Шесть месяцев назад я оставила Дэниелу записку. Мы сказали друг другу все, что хотели сказать, и к тому времени, когда он проснулся на следующее утро, меня уже не было. То, как он поцеловал меня, как мы занимались любовью… это было прощание, и мы оба это знали.
Тео не должен был уезжать еще один день, но все, что происходило прошлой ночью, было прощанием. Поэтому, конечно, рядом со мной пустое место… с запиской. Я смеюсь.
— Ох… карма. — Я прижимаю сложенную записку к груди и продолжаю смеяться сквозь слезы.
Мои три «никогда»:
1. Мне никогда в жизни не было так чертовски страшно, как в тот день, когда я увидел тебя.
2. Я никогда не представлял, что могу любить ощущение чего-то большего, чем дерево и струны моей гитары, пока не коснулся тебя.
3. Я написал пятнадцать песен, но НИКОГДА ни один человек не вдохновлял мои слова.
Истина: Ты — моя самая лучшая песня.
Тео
— Черт! — я вскакиваю с самого жалкого на вид матраса и срываю с тела спутанную уродливую простыню.
Нет пространству.
Нет свободе воли.
Нет уважению к его потребности уйти.
И мне даже не жаль.
Я думала, что хочу, чтобы Дэниел отпустил меня. Но что если я хотела, чтобы он преследовал меня до аэропорта в каком-то грандиозном жесте своей неугасающей любви ко мне? Что, если я хотела стать его величайшей песней? Почему я не была его песней?
Леггинсы никогда не сотрудничают, когда тебе это действительно нужно.
— Давай… ну давай же!
Я понимаю, что отвратительно выгляжу, но нет времени на гламур.
— Извините, сэр, — извиняюсь я перед шикарно одетым джентльменом на тротуаре, когда сталкиваюсь с ним, но мне нужен его бумажник. Я попаду в ад — возможно, на велосипеде Schwinn со спущенным колесом, но все же в ад. Я заменю деньги и верну ему бумажник, когда смогу. Это должно что-то значить. Мне требуется почти двадцать минут, чтобы найти такси. Неужели у всех в этом одержимом геометрией городе есть машины? А как же все эти чертовы туристы?
Я трижды выкрикиваю адрес водителю, прежде чем он его понимает. Очевидно, он думает, что я говорю не по-английски. У кретина навыки общения с людьми, как у Тео. Кроме того, я — песня Тео, так что его полное отсутствие южного гостеприимства можно простить.
— Вы можете поторопиться?
Он поднимает кепку и чешет голову, а потом мостит ее на место, глядя на меня в зеркало. Я закатываю глаза. Один из нас говорит на идеальном английском, а другой — тупица.
У меня нет речи, и, возможно, придется умолять, но Тео не может меня бросить. Неважно, с чем он столкнулся. Я пойду с ним в бурю. Я никак не могу ждать другой жизни, которая нам не гарантирована, рая, которого никто не видел, вечности, которую я не вижу за горизонтом перед собой.
Сейчас.
У нас есть сейчас, и я хочу разделить каждый его вздох с Теодором Ридом.
— Просто… — я вынимаю несколько купюр из украденного бумажника. — Дальше я дойду сама.
— Мы почти приехали. — Таксист показывает на красный светофор, как будто это не его вина.
— Откройте дверь! — Я толкаю ее, дергаю.
Он качает головой, но замок со щелчком открывается, поэтому мне все равно, что он обо мне думает, я выскакиваю и бегу навстречу своей жизни.
— Тео! — Отчаяние в моем голосе вызывает несколько обеспокоенных взглядов людей на крыльцах и в садах. Я нахожусь в нескольких улицах от дома; возможно, мой призыв к нему немного преждевременен.
— Тео! — Хорошо, я не могу остановиться.
Его грузовик исчез, но он нет. Он не может исчезнуть. Дверь заперта. Я бью кулаками по ней.
— Тео!
Где он? Прошлой ночью он прощался со мной, а не с Тайби. Он уедет только завтра.
— Тео!
Бах, бах, бах!
Рука касается моего плеча.
— Тео! — Я оборачиваюсь, готовая прыгнуть в его объятия.
— Скарлет, что происходит?
— Нолан. — Я хватаю его за рубашку и трясу его, потому что мои эмоции разрушили весь мой контроль. — Где он?
Вскинув брови, он обхватывает руками мои запястья.
— Он уехал. Что случилось?
— Уехал? Куда уехал? — каждое слово вылетает у меня изо рта на затрудненном дыхании; каждое из них кажется последним.
— Нэшвилл, я, полагаю.
— Нет. Нет… он не должен был уехать до завтра.
— Я проснулся от его сообщения. — Он протягивает свой мобильный.
Я выхватываю его из его рук.
Тео: Все кончено. Вылетаю. Спасибо за работу.
— Что ты делаешь? — Нолан тянется к своему мобильному.
Я поворачиваюсь к нему спиной, проводя пальцами по экрану. Отчаянная. Неконтролируемая.
Нолан: Где ты? Вернись! Это Скарлет. Я люблю тебя. Ты мне нужен. ПОЖАЛУЙСТА!!!!!
— Скарлет…
— Шшш! — я не могу слушать, как кто-то говорит. Единственный голос, который я хочу слышать, это голос Тео. — Ну же! — я трясу мобильник, как будто это ускорит его ответ. Мое терпение иссякло, поэтому я набираю номер. Он переходит на голосовую почту и говорит, что почтовый ящик не был настроен. — Блядь, блядь, блядь, блядь!!!
Нолан: Вернись. Я в доме… в нашем доме. Вернись ко мне. Я сделаю все, что угодно. Я пойду куда угодно. ПОЖАЛУЙСТА! Я люблю тебя… Боже… Я даже не могу дышать.
Я смотрю на линию вверху. Она доходит до половины и останавливается.
Передача сообщения не состоялась.
— Нет. — Я пытаюсь передать его снова, и снова получаю то же сообщение. Первое сообщение было передано. Он избегает меня.
— Скарлет. — Нолан обгоняет меня, забирая свой мобильный. — Что ты делаешь? — он читает сообщения, которые я пыталась отправить.
— Я люблю его, — шепчу я.
Нолан кивает.
— Я вижу. Он перезвонит.
Я качаю головой.
— Не перезвонит. Он ушел.
Нолан вздыхает, с сочувствием, от которого я чувствую себя потерянным щенком.
— Тебе нужны деньги, чтобы добраться до Нэшвилла?
Мой взгляд переходит с телефона Нолана на его озабоченное лицо.
— Он не отправился в Нэшвилл.
— Именно туда он сказал мне…
— Нет. Он не хочет, чтобы кто-то знал, куда он едет. Вот откуда я знаю, что он туда не едет.
Морщины на его лице углубляются.