Фатей вскочил на ноги, поклонился сперва хатун, потом её дочери.
— Зачем его гонишь? — заворчала старуха.
— Матушка, уж такая радость — Олинэ вернулась! — воскликнул Фатей, внимательно вглядываясь в лицо женщины. — Дочка к тебе приехала, сразу мать навестила, всем бы такую дочку Небо подарило! Отпусти, я прогуляюсь, Олинэ с тобой наговорится.
Он подхватил шапку и выскочил из шатра прежде, чем Орлэ-хатун успела его остановить. По Олинэ нельзя было прочесть ни хорошего, ни дурного. Сердце у Фатея билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. А снаружи…
Юноше понадобилась вся сила воли, чтобы не кинуться к Харлану бегом. Он спокойно подошёл к старшему, степенно поклонился. Харлан поднял его, сжал в объятьях и еле слышно шепнул:
— Твои все живы.
— А… твои? — выдохнул Фатей.
— Живы. Стодол ранен. Детей, женщин — не тронули.
Они разжали объятья.
— Рассказывай, — приказал Харлан.
— Я доехал до Орлэ-хатун, — сообщил Фатей, заставив себя удержаться от расспросов, — сказал ей, подарки везём! Мечи везём, посуду везём, золото везём, серебро везём. Орлэ-хатун — добрая! Нет её добрее! Как сына приняла. От себя не отпускала.
— Мечи, говоришь, — повторил Харлан. Фатей молча встретил его взгляд. Юноша без колебаний отдал все товары, которые отряд вёз в Толок, для спасения их жизней. Вот только как после этого вернуться в Тафелон?
— Джурон-хакан большую силу взял, — сказал Фатей, который, сидя рядом с Орлэ-хатун, внимательно прислушивался к разговорам беков. — Поход собирает. На запад идёт. В стране оборотней хорошая трава. Коням хорошо будет. Во всех караванах его люди. В Толок без пропуска не пройти. Мечи в Толоке не продать.
— Я вперёд поехал, — проговорил Харлан, отвечая на невысказанный вопрос юноши. — Остальные с телегами едут. Есть раненые. Через два дня будут здесь.
По спине вдруг пробежал холодок. Фатей сроду такого не испытывал, даже в детстве… не успел даже оглянуться, как ощутил невесомое прикосновение к плечу чьей-то руки и услышал голос:
— Попроси Орлэ-хатун, пусть сын пришлёт лекаря. Попроси, слышишь? Ишэн, лекарь. На другого не соглашайся.
Он оглянулся. За спиной никого не было, только вдали между шатрами мелькнуло белое платье.
Морочит его ночная красавица. А зачем морочит?
— Много ли наших погибло? — спросил Фатей. Харлан назвал имена. Их собственные товарищи и люди Янака. Отряд потерял многих.
— …и Ольви, — сказал Харлан. Фатей вскинулся. Мохнатая она или нет, девчонка была названной дочерью его сестры!
— Кто?
Ответ его поразил:
— Большеногая. Перерезала ей горло.
— Она ещё жива?!
— Сторожа убили Большеногую, Фатей. Лёгкая смерть.
Фатей сплюнул.
— Пусть Джурон пришлёт лекаря, — прошелестело в ушах.
Отец — раб Джурона-хакана.
— Юлди у Джурона-хакана, — сказал он Харлану. — Передал мне весточку с дочкой лекаря.
— А Увар?
Фатей развёл руками.
— Про Увара не знаю. А он не с вами?
Харлан покачал головой.
— С того самого дня не видели. А сторожа молчат.
Дело было плохо. Нет оберста, нет товаров, нет монаха, который вёл опись…
Спину снова обдало холодом.
— Хочешь увидеть Юй-ди — попроси лекаря, — шепнула ночная гостья. — Ишэн. Лекарь. Слышишь? Попроси у Орлэ-хатун. Иначе умрёт Юй-ди. Слышишь? Ишэн.
