— Что ж, — осторожно заметила я, — удовлетворять ваши требования — ее работа.
— Точно.
Сэлинджер довольно сильно чихнул, шмыгнул носом, а когда снова заговорил, голос его звучал гораздо громче. Может, его слух ухудшался лишь временами? — Она у себя? Твоя начальница? Я хотел бы с ней поговорить.
— Ее сейчас нет, к сожалению. Попросить ее вам перезвонить? — Я произнесла это автоматически, хотя не знала, когда начальница сможет позвонить Сэлинджеру.
— Да-да, но это не срочно.
Почему Сэлинджера считали тираном? По телефону он казался добрым и терпеливым. И вел себя гораздо скромнее большинства людей, звонивших в агентство. Даже скромнее большинства своих поклонников, раз уж на то пошло.
Только я повесила трубку, как из своего кабинета выскочил Хью:
— Джерри?
Я кивнула.
— Сказала, что ее нет на месте?
Я снова кивнула.
Губы Хью сложились в тонкую напряженную линию.
— Хочешь, пойдем съедим по сэндвичу?
Мы вышли на улицу. Стояла ужасная погода, в Нью-Йорке такое часто бывает летом — солнце пряталось за завесой серого смога, влажность была почти сто процентов. Мы сразу вспотели.
На углу Сорок девятой и Парк-авеню Хью остановился и повернулся ко мне; в его светлых глазах читалась осторожность.
— Дэниел покончил с собой, — проговорил он.
— О! — ахнула я. — О!
— У него были… — Хью вздохнул, — психологические проблемы. Биполярное расстройство. Твоя начальница о нем заботилась. И любила его. Ей было очень тяжело…
Мы остановились на светофоре на углу Парк-авеню. Клумба на разделительной полосе по-прежнему была в цвету, впереди высилась «Уолдорф-Астория».
— Думаю, она очень сильно переживала, хотя никогда бы в этом не призналась. Она же вдобавок ухаживает за Дороти. Хотя это, конечно, совсем другое. — Хью тяжко вздохнул, как было ему свойственно. — У Дороти есть сиделки на полный день. Но твоя начальница следит, чтобы за ней хорошо ухаживали.
— Дэниел был ее… — Я не знала, как сформулировать вопрос, но Хью меня опередил.
— Любовником, — натянуто ответил он. Ему явно было неловко произносить это слово. — Они встречались. Кажется… дай подумать… около двадцати лет.
Ее любовник? Мысли лихорадочно забегали. Двадцать лет. И моя начальница заботилась о нем все это время? Или сначала влюбилась, а потом узнала о болезни Дэниела, выяснила это позже? А может, он заболел уже после того, как их жизни неразрывно переплелись? Или она знала о болезни с самого начала и приняла Дэниела таким, каким он есть… то есть был? Любовник. А почему они не поженились? Из-за болезни Дэниела?
Мы зашагали через Парк-авеню; у Хью был широкий шаг, мне было нелегко за ним угнаться. Вне офиса я чувствовала себя странно рядом с этим человеком. Я не воспринимала Хью отдельно от агентства. Как волшебник Страны Оз, он жил в своем странном замке, отгородившись от всего мира. В реальной жизни он был женат, воспитывал двух падчериц, и я даже встречалась с его женой — красивой, приятной женщиной с седеющими волосами. Но мне было по-прежнему сложно представить Хью, скажем, за ужином с женой в их квартире в Бруклин-Хайтс или в кинотеатре… да где угодно, кроме агентства.
— Как она? — спросила я наконец, хотя понимала банальность этого вопроса.
— Я с ней не говорил. Кэролин сказала, что вроде в порядке. Держится. — Хью коснулся вспотевшего лба и скорчил гримасу. — Но я не знаю, долго ли она продержится. Это просто ужасно.
На Третьей авеню мы свернули на юг, и Хью завел меня в маленькую старую кулинарию, такую крошечную, что я никогда бы не нашла ее в одиночку.
— Как поживаете? — спросил он продавца. В окне дребезжал гигантский кондиционер, поток холодного воздуха дул прямо на меня, и я поежилась; пот мгновенно высох. — Мне, пожалуйста, сэндвич с салатом на пшеничном хлебе, а девушке… — Он повернулся ко мне: — Что ты хочешь?
Обратно мы пошли тем же путем. Хью нес маленький коричневый сверток с нашими сэндвичами. Я спросила, почему начальница и Дэниел не поженились.
Хью стиснул челюсти; на щеке задергался мускул.
— Они не могли пожениться, — тихо вздохнув, промолвил он, — из-за Хелен.
— А кто такая Хелен? — спросила я.
— Хелен? — Хью, кажется, удивился, что я не располагала такой информацией. — Жена Дэниела. Точнее, теперь уже вдова.
Я остановилась как вкопанная:
— Жена? Но я слышала… Ведь начальница часто ей звонила… и так о ней говорила… я думала, это ее подруга.
К моему удивлению, Хью повернулся ко мне и улыбнулся:
— Они и были подругами. И остаются ими. Ситуация необычная, согласен…
Я взглянула на Хью.
— Половину недели Дэниел жил с Хелен. Другую половину — с твоей начальницей. Они заботились о нем по очереди. Делили его, можно сказать.
— О! — я была поражена.
Моя начальница с ее чопорностью, брючными костюмами и балахонами, преданностью агентству, с ее «возьми себя в руки» делила любовника с его женой! Неудивительно, что ей сил не хватало выискивать новых клиентов.
— Но сделал он это в квартире твоей начальницы. В ее присутствии. — Хью раскраснелся: ему было трудно обсуждать эту тему.
— Что? — спросила я. — Что сделал?
Мы зашагали дальше и почти дошли до Парк-авеню. «Как было бы здорово, — думала я, — хоть раз пойти пообедать в настоящее кафе, сесть за столик… и чтобы официант принес еду. И заказать выпить».
— Застрелился. Выстрелил себе в голову. — Хью кивал, как ребенок, перенесший сильное потрясение, и я поняла, что он еле сдерживает слезы. Он работал на нее двадцать лет. — Твоя начальница находилась в соседней комнате. Кажется, Дэниел сделал это в спальне, а она была в гостиной. Но, возможно, я ошибаюсь. Может, она была в спальне, а он…
— О господи!
Мы подошли к нашему зданию, но я с трудом представляла, как вернусь на работу. Я представить не могла, как моя начальница сейчас сидит в своей квартире в двадцати кварталах к северу отсюда, в квартире, где накануне ее возлюбленный, с которым они были вместе двадцать лет, взял пистолет, направил себе в голову и нажал на курок. Как пережить такое? Как жить дальше?
— Да, — сказал Хью. — Так что сама понимаешь. Она может вернуться нескоро.
Она и впрямь вернулась нескоро. Шли дни, и мне раз за разом приходилось объяснять, что моя начальница вышла, не уточняя, надолго ли — на час или день. Звонили ей нечасто, но было несколько человек, что перезванивали несколько раз: Сэлинджер, неизменно дружелюбный и всегда готовый поболтать; Роджер, встревоженный, но тоже всегда готовый поболтать, причем его разговорчивость усиливалась с каждым днем; Другой Клиент, бывавший иногда обаятельным и вкрадчивым, а иногда — нетерпеливым и раздражительным, его голос в трубке потрескивал и странно звучал из-за плохого соединения. «Пришлите договоры сюда, когда они будут готовы, — попросил он. — А аванс переведите на мой счет. У вас есть все мои реквизиты».