Яблоневое дерево - читать онлайн книгу. Автор: Кристиан Беркель cтр.№ 30

– Сала?

Мягкий, приглушенный голос произнес ее имя с явным французским «с», прямо как le sang – кровь. Прозвучало изысканнее, чем в Германии. Размышляя, почему немецкий язык считается столь неблагозвучным и не тверже ли звучит ее имя по-французски, Сала открыла дверь и изумленно уставилась в узкое лицо невысокого, стройного мужчины лет пятидесяти, возможно, моложе. На нем были серые фланелевые брюки и лиловая рубашка под темно-синим жилетом, все из кашемировой шерсти двойной вязки, на ногах – тапочки из красного бархата, а на носу – круглые очки в роговой оправе, за стертыми от постоянной чистки стеклами которых сверкали любознательные глаза.

– Роберт, – он протянул ей свою большую руку, которая казалась такой сильной, словно он валил ею деревья, а не вставлял в микроскоп тонкие пластинки. – Как прошла поездка?

Сала бросилась ему на шею. Все произошедшее с момента приезда казалось ей знакомым, словно пейзажи из раннего детства, увиденные вновь после долгого отсутствия. Неужели она действительно приехала в этот чудесный город впервые? Поверить невозможно.

– Впечатляюще.

– Ваш французский почти идеален, ma chére, должно быть, способность к языкам у прусаков в крови – мы, французы, до сих пор удивляемся, что на нашем языке говорит не весь мир. Даже евреи, которые всегда говорят на нескольких языках, изъясняются здесь в лучшем случае на посредственном английском. Ужасно.

Он звонко рассмеялся. Его голос оказался гораздо глубже, чем могла ожидать от его субтильной фигуры Сала.

– Мой немецкий отвратителен, si vous avez besoin de quoique ce soit, – но если вам что-нибудь понадобится – я буду в библиотеке. – Он мягко опустил большую руку Сале на плечо и расцеловал ее в обе щеки. Прежде еще никто не обходился с ней с таким почтением, а смесь немецкого и французского звучала просто очаровательно – словно оба мира объединили все лучшее, порождая новое звучание.

– Роберт, не могли бы вы передать мне масло?

Сала попыталась скрыть удивление. Она не ослышалась, ее тетя действительно обратилась к своему мужу на «вы»?

– Держи, ma chére. Надеюсь, ты не совсем выдохлась из-за клиенток?

Действительно. Доверительное «ты» не используется из-за ее присутствия или вообще не принято в знатных семьях?

– Я провела весь день с Уолли. Она все требовательнее и взыскательнее. С другой стороны, два дня в месяц, проведенных с ней, позволяют отказаться от всех прочих клиенток.

– Ваш друг Шарлю оставил вам сообщение…

– Дорогой друг, прошу, не надо его так называть.

– Вечно в поисках этот барон.

– Роберт, ревность вам не к лицу.

Они обменялись мимолетными улыбками. «Какая близость», – подумала Сала. Даже в ревности Роберт оставлял жене столько свободы, что это постыдное чувство казалось скорее ироничной цитатой, чем собственническим жестом. Но кто такой этот Шарлю? И почему Роберту не следует называть его этим именем?

После скромной трапезы Селестина вынесла роскошную фруктовую тарелку.

Сала не наелась – немного фуа-гра и несколько ломтиков копченой рыбы показались ей легкой закуской и лишь разожгли аппетит. Жизнь с французской Прусак оказалась столь же спартанской, как и с ее матерью в Мадриде – конечно, элегантнее, но явно не сытнее. Сала потянулась за вторым яблоком, но Лола ее мягко остановила.

– Нет-нет, можешь есть фрукты, сколько захочешь, но никогда не бери один и тот же дважды, ma petite, а то люди могут подумать, что ты жадничаешь.

Сала испуганно опустила яблоко обратно на блюдо.

В следующие дни она бесцельно бродила по своей новой родине. Сознательно и думая об отце, каждое утро она проводила по два часа в музее Лувра, гуляла по берегу Сены вдоль букинистических лотков, обыскивала блошиный рынок и с благоговением записалась в Сорбонну вольнослушательницей курсов по французскому и истории искусств.

– Почему вы с Робертом обращаетесь друг к другу на «вы»?

Сала и Лола сидели под полуденным солнцем на террасе бистро «Шез Лорен». Пребывая в прекрасном настроении, они наслаждались первым бокалом «Сансера». Взгляд Салы с жадностью пробежал по меню. Похоже, здесь не ведали, что такое продуктовая норма. Сала выбрала морские гребешки в анисовом соусе, Лола заказала тарелку крудите.

– Его родители бы не поняли, если бы мы говорили на «ты», Роберт родом из очень старой французской семьи. Сначала это давалось мне непросто, но потом я привыкла. Это защита от вульгарности, которой заканчивается большинство браков. К тому же у людей постоянно сохраняется ощущение, что они только познакомились. Весьма ценное преимущество, увидишь сама. В наши дни люди часто расстаются, думая, будто знают друг друга слишком хорошо. Однажды ты поймешь и вспомнишь меня.

Во время еды Сала набралась храбрости и спросила про Шарлю, мужчину, о котором Роберт довольно колко отзывался во время первого ужина.

– Иза тоже всегда была любопытной, – рассмеялась Лола, подняв указательный палец.

– Он действительно барон?

Лола отмахнулась.

– Нет, Роберт так дразнится. Барон де Шарлю – персонаж Марселя Пруста, в котором тот изобразил свои порочные и похотливые стороны. У него получилось настолько хорошо, что с тех пор во Франции так называют всех, кто вступает в беспорядочные связи с мужчинами. Твой отец ведь тоже Шарлю?

Сала покраснела.

– Почитай Пруста, ma p’tite, и поймешь гораздо лучше. Ален – скульптор, он работает для монетного двора. Несколько лет назад я устроила его в Эрмес, чтобы видеться постоянно. И я до сих пор с ним. Два мужчины, разные, как огонь и вода.

– И кто Роберт?

– Вода.

Обе расхохотались.

– А Роберт не ревнует?

– Прежде всего, он великодушен и, возможно, совсем немного ревнив. – Лола вновь рассмеялась. – Но что за жизнь без щепотки ревности? В любви без боли не обойтись, иначе она станет на вкус привычной, как жареная картошка.

Что сейчас делает Отто? Почему она не задавалась этим вопросом прежде? Он привлекателен внешне, хотя и небольшого роста. К тому же, может рассмешить любую женщину. В его руках можно взлететь под любую музыку на любом танцполе, и в постели он ничем не хуже. Женщины сразу такое чувствуют.

– Я бы так долго не выдержала.

Лола насмешливо на нее посмотрела.

– Я тоже.

Первые три месяца пролетели незаметно. «Уже ноябрь», – думала Сала, очнувшись от короткого сна. Она отодвинула в сторону занавеску. За окном испарялась утренняя роса, словно лето хотело вернуться и в последний раз выманить на улицу элегантных дам в одежде новых расцветок, придуманных Лолой.

Немного позже, тем же утром седьмого ноября, когда семнадцатилетний Гершель Гриншпан пронесся мимо неторопливо гуляющего посла Иоганна фон Вельчека, взбежал по ступеням посольства Германии в Пале-Богарне и взволнованно потребовал разговора с секретарем, после чего его без дальнейших формальностей проводили прямо в кабинет к Эрнсту фом Рату, которого Гриншпан обозвал «грязным бошем» и застрелил пятью выстрелами из купленного днем ранее за 235 франков револьвера, заявив, что действует от имени двенадцати тысяч преследуемых евреев, Сала накинула на плечи подаренный Лолой шелковый платок Эрмес, нацепила на нос восхитительно экстравагантные, по ее мнению, темные очки и отправилась на восток от французского парламента, мимо резиденции посла, к Гар д’Орсе, знаменитому вокзалу, построенному в 1900 году ко Всемирной выставке. Пока она предавалась воспоминаниям, наблюдая за приходящими и уходящими поездами, Гершеля Гриншпана схватили. В кармане пальто у него была открытка от сестры, которая с ужасом сообщала о принудительной депортации из рейха нескольких тысяч польских евреев, сначала на нейтральную территорию между Германией и Польшей, а через несколько дней – в лагерь под Збоншинем, на западе от Познани. Она в панике зачеркнула сроки, в которых умоляла брата прислать им через дядю Авраама хоть немного денег.