Фатей резко обернулся. Девчонки рядом не было.
— Ты чего вертишься? — спросил Харлан.
— Да так… показалось, кричит кто-то, — ответил юноша. — Большеногой нет, людей лечить некому?
— У сторожей знахарь плохой, — подтвердил Харлан. — Олинэ сказала — плохо здесь с лекарями. Хороший у Джурона-хакана есть, он его из страны шёлка привёз.
Олинэ как раз вышла из шатра матери и кивнула Харлану:
— Харлан-ага, иди, ждёт тебя Орлэ-хатун.
Дождавшись, когда он уйдёт, женщина повернулась к Фатею:
— Ай, нехорошо, — сказала она. — Обманул ты Орлэ-хатун. Зачем обманул?
— Я не обманывал Орлэ-хатун, — вскинулся юноша. — Вели убить, если соврал!
— Может, и велю, — хмуро сказала Олинэ. — Почему не сказал, что вы мохнатую везли? Сторожей обманули, хотели Орлэ-хатун обмануть?
— Хей, Олинэ, а сторожа не сказали, как к нашей девушке руки тянули? А про то, как напали без предупреждения? Убили нашего лекаря? А куда они увезли Увара-агу, они тоже не сказали?
— Почему сразу не сказали сторожам, что едете к Орлэ-хатун? — нахмурилась Олинэ.
— У нас даже женщины знали, что мы к Орлэ-хатун идём, — ответил Фатей. — Дака знала. Как могли не сказать? Хей, ты сторожам веришь, Олинэ? Им рабы нужны, друзья не к чему. Видала, какие мечи мы привезли? Хей, самострелы видала? Таких ещё не было в степях. Лучший мастер их делал. Всё Орлэ-хатун подарим.
Олинэ смерила его внимательным взглядом.
— Моей матери мечи не к чему, — сказала женщина. — Самострелы не нужны. Принесёте половину в мой шатёр.
— Хей, Олинэ, сердишься на Фатея? Ехали сюда — не знали, что ты при Орлэ-хатун. Знали бы — тебе бы подарки везли. Чаши хочешь? Ожерелья… К западу от земель Клосэ-хакана в Хларии такие ожерелья делают — ты спать не будешь, пока не увидишь! Тебе подарим.
— Не нужно, — оборвала его Олинэ. — Чаши, ожерелья, всё вези к Орлэ-хатун. В мой шатёр мечи отнеси. Слышишь?
— Слышу, Олинэ-батагур, — поклонился Фатей. — Всё сделаю. Если б Джурон-хакан нам Юлди вернул, отпустил бы Увара-агу, мы б быстрее всё пересчитали бы, чтоб тебе отдать да Орлэ-хатун порадовать.
— До Джурона-хакана мне дела нет, — неприязненно ответила Олинэ. — Хочешь — проси у моей матери. И лекаря у неё проси, у меня нету. Там из ваших есть кто помрёт скоро. Видела одного, Кобэ зовут — совсем помирает. Пока доедет — совсем помрёт. Остальным тоже худо. Что стоишь? Иди, проси у моей матери.
* * *
Юлди спал и снов не видел, словно провалился в глубокий чёрный колодец беспамятства. Вокруг не было ничего и никого, только темнота, из которой, казалось, смотрели на него злые и жадные глаза. Кто это был? Что ему сделал Юлди? Темнота сгустилась так, что стало трудно дышать. Отчаянным усилием монах взмолился Заступнику… язык не подчинялся ему, изо рта не вырывалось ни звука, а потом…
Темнота раскололась и в ней загорелся свет. Белый, холодный, пугающий… свет приближался к Юлди, рос… из далёкого пятнышка вырастал в мерцающую фигуру… которая словно глина лепилась под взглядом монаха как на заре времён Создатель лепил из глины первых людей… это была женщина и на ней, как на праматери людей, не было никакой одежды. Белая сияющая кожа притягивала взгляд, глаза…