– Что это?
Она молча принялась читать, и ее глаза засверкали, наполняясь слезами. Закончив чтение, она передала его мне. Отрывок из поэмы на драконьем языке был написан в стиле эпоса Золотого века, но напоминал детские народные сказки. Название гласило:
Первый Исход.
Спой мне, Муза, о Королеве Небесной,
Которая до Уриэля и Арона и взятия Старой Каллии Оплакала повелителя-воина, посланного в дом мертвых,
И, страдая, пережила гибель своего дракона, И Чья любовь была столь велика, что заслужила почтение.
И отправилась она на север, в смерть, чтобы взглянуть на Источники за пределами Звезд…
Но сначала спой мне о ее мести и расплате.
Спой же теперь мне своей ярости песнь.
В народных сказках Небесная Королева не летала на драконе; ее милосердие и благосклонность даровали благословения от давно умерших богов и чудеса для ее осажденного народа. Отрывок, повествовавший о мести, ярости, о наезднице, отправлявшейся на драконе навстречу смерти, я никогда раньше не видел.
И уж точно не в шестистопном дактиле, который использовался в древних сказаниях о подвигах античных героев.
– Что такое Источники за пределами Звезд?
– Понятия не имею.
Фрагмент подписан Вокс Драконис – обозначение, специально придуманное для стихов, собранных знатоками драконьей поэзии в собрание поэм, в итоге ставшее известным как Аврелианский Цикл, но ни одно из этих стихотворений не было написано о женщине. Либо оно было написано позже, вопреки эпическим традициям, установленным Циклом, либо те, кто составлял канон, решили не включать его.
Я дочитал до конца, поднял взгляд и увидел, что Энни вытирала глаза. Я все еще не мог понять, что заставило ее плакать.
– Теперь ясно, почему они придерживались детской сказочной версии в пропаганде Фрейды.
Энни еле слышно произнесла:
– Мой папа так меня называл.
– Называл тебя?.. – Я не сразу понял, о чем она говорила, озадаченно глядя на нее. Меня удивило, что я не сразу догадался, что крепостной сравнивал свою дочь с мифической королевой.
Энни, вытерев глаза большими пальцами обеих рук, фыркнула:
– В любом случае Фрейде этот образ подходит больше, чем мне.
Я вернул ей свиток, внезапно почувствовав, что ей эти стихи ближе, чем мне.
– Потому что… она благородных кровей?
– Потому что она полна героизма. Полна целеустремленности.
Я так не думал, но сейчас был не тот момент, чтобы спорить.
– А ты нет?
Энни мрачно усмехнулась и не ответила мне.
Я не был уверен, что хотел бы найти связь между историей овдовевшей королевы и своей собственной жизнью, но чувствовал, куда клонит Энни. Было время, когда катание на драконах представлялось мне славным. Мы были пронизаны великой и ужасной целью; мы тренировались, чтобы создать свои собственные легенды. Это было чувство, которое заставило меня жаждать звания Первого Наездника, которым Джулия искушала меня в нашей переписке и от которого я отвернулся после нашей дуэли.
В этих стихах старые амбиции звучали как ноты забытой песни.
Но песнь, от которой я отвернулся, теперь принадлежала Энни. Мысль о том, что она передаст ее какой-нибудь иностранной принцессе, не давала мне покоя. Меня не покидало чувство, что это что-то важное, что я должен заставить ее понять это, но слова выходили корявыми.
– Может быть, мы такие, просто не знаем об этом. Жизнь Небесной Королевы, возможно, тоже не казалась ей славной, когда она переносила все свои испытания.
Энни улыбнулась, но лицо ее тут же исказилось от боли, и она покачала головой.
Слишком больно было видеть, что она сдалась. Я усадил ее на стол и положил руки ей на колени:
– Хочешь прогуляться?
Она вытерла глаза и кивнула.
Мы больше не говорили о стихах. Мы гуляли, купались и собирали омаров из ловушек, которые я установил вчера, которых затем сварили на огне и принялись вскрывать щипцами их панцири. Я показывал Энни, как извлекать мясистые кусочки. Она начала печь для нас хлеб, и я даже не догадывался об этом ее умении. Через неделю нам уже не нужно было вино, чтобы заниматься тем, что мы обычно делали после ужина. Драконы к тому времени уже успокоились, и их уже нельзя было в этом обвинить. Я с некоторым удовлетворением думал, что мой отец переворачивался в могиле из-за того, что мы творили в той постели.
На следующее утро я проснулся раньше нее и, выйдя в сад, ощутил запах дыма. Найджел стоял около своего флигеля, сморщив нос. Он указал на серый горизонт, где на востоке поднимался столб дыма.
– Лесной пожар?
Найджел нахмурился:
– Еще рановато.
Мы поднялись на первую каменистую площадку на пути к Перевалу Пилигрима, под ногами чавкала грязь от тающего снега, покрывавшего горные уступы.
С точки обзора, расположенной на высоте нескольких сотен футов, открывался вид на остальную часть острова, вытянутого к востоку. Фархолл – одна из самых высоких точек возвышенности перед Хвостом Дракона, отсюда горная гряда спускалась вниз чередой нависающих друг над другом скал к низинам.
Дым шел со стороны Речного Источника. Если бы мне пришлось предположить, откуда он взялся, я бы подумал, что он шел из Торнхэма, родного города Рока в Ближнем нагорье.
К тому времени, как Энни проснулась, ветер стих и дым рассеялся.
Лесной пожар, убедил я себя, потому что с кухни долетали восхитительные запахи. Энни расплавила сыр на яичнице-глазунье и посыпала ее диким луком. Она все еще была в своей ночной сорочке и, увидев меня, поцеловала, заставив забыть о дыме. Если патрули драконов, которые то и дело мелькали в небе, казались более частыми, чем в предыдущие дни, от них легко можно было укрыться в библиотеке. Можно было убедить себя, что их присутствие над нагорьем – это обычная мера предосторожности.
На следующее утро появился еще один столб дыма. Этот был ближе, возможно, в пределах Дальнего нагорья. И хотя я не мог сказать точно, где именно, – складки гор слишком многочисленны, чтобы понять наверняка, догадка вызвала у меня тошноту.
– Это дым? – спросила Энни, проснувшись, и принюхалась.
– Наверное, лесной пожар.
Какой был смысл тревожить ее неопределенностью? Но на ее лицо легла мрачная тень, когда, спустившись к Травертину, мы обнаружили, что драконы исчезли. Бассейн, в котором они нежились с момента нашего прибытия, был пуст.
Энни схватила меня за руку:
– Смотри!
Она повела меня обратно на открытые террасы, с которых открывался вид на прибой.