народ», то сердитая старушка Европа только усмехается на это. Наверное, обер-церемониймейстер нового времени не стал бы особо с ними церемониться; и, быть может, даже издал бы указ: «Les souverains rangent aux parvenus» ^[23].

177

К «вопросу о воспитании». В Германии человеку высокоразвитому не хватает одного важного воспитательного средства: смеха высокоразвитых людей. В Германии они не смеются.

178

К моральному просвещению. Нужно в глазах немцев развенчать их Мефистофеля; и Фауста, пожалуй, в придачу. Это два нравственных предрассудка, подвергающих сомнению ценность познания.

179

Мысли. Наши мысли – суть тени наших ощущений, и потому они всегда темнее, легче, проще, чем последние.

180

Хорошие времена для вольнодумцев. Вольнодумцы позволяют себе вольности даже по отношению к науке, у которой они пытаются отвоевать свои права – что им иногда и удается – но до поры до времени, – пока церковь остается незыблемой! И в этом смысле для них сейчас хорошее время.

181

Следование и предшествование. А: «Из этих двух один всегда будет идти последним, а другой всегда будет впереди, куда бы ни завела их судьба, и все же первый всегда будет выше второго по добродетели и по уму!» Б: «Что значит все же? Все же? Это относится к другим! Не ко мне! не к нам! Fit secundum regularum» ^[24].

182

В одиночестве. Когда живешь один, то говоришь не слишком громко, и пишешь тоже не громко: ведь так страшно слышать, как гулким гулом отзывается пустота – это критика нимфы Эхо. И в одиночестве все голоса звучат по-иному!

183

Музыка лучшего будущего. Первым музыкантом для меня стал бы тот, кто знает только скорбь глубочайшего счастья, и больше никакой: но такой музыкант еще не родился.

184

Юстиция. Лучше дать себя обворовать, чем просто стоять в окружении пугал, – таков мой вкус. И это при всех обстоятельствах дело вкуса – не более того!

185

Бедный. Он сегодня – бедняк, но не потому, что у него все отобрали, а потому, что он все сам выбросил – что ему до этого! Ведь он привык находить. Бедны те, кто неверно понимает его добродетельную бедность.

186

Угрызения совести. Все, что он теперь делает, – сделано вполне доброкачественно и по всем правилам, как обычно, и все же совесть его неспокойна. Ведь его задача – необычное.

187

Оскорбительные манеры. Этот художник оскорбляет меня манерой преподносить слушателю свои мысли, весьма хорошие мысли; так пространно и так назойливо, используя такие грубые приемы убеждения, как будто перед ним тупая толпа. Достаточно уделить его искусству несколько минут, чтобы почувствовать себя так, как будто побывал в «дурном обществе».