— Хей, Гирей-бек! Хороший конь у тебя!
Гирей бек хмуро покосился на юношу и буркнул:
— Не подарю.
Фатей картинно схватился за сердце.
— Зачем так говоришь?! Я б мог — я б сам тебе дарил, да подарки сторожа Джурона-хакана отобрали! Спешил к Орлэ-хатун, ничего не взял! Вот, нож только есть, нож возьми, ничего для тебя не жалко, Гирей-бек, такому наезднику как ты нож хороший нужен.
Гирей-бек хмыкнул, но протянутый нож взял. Насмешливое выражение быстро ушло из его глаз, когда он разглядел качество железа и работу кузнеца. Пощёлкал по лезвию, полюбовался на витую рукоять.
Сунул нож за пояс, махнул рукой своему человеку, который ждал поодаль, что-то шепнул и слуга умчался. Отдариваться, похоже, не собирался.
— Шуму от тебя много, — сказал Гирей-бек Фатею. — На охоту поедем. Загонщиком будешь.
Фатей просиял.
* * *
Когда они вернулись в лагерь, привезя с собой подстреленных сайгаков, Фатей обнаружил, что к Орлэ-хатун его не пускают. Нукеры только и отвечали, мол, «не велено» и «она к хатун приехала, до завтра смотреть хатун будет».
Не велено, так не велено.
* * *
— Хей, Гирей-бек! Какой ты хороший стрелок! — заглянул Фатей в шатёр бека. Тот как раз обедал, причём — в одиночестве.
— Зачем пришёл? — спросил Гирей-бек, вылавливая баранину из похлёбки.
— Поговорить с тобой, Гирей-бек, — отозвался Фатей, без приглашения заходя внутрь. — Все тебя хвалят. Говорят, лучше тебя нет охотника. Стреляешь дальше всех. И умён ты, Гирей-бек…
— Замолчи, — приказал бек и хлопнул в ладоши. В шатёр заглянул слуга, перемигнулся с Гирей-беком, кивнул и скрылся.
— Что велишь, делать буду, — заверил Фатей. — Скажешь — молчи, буду молчать. Скажешь — говори, буду говорить. Скажешь — пой, буду петь, скажешь…
Его прервал слуга, который принёс плошку с уже знакомым Фатею молочным напитком. И отдал ему, Фатею! А ещё блюдо со сладостями… ого! Такие лепёшки только в Дарилике пекут.
— Ох, какой ты добрый, Гирей-бек! Спасибо тебе, Гирей-бек. Век твою доброту буду помнить…
— Что ты соврал Олинэ? — спросил бек, не слушая болтовню Фатея.
— Зачем ты так говоришь? — обиделся юноша. — Стал бы я врать Олинэ! Я правду ей сказал! Ехали к Орлэ-хатун, подарки везли Орлэ-хатун! Сторожа Джурона-хакана напали на нас! Я на коня — и к Орлэ-хатун.
— Почему они на вас напали? — безразлично спросил бек.
— Ай, не знаю, — отмахнулся Фатей, но перехватил взгляд мужчины и решил дальше не валять дурака. — Девушку нашу приглядели. Но, Гирей-бек, правду тебе говорю — они готовились напасть. Мы не готовились. Думали — убедили их. Думали — дальше поедем. Вечером с ними Увар-ага говорил. Договорились. А утром…
— Зачем ты ей шарф отдал? — перебил Гирей-бек.
— Сестре попросил передать, — признался юноша. — Чтобы знала: жив её брат. Сестра мне мать заменила. Фатей уехал, Дака спокойна не будет.
— Ты знал, что у Олине был брат? — спросил бек.
— Откуда мне знать?... — начал было Фатей, но запнулся. — Был, Гирей-бек?
— Был, — кивнул мужчина. — А потом Орлэ-хатун увидел Дэпей-хакан.
Он не стал продолжать. Фатей не стал спрашивать.
— Сестра, — повторила за ним Олинэ, собираясь ехать на первую заставу, и по её лицу пробежала тень. — Сестра…
Ох, Олинэ, где ж тебе было, дочери простого человека, уберечь брата от нукеров хакана?..
— Узнаю, что ты её обманул — жив не будешь, — сказал Гирей-бек.
— Обижаешь, Гирей-бек, — отозвался Фатей. — Зачем обижаешь? Разве я мог бы обмануть Олинэ?
— Много подарков везли Орлэ-хатун? — вместо ответа спросил Гирей-бек.
— Много, ох, много, Гирей-бек! — безмятежно сказал Фатей. — Под телегами земля прогибалась, под тюками кони приседали.
— Что везли? Много ли мечей?
— Много мечей, — подтвердил Фатей. — Мечи везли, посуду везли. Золото везли, серебро везли, олово везли. Много везли! Всё не перечислить. Про всё Увар-ага знает, со мной не делился. Юлди знает, Юлди всё записывал. Может, из старших ещё кто знает. А я не знаю Гирей-бек, прости.
Гирей-бек смерил юношу ещё одним хмурым взглядом, потом кивнул ему на выход из шатра и отвернулся. Фатей послушно покинул шатёр.
Глава девятая
Морок
Ночью, когда он едва смежил веки, раздался шёлковый шелест и подуло лёгким ветром. Фатей обратил внимание — ни вчера, ни сегодня он не слышал шагов, а ведь мимо него и лиса не прокрадётся!
— Что ты наделал, Фатей?! — сердитым шёпотом спросила вчерашняя красавица, усаживаясь возле кошмы, на которой он спал. — Зачем отдал нож Гирей-беку?
Юноша протянул руку, но его пальцы только прикоснулись к шёлку рукава — и тот сразу же выскользнул.
— Хей, чего ругаешься? — спросил он. — Как было не подарить?
— Он злой! — всё так же сердито зашептала красавица. — Злой!
Фатей попытался взять девушку за руку, но снова схватил лишь пустоту. Да что это с ним? Вчера он был пьян, сегодня трезв. Но он и пьяный бы не оплошал. Никогда не плошал, а вот, девушку поймать не может. Не сон ли это? Или злой морок?
— Не сердись, красавица, — беспечно произнёс он. — Шарф сестре передал, ничего не осталось у Фатея, нечего тебе подарить.
Красавица отпрянула.
— Мне ничего от тебя не надо!
— Хей, не гневайся. Богат буду — весь мир тебе подарю.
Девушка провела рукой перед его лицом. Зачем она пришла? Что хотела? Почему не давалась в руки?
— У тебя есть женщина, да? — тихо спросила она. — Есть. Скажи, Фатей, если твоя женщина скажет — умри! — ты умрёшь? Если скажет — убей! — ты убьёшь?
— Хей, если моя женщина будет такие речи вести, я поведу её к знахарю, злого духа выгонять, — засмеялся юноша. Девушка вздрогнула. Вот как… Что же перед ним, злой дух? Иргай говорил, они, бывает, становятся красивыми девушками, чтобы пить кровь у тех, кто им доверится… правда, та тощая злая женщина не была красивой, но говорили же, что она не охотится на людей. А ещё на ней очень быстро заживали раны, а уж хватка была… за руку возьмёт — держись, чтобы кости не переломала! И говорила ещё, что слабее сородичей. С такой сразись, попробуй. От такой только молитва и поможет, да только не ему, не прозревшему молиться-то. Фатей вспомнил, что ему когда-то в детстве говорила Большеногая: молитва — не колдовство, в колдовстве кто сильнее, тот и победит, а в молитву верить надо. Будь ты хоть всех слабей, если веришь — злые духи тебя не коснутся. Прозревшим такая вера не дана, прозревшим со злыми духами бороться нельзя.