– Родители, – пояснил констебль. – Вчера утром, я еще не заступил на пост.
Ребус медленно кивнул и двинулся назад, к машине.
Отъехав не слишком далеко от рощи, он свернул на грязный асфальт местной дороги. Раз-другой налево – и вот он у въезда в Портаун-хаус. У запертых ворот не было ничего похожего на звонок. Зато имелась цепь с висячим замком. Ребус толкнул створку, и та сдвинулась ровно настолько, чтобы он протиснулся в щель. Здесь явно не слишком заботились о безопасности.
– Вот что значит сбросить несколько фунтов, Джон, – сказал себе Ребус.
Строго говоря, он потерял двенадцать фунтов. Когда он, похудевший, появился в пабе “Оксфорд”, у него спросили, долго ли ему осталось. Пришлось объяснить, что у него не рак. Нет, не рак, но Ребусу претила мысль, что он сдается ХОБЛ без боя. В лексиконе одного пациента в легочной клинике имелось выражение “управляемое угасание”; оно так и осталось с Ребусом. Ему казалось, что это выражение описывает всю его жизнь начиная с отставки, а может быть, и до нее.
– Везет тебе сегодня, – пробормотал Ребус на ходу.
Подъездная дорожка заросла травой, гравий позеленел от сорняков и мха. Вскоре показался и сам дом, вид у него был заброшенный. Ребус вспомнил, как приезжал сюда допрашивать Джеки Несса, вспомнил огромную, чрезмерно украшенную комнату. С ним приехала Мэри Скилтон, которой в те дни редко удавалось сосредоточиться на том, что происходит на работе, а не в спальне. Они тогда не задержались в Портаун-хаус; был еще второй раз, когда они приехали забрать распечатку сообщений, которыми обменивались Несс и пропавший без вести. Ребус помнил разные кинореликвии, афиши и реквизит. Холл превратился в склад осветительного оборудования, вешалок с костюмами, штативов для камер. Собирался ли кто-нибудь сказать, что Стюарт Блум появлялся в одном из фильмов Несса? Говорил ли что-нибудь сам Несс или, может быть, Дерек Шенкли? Если и говорили, то сказанное сочли недостаточно важным, чтобы записать. Полиция действительно задолжала семье Блума свои скупые запоздалые извинения.
– Черт знает что, – буркнул Ребус себе под нос и пошел вокруг дома.
За лужайками давным-давно никто не ухаживал. Разбитое окно заколочено. Из водостоков и желобов торчали молодые побеги. Ребус скрючился у входной двери, чтобы заглянуть внутрь через почтовую щель. В холле пыльно и пусто, на полу – ничего похожего на почту. Окна по большей части занавешены, и наверху, и внизу. Однако Ребус обнаружил, что на одном окне шторы немного разошлись, и прижался носом к стеклу. Лишенная мебели гостиная, побелка на потолке пошла трещинами. Похоже, никто не озаботился даже протапливать это место. Ребус повернулся к дому спиной – ничто не загораживало вид на рощу. Стюарта Блума видели живым в последний раз, когда он уезжал отсюда в своем “поло”.
“Он направлялся домой”, – сказал тогда следователям Джеки Несс.
Да, потому что Дерек Шенкли как раз готовил ужин для двоих; открыто вино, звучит музыка – для обоих закончилась еще одна длинная неделя. Конечно, в распоряжении следователей были только слова Несса о том, что Блум уехал со встречи живым. Дом обыскали, причем в обыске, несмотря на негодование Несса, принимали участие техники-криминалисты. Проверили и дворовые постройки, и рощу за домом. Не потому что у следователей имелась веская причина подозревать продюсера. Просто ничего другого им не оставалось.
Ребус вернулся к своему “саабу”. Двигатель сразу закашлялся, напомнив Ребусу, что машина тоже не молодеет. Ребус сочувственно погладил руль, беззвучно произнес “управляемое угасание” и проехал полмили до деревни Портаун, которая – сейчас, как и тогда – состояла практически из единственной широкой дороги (предположительно называвшейся Мэйн-стрит). Прежде в деревне имелось два паба, но выжил только один. Магазин электроники, банк и почта тоже исчезли. Кафе, которое запомнилось Ребусу исключительными рулетами с кровяной колбасой, сохранило вывеску, но было закрыто и сдавалось в аренду. Из мини-маркета вышел одинокий покупатель с пакетом. Ребус вылез из машины и открыл дверь магазина.
– Мне только жвачку, – сказал он стоявшей за прилавком азиатке. Отыскав “Эйрвейвз”, Ребус взял сначала одну пачку, потом еще одну, на счастье.
– Бросаете курить, – констатировала продавщица. Поняв по взгляду Ребуса, что не ошиблась, она добавила: – Сама такая. Вы вейпы не пробовали?
– Эта технология меня отвергла.
– Что ж, от жвачки гниют зубы, но не легкие.
Продавщица выбила чек. На прилавке лежала стопки сегодняшней “Ивнинг ньюз”, Ребус взял газету и вчитался в заголовки на первой полосе. Цветная фотография Кэтрин Блум сопровождалась обещанием эксклюзивного интервью.
– Приеду домой – обязательно гляну на этот “эксклюзив”, – сказал Ребус. – Можно по пальцам пересчитать, с кем она еще не поговорила.
– Разве можно ее винить? Полиция обошлась с ее семьей совершенно непростительно.
– Мы всего лишь люди. – Ребус забрал сдачу и вышел.
Перейдя улицу, он переступил порог паба. Здесь было гостеприимно: дровяная печь, толстое ковровое покрытие в шотландку. Заметив кофе-машину, Ребус заказал американо и взобрался на барный стул. За столиком в углу сидела, тихо беседуя, пара средних лет. Еще один посетитель с головой ушел в кроссворд. Ребус выложил “Ивнинг ньюз” на стойку.
– Кошмар, правда? – сказал бармен, кивая на фотографию Кэтрин Блум.
Ребус согласился.
– В роще были?
Ребус взглянул бармену в лицо.
– Вы не местный, а сюда много народу и раньше заглядывало, и сейчас заглядывает. Я слышал, завтра ограждение снимают.
– Думаете, турбизнес пострадает? – с непроницаемым лицом спросил Ребус.
– Торговля есть торговля, даже если это всего лишь кофе. Я всегда считал, что тут замешан тот парень, из кино.
– Ну да?
– Он здесь оргии всякие снимал. Во всяком случае, ходили слухи.
– Не знал.
– В этой роще атмосфера такая, вы разве не почувствовали? Когда тот киношник владел рощей, она была вся забрызгана кровью. Говорят, он там кур в жертву приносил или вроде того.
– Как все будут разочарованы, когда узнают, что это просто пищевой краситель для ужастиков.
Бармен пристально посмотрел на Ребуса:
– Вы, похоже, много знаете.
– Я работал по первоначальному делу. Несколько раз сюда заглядывал.
– А я пришел уже после той истории. Раньше работал на конкурента.
– Почему он закрылся?
– Наверное, времена меняются. Владелец отошел от дел и не смог найти никого, кто бы занял его место. – Бармен огляделся. – Шесть месяцев я сдаю этот кабак в аренду, а все одно и то же. Торговля умирает, как и деревня.
– Господи, Тэм, у тебя как пластинку заело, – сказал посетитель, отрываясь от газеты. Потом встретился глазами с Ребусом: – А я вас помню. Вы тогда выпивали полпинты крепкого.