Северная сторона сердца - читать онлайн книгу. Автор: Долорес Редондо cтр.№ 113

Возможно, больше всего Такер задела реакция Розенбланта в этот момент. Сенатор недоверчиво покосился на секретаря, словно ему было непросто смириться с подобной некомпетентностью. Затем повернулся к Стелле Такер, бросил отчет в картонной обложке на стол и заговорил с ней как с маленькой девочкой, которой объясняют простейшие вещи:

— Он увидел одного из ваших стрелков в черной форме, засевшего на крыше, и решил, что это воры или убийцы, которые напали на его семью. Не секрет, что враги свободы ненавидят сенаторов. Всем известно, что моя семья живет здесь. Брэд Нельсон — замечательный полицейский, отлично обученный и имеющий право носить оружие. Он защищал свою семью, — сказал сенатор, встал и вышел из зала.

Агент Такер почувствовала, как мир перевернулся у нее под ногами. Ее охватило сильнейшее головокружение. Она сделала два шага назад и опустилась в кресло из жесткой искусственной кожи, но, прежде чем погрузиться во мрак, явственно различила, как секретарь склонился над ней и сказал:

— Готовьтесь к судебному разбирательству.

Агент Эмерсон вышел следом за ним со словами:

— Я с самого начала был против этой операции…

Благотворительная больница,

Новый Орлеан

Мартин провел языком по пересохшим губам и заметил, что в уголке рта образовался волдырь. Наконец-то он снова обрел способность мыслить ясно. Сколько же часов продолжалась лихорадка, прежде чем он пришел в сознание? Жара и сырость Нового Орлеана во многом напоминали его забытье и высокую температуру. Слабость и головокружение были отголосками сложного передвижения по воде, а самозабвенный восторг, который у него неизменно вызывала отправка очередной семьи на небеса, сменило беспокойство, ощущение незавершенного долга, которое не будет удовлетворено, пока он не спасет свою настоящую семью. Мартин догадывался, что так плохо ему из-за того, что время истекает, а он отлично понимает, что все эти семьи — всего лишь генеральная репетиция, они не его семья. Он помогает другим, пока его собственный дом рушится.

Вначале появилась лихорадка, но он не догадывался о ней, пока его не начал бить озноб. Он сделал свое дело, выполнил свою часть работы, расправившись с семьей на Шартр-стрит, когда очередная волна озноба пробежала по его телу, удивляя своей силой. Его трясло. Закатав брючину, Мартин все понял. Повязка на ноге набухла и потемнела. Какая-то желтоватая жидкость сочилась сквозь рыхлую марлю, словно под ней пряталась целая колония грибов. Плоть вокруг раны стала гладкой и горячей, приобрела тревожный фиолетовый оттенок и так воспалилась, что повязка отпечаталась на коже. Он плохо помнил, как оказался в Благотворительной больнице, словно вид раны, породившей недомогание, усиливал головокружение и слабость. Мартин вспомнил, как ковылял по улице, как смешался с толпой на площади Джексона, небольшом участке суши, не затопленном водой, как его подобрал катер Красного Креста, как его внесли в больницу через окно — этот момент казался ему сном.

Он много часов провел на полу, прислонившись к стене. Сначала сидел в коридоре в кресле, которое ему уступил молодой человек, сопровождавший умирающую на носилках мать. Но через несколько минут головокружение усилилось; Мартин перебрался на пол и прислонился к стене, защищенный каталкой с лежащей на ней старухой и их общим штативом, на котором висели пакеты с физиологическим раствором. Он открыл глаза и посмотрел на свой пакет: раствора оставалось чуть больше половины. Ему вкололи вакцину против столбняка и антибиотики, а теперь прокапывали уже вторую дозу физраствора. Мартин поднял свободную от иголки руку и пощупал себе лоб. Казалось, жар уже спал. Ему стало намного лучше, но слабость все еще чувствовалась. Нужно было как следует отдохнуть и восстановить силы. Он протянул пальцы и коснулся кожи, выглядывающей из-под повязки. Она по-прежнему была горячая, но краснота сошла, а отек уменьшился.

Он огляделся. Молодой человек, уступивший ему место, плакал, обхватив голову руками. Его мать только что умерла, хотя Мартину пришло в голову, что она, вероятно, много лет была прикована к постели и очень больна: рука, свисавшая с каталки, была кожа да кости. Врач объяснил, что они должны забрать мать как можно скорее — носилки понадобятся для других пациентов. Они перевесили пакетик с физраствором, предназначенный для Мартина, на спинку одного из кресел и забрали каталку. Он видел, как молодой человек побрел вслед за матерью, хотя догадывался, что его не пустят туда, куда увозят ее тело. Мартин подумал, что молодой человек был хорошим сыном, а вот была ли умершая женщина хорошей матерью? Он поймал себя на мысли о своей собственной матери, о том, как отправил ее на небеса, и прочитал короткую молитву за ее душу.

Стадион «Супердоум», Новый Орлеан

Нана снова проснулась. Она не знала, сколько прошло времени — несколько минут или несколько часов. Голова кружилась; Нана чувствовала себя слишком усталой, чтобы расстегивать молнию и лезть в сумочку, спрятанную внутри рюкзака, где лежали маленькие золотые часы, которые Бобби уговорил ее взять с собой. Всякий раз, когда она просыпалась, кожу покрывал пот, от которого обезвоживание только усиливалось. Нана чувствовала, как блузка прилипает к спине и капли пота соскальзывают по груди и животу под рюкзаком, прижатым к телу. Она проклинала желание помочиться, одолевавшее ее уже несколько часов, и боялась, что скоро не сможет себя контролировать. Огляделась. Хотя это казалось невозможным, она могла бы поклясться, что людей стало больше. Нана сделала глоток тяжелого, грязного воздуха, вобравшего в себя запахи мочи, пота и дыхания множества людей. Она с горечью осознавала навалившуюся на нее слабость и думала о том, не прикончить ли ей половинку батончика мюсли и шоколадку, которые хранились в рюкзаке. Тошнота в желудке усиливала желание помочиться. Она обещала Бобби ждать там, где он оставил ее, но уже миновали день, ночь, наступило новое утро. Если она отсюда не выберется, придется мочиться под себя, а это будет ужасно. Несмотря на окружающее зловоние, Нана все еще различала аммиачный запах мочи, которая высохла на юбке, а теперь намокла от пота. Взяв палку, она положила руку на плечо сидевшего рядом с ней человека и взмолилась:

— Пожалуйста, помогите мне встать.

Сначала Нана наивно полагала, что сумеет добраться до ближайшего туалета. Ей было безразлично, в каком он состоянии; пусть даже придется справить нужду на полу, главное — найти укромное место и спрятаться от посторонних глаз. Она думала о том, как обстоятельства вынуждают людей совершать поступки, которые всего лишь двадцать четыре часа назад они никогда не совершили бы. У Наны было старомодное воспитание, и она до сих пор краснела, когда ей надо было раздеться перед врачом. Мысль о том, чтобы присесть и справить свою нужду публично, казалась невозможной. Ей понадобилось больше получаса, чтобы добраться до дверей туалета, и уже издалека Нана ощутила зловоние жижи, растекшейся по полу и разнесенной вокруг тысячей ног. Пару раз она чувствовала, как резиновый наконечник ее палки скользит по нечистотам, но, не имея выбора, продолжала двигаться вперед, подхваченная потоком людей, увлекавшим ее к выходу. В дверях толпа, пытавшаяся войти, смешивалась с выходящим потоком, и на несколько мгновений люди застревали в пробке, пока кто-то не протискивался вперед или назад. Нана почувствовала на лице дуновение ветра. Он был сырой и жаркий и принес с собой запах отбросов. Но все же это было лучше тяжелого смрада, царившего внутри стадиона. Она уже почти добралась до дверей. Потом кто-то толкнул ее — сперва в одну сторону, затем в другую. Резиновый наконечник палки соскользнул, и Нана полетела вперед, рухнула на колени, затормозив падение ладонями, которые ударились об пол с такой силой, что послышался звонкий шлепок. Удар по коленным чашечкам поднялся по ногам до больного бедра, которое нестерпимо заныло. Но Нана не обращала внимания на боль: когда она осознала, что лежит на полу, ее охватила паника. Теперь она наверняка не сможет подняться. Здесь, под ногами тысяч людей, настанет ее смертный час. Пару раз ее пнули чьи-то ботинки, но проходящая мимо женщина, которая вскоре затерялась в толпе, схватила ее под мышки и с силой рванула вверх. Нана чуть не завопила от боли, но главное, теперь она на ногах и никто ее не раздавит. Нана заковыляла дальше. Палку она потеряла. Боль в ногах была невыносимой, а в бедре — еще хуже, но Нана продолжала ползти вперед среди людской лавины, пока стадион не выплюнул ее на главную эспланаду. Она поняла, что людей вокруг уже не так много. Наконец-то свобода…