В кустах сидел фотограф. Найти его было несложно. Софья дала объявление в интернете и посулила заоблачный для Старграда гонорар. Мальчик за эти деньги готов был ещё и полы в её доме помыть, и бельишко грязное руками в тазике постирать. После фотосессии на пленэре они вместе с мальчиком-фотографом выбрали удачный кадр. Отлично! Даже фотошоп не понадобился. На фотографии всё выглядело однозначно. Бывшие супруги любят друг друга, обнимаются и целуются. Нате-ка, выкусите!
Регина отпустила пальцы Софьи. Протянутый стакан с виски поставила на стол, улыбнулась.
– А как зовут того фотографа? – поинтересовалась Ростоцкая.
– Какого фотографа? – отстранилась Архипова и тоже поставила стакан на стол.
– Того в сквере, который снимал Вас и Руслана, когда Вы якобы споткнулись.
Софья опять взяла стакан, сделала глоток виски.
– Я не понимаю, о чём ты, девушка, – холодно ответила хозяйка апартаментов.
– Он сидел в кустах сквера и ждал Вашей отмашки. Оставьте Руслана в покое. Пожалуйста, – спокойно сказала Регина, откинула назад чёрные волосы и направилась к двери. Больше ей здесь делать было нечего.
– Да как ты узнала-то?! Ведьма! – бросала в след беззубые проклятия несостоявшаяся шантажистка и разрушительница свадьбы, но Ростоцкой было уже неинтересно. Проехали.
Вечером Регина дождалась Руслана с работы, накормила мужа, счастливо наблюдая, как он поглощает её еду. Её, а не бездушной Софьи. Он хотел было объяснить, что да как, почему он не виноват, как его подставила бывшая супруга. Ростоцкая закрыла его рот рукой.
– Не надо, не унижайся. Я всё знаю.
– Откуда? – удивился Архипов.
– Старград – город маленький. Птичка на хвосте принесла. Лучше расскажи мне поподробнее про алиби фотографа.
– Я ведь уже докладывал обстановку. Он был в областном центре, в гостинице.
– Понимаешь, он ведь мог уехать из гостиницы ночью.
– Ночью автобусы не ходят. Берёзкин проверил таксистов, никто не узнал Хабарова. Не мог он убить, чисто физически не мог. Спал в гостинице, – сказал следователь, пожимая плечами. Ничего не поделать, алиби железное.
– Ну, ты понимаешь, что он врёт? Строит из себя скорбящего мужа, а сам шашни водит с преподавателем танцев.
– Я, конечно, понимаю, что он тебе противен. Но пойми, изменщик – не всегда убийца.
– То есть ты его оправдываешь?!
– Я – не судья