— Я тоже.
— И вы определенно не захотите получить неприятный сюрприз, когда в ваш кабинет, где вы будете находиться в обществе своей секретарши, внезапно нагрянет полиция, чтобы забрать ее прямо с рабочего места.
— Определенно.
— Тогда вы при первой удобной возможности поблагодарите меня за то, что я собираюсь это предотвратить. Поскольку в данный момент вы не в том настроении, чтобы кого-то благодарить. Мистеру Пензеру поехать с вами в одной машине или отдельно? По дороге вы смогли бы обсудить с ним детали. Он далеко не дурак.
Она посмотрела на меня, затем на Вулфа:
— А нельзя ли, чтобы со мной поехал мистер Гудвин?
Солу еще не доводилось слышать подобного. Это не изменило моего решения насчет женитьбы, поскольку я предпочитаю ухаживать за женщинами лично, однако примирило меня с Солом. Вулф ответил «нет», у мистера Гудвина есть другие дела, и бедняжке пришлось согласиться на Сола. Он принес из гостиной ее пальто и помог ей одеться. Должен признаться, я почувствовал укол ревности. К тому времени, как они доберутся до Семьдесят четвертой улицы, она уже будет от него без ума. Не желая быть третьим лишним, я не вышел их провожать.
Когда захлопнулась входная дверь, Вулф наклонил голову и требовательно произнес:
— Ну скажи что-нибудь.
— Так-растак! — произнес я. — Подойдет? Один мой знакомый по фамилии Бимбаум использует это выражение, желая показать, что он без предрассудков. Так-растак!
— Приемлемо.
— Все в целом.
— Наш телефон все еще прослушивается. Не мог бы ты навестить до ланча мистера Кремера?
— Лучше после ланча. Он будет в более благодушном настроении. Им потребуется не больше часа, чтобы получить ордер.
— Очень хорошо. Но не стоит… Фред, чего тебе?
Возникший на пороге Фред Даркин объявил:
— Они ждут завтрака.
Глава 14
Кабинет инспектора, возглавлявшего отдел по расследованию убийств на Западной Двадцатой улице, нельзя было назвать убогим, но и шикарным его тоже не назовешь. На полу потертый линолеум, письменный стол явно не мешало бы отполировать, окна заросли грязью, а все стулья, за исключением кресла Кремера, были просто деревянными и ничем не обитыми. Когда в 14:35 я опустил корму на один из них, Кремер рявкнул:
— Я велел тебе не приходить и не звонить!
— Все нормально, — кивнул я. — У меня срочное дело. Мистер Вулф…
— Что значит «нормально»?
— Он заработал сто штук и гонорар.
— Черта с два заработал! Неужели он заставил их отстать от миссис Брунер?
— Да. Так-растак! Впрочем, мы еще не выполнили вашего приказа. Мы…
— Я не отдавал вам никаких приказов.
— Ну и ладно. Мы выяснили, что Морриса Элтхауза убили не федералы. Нам кажется, мы знаем, кто его убил, и нам кажется, мы знаем, как это доказать. Не стану утомлять вас подробностями того, как нам удалось вставить ФБР палки в колеса. Я сейчас вовсе не для этого пришел. Мистер Вулф на досуге с удовольствием расскажет вам эту историю, а вы с удовольствием послушаете. Самая рискованная ставка, которую когда-либо делал Вулф, однако все сработало. Впрочем, я здесь, чтобы поговорить об убийстве.
— Валяй. Давай выкладывай.
Я кое-что достал из нагрудного кармана и протянул Кремеру:
— Сомневаюсь, что вы видели это раньше. Хотя кто-то из ваших людей наверняка видел. Она лежала в ящике комода в спальне Элтхауза. Его мать сама дала мне ключи. Так что незаконное вторжение мне не пришить. Посмотрите на обороте. — (Перевернув фотографию, Кремер прочел стихи.) — Четыре последние строки второй строфы «Оды греческой вазе» Китса. Очень умно. Стихи написаны рукой секретарши миссис Брунер, мисс Дакос, которая живет в доме номер шестьдесят три по Арбор-стрит, на втором этаже, прямо под квартирой Элтхауза. Я удостоверился, что писала Сара Дакос, так как взял у миссис Брунер образцы ее почерка. Вот, пожалуйста. — Я достал из кармана образцы и отдал их Кремеру. — Кстати, именно Сара Дакос видела троих федералов, выходящих из того дома. Из своего окна. Не забудьте об этом, когда будете ее колоть.
— На какой предмет? На этот, что ли? — Он постучал пальцем по фотографии.
— Нет. Я пришел сюда, чтобы предложить пари. Пятьдесят баксов к одному, что если вы получите ордер и хорошенько прочешите ее квартиру, то найдете нечто весьма ценное. И чем раньше, тем лучше. — Я встал с места. — На этом пока все. Мы бы…
— Нет уж дудки! — Багровое лицо Кремера побагровело еще сильнее. — Садись! Сейчас я буду колоть тебя. Что мы должны найти и когда ты успел это туда положить?
— Я ничего не клал. Послушайте. Как вам хорошо известно, когда вы имеете дело со мной, то имеете дело с мистером Вулфом. Вам также известно, что я всегда придерживаюсь инструкций. На данный момент у меня все. Я буду нем как рыба. А рычать на меня — понапрасну сотрясать воздух. Получите ордер на обыск и действуйте. Если что-то найдете, мистер Вулф с удовольствием это обсудит.
— Сперва я обсужу это с тобой. Ты останешься здесь.
— Только если вы меня арестуете, — парировал я. — Ради всего святого, что вам еще нужно?! Вы расследуете это убийство почти два месяца! Мы раскрыли его за одну неделю!
С этими словами я повернулся и вышел из кабинета. Имелась, конечно, пятидесятипроцентная вероятность, что меня остановят, если не здесь, то на первом этаже, у лифта. Однако знавший меня в лицо полицейский на входе лишь ограничился кивком, не слишком дружелюбным, но почти человеческим. И я не стал мешкать.
Я дошел до Шестой авеню и свернул на юг. В старом особняке из бурого песчаника все было под контролем. Эшли Джарвис и Дейли Кирби, справившись с похмельем, получили плотный завтрак, а также премию — по штуке баксов на брата, — после чего благополучно отчалили. Фред и Орри, заработавшие за два дня и две ночи по триста баксов, то есть значительно больше обычного, тоже ушли. Сол, готовый приступить к покраске, или к штукатурным работам, или к чему-то там еще, находился в кабинете миссис Брунер. Вулф наверняка сейчас читал книгу, хотя и не «ФБР, которого мы не знаем», поскольку теперь хорошо их знал, по крайней мере троих, а в четыре часа дня он поднимется в оранжерею — короче, все точно по расписанию. Так как я никогда не сплю днем, даже когда не выспался, можно было спокойно пойти прогуляться, что я и сделал.
Догуляв до Арбор-стрит, я остановился напротив дома номер 63. Однако, поскольку столбик термометра за окном нашей гостиной еще утром показывал всего шестнадцать градусов по Фаренгейту и с тех пор поднялся лишь на пять градусов, а в кармане у меня лежали ключи от квартиры Элтхауза, я перешел через дорогу, открыл дверь парадной и поднялся на третий этаж. Я рассказываю это вовсе не потому, что мои действия на что-то повлияли, а скорее чтобы объяснить свое душевное состояние. С тех пор как я спрятал револьвер под пружинный блок, прошло пятьдесят три часа — более чем достаточно, чтобы здоровая девушка могла найти хоть дюжину револьверов и перепрятать их в другое место. Если револьвера не обнаружат, мы окажемся в крайне уязвимом положении. Ведь я уже подключил к делу Кремера, который отлично понимал, что Вулф не станет посылать меня лишь из-за неких смутных подозрений или предчувствий. Нет, Кремер знал, что мы нашли в квартире нечто горяченькое, и при исчезновении улики вся вина ляжет на нас. Если бы я рассказал Кремеру о револьвере, пришлось бы признаться в манипуляциях с уликой, так как иначе меня обвинили бы в более тяжком преступлении, и тогда прощай, лицензия.