Огненная стена, и Аэла исчезла в пламени.
Я пытался внушить ему свой ответ, изо всех сил выталкивая этот образ. Нет.
Но я видел, как трепетали ее крылья, видел пот, выступивший на лбу Энни, и понимал то, что понимал Пэллор, и видел то, что видел Пэллор.
Аэла не справится.
Она должна сделать это. От этого зависел наш план.
Но он зависел и от Пэллора: я представил себе герменевт в сумке. Предстоящее обучение. Энни в Каллиполисе, разбившая их всех в пух и прах. Иксион – ее победа, голиафан – наша.
Ответ Пэллора состоял из форм и звуков, но формы заменяли слова.
Ты сможешь обучать их с земли.
У меня осталось только его зрение, потому что мои собственные глаза застилали слезы.
Ну же, Аэла…
Пелена слоистых облаков, сияющая в лучах рассветного солнца, была совсем рядом, до его спасительного убежища было рукой подать. Но небесные рыбы стремительно мчались вперед, опережая движение облаков.
А Аэле нужно было еще несколько секунд времени.
И в конце концов, был ли это его выбор или все-таки мой, я уже не знал, потому что в последнее мгновение ощущение, что необходимо поступить именно так, сотканное из переплетений мыслей, образов, воспоминаний и обрывков нашего плана, мощным всплеском желания вырвалось из него и стало моим.
Она так прекрасна.
Наш товарищ, партнер, наша возлюбленная…
Сделай это.
Пэллор начал делать резкий разворот.
Изменив курс, он развернулся к их преследователям. Аэла взвизгнула, поняв, что происходит, и тоже начала разворачиваться, чтобы догнать его, но он изрыгнул пламя, и ее отбросило назад.
Мы с Пэллором зависли между Аэлой и наездниками Серого Клевера, а Аэла оказалась почти рядом со стеной слоистых облаков.
Съежившись на камнях в двух метрах от меня, Энни разразилась рыданиями.
– Ли, – прошептала она. – Нет.
– Энни, сделай это!
– Кто-нибудь, заткните их!
Наездники Серого Клевера наседали на Пэллора. Иксион ударил Энни кулаком в лицо.
Энни издала пронзительный крик. Аэла взвизгнула. Пэллор, раскинув крылья, издал громкий рев.
Небо наполнилось пламенем.
Как тогда, когда он впервые вспыхнул. Огонь заполняет все вокруг, пылая в наших глазах, ликуя в нашей крови. На этот раз не против тех, кого мы любим, а ради них.
И, словно по велению богов, мир содрогнулся.
Несколько наездников успели отступить, но две ближайшие к Пэллору небесные рыбы попали под струю пламени. И исчезли в нем.
Когда огонь угас и мое ослепленное зрение прояснилось, я увидел, что небесные рыбы, попавшие под удар, дрейфовали чуть в стороне. Они выглядели вялыми, как когда-то Энни сюр Аэла, попавшая под удар в тот момент, когда Пэллор вспыхнул. Их наездники бессильно скорчились в седле. Мертвые или почти мертвые.
Кровь капала у Энни из носа, стекая по подбородку, смешиваясь со слезами.
А Аэла исчезла.
Иксион разразился проклятиями:
– Вы двое, за ней…
Еще двое наездников поднялись в воздух. Но они, как и я, понимали, что это уже было бесполезно.
Аэла затерялась в белоснежной пелене. И теперь была в безопасности.
Пэллор выдохся. Теперь ничто не мешало Пауэру сюр Итер и второму грозовику окружить его.
Я все еще улыбался как идиот. Все еще был во власти перелива эмоций, вкушая гордость Пэллора как наркотик.
Наездники сопроводили Пэллора на землю. Они приземлились в кольцо, образованное солдатами вокруг меня и Энни. Пэллор обнажил клыки на Иксиона, вдохнул и снова заревел. Но вышел лишь дым.
И все же Иксион попятился от него.
Я расхохотался.
– Сеть, – процедил Иксион, отворачиваясь.
Они набросили на нас металлическую сеть, и мой смех затих, когда она прижала нас к земле. Страх, сотрясавший Пэллора, начал просачиваться в меня. Его большой черный глаз отыскал мой взгляд.
– Привет, Пэл, – услышал я свой голос, мои слова с трудом пробивались через пелену нашего страха. – Мы хорошо потрудились. Очень, очень хорошо.
Его глаз медленно моргал в ответ. Я чувствую сеть, удерживающую нас, давящую на наши крылья там, где они должны быть свободны. Давление нарастало у меня в голове, когда мои мысли начали освобождаться от его мыслей, когда восторг его гордости исчезал и я чувствовал протестующее биение собственного сердца. Я оттолкнул свои чувства и снова потянулся к чувствам Пэллора. Он боялся, и я должен был его утешить.
– Ты в порядке, Пэл.
– Принесите мне кинжал, – приказал Иксион. – Я не потащу его обратно.
– Я думал, оставим его на разведение?
– Он явно привязан к дракону этой шлюхи. Нет смысла.
Энни опустила лицо в ладони и плакала. Смысл их разговора с трудом доходил до меня, заглушенный переливом эмоций и необходимостью удерживать взгляд Пэллора, не отпускать его от себя.
– Все в порядке. Я здесь…
Даже если я не слышал, что именно они говорили, я знал, что говорил я. Я понимал смысл своих слов.
Это окончательная стадия отречения. Это те вещи, которые ты говоришь, когда наступает конец.
– Держи ее.
Иксион толкнул Энни к Пауэру, который поймал ее онемевшими руками, его обычная усмешка исчезла, он изо всех сил стиснул зубы. Зажмурившись, Энни обмякла в его руках, ее губы шевелились в беззвучном протесте. Иксион направился ко мне.
Раздался скрежет металла о металл, когда он вытащил из ножен свой кинжал. Я поднял глаза, глядя в лицо моего кузена. Он был похож на Джулию, на его лице мелькала та же полуулыбка. Костяшки его пальцев побелели на рукоятке кинжала.
– Держи дракона.
Я опустился на колени рядом с Пэллором, касаясь его чешуи через проволоку, и ощутил его дрожь. Пэллор прижался к моей руке. Я не надел перчатки, его чешуя обжигала ладони, но я только еще сильнее прижимаю их к его телу. Я смотрел в большие черные глаза, как в тот день, когда мы были совсем юными, когда он выбрал меня.
– Я здесь.
Иксион вскинул кинжал, и когда он ткнул его под подбородок Пэллору, рой воспоминаний пронесся сквозь меня.
Воспоминания, принадлежавшие мне – и не только мне.
Воспоминания, которые нахлынули на меня как дар…
Вот перед нами маленький мальчик, которого мы любим. Грустный мальчик, жесткий и не сломленный, и мы научим его летать. Он неуверенно забрасывает ногу нам на крыло, поводья слишком крепко зажаты в маленьком кулачке. Его мысли пестрят воспоминаниями об отце, по которому он скучает, воспоминаниями о другой жизни. Он отгораживается от них, так же как и от нас. Он намерен научиться ни в ком не нуждаться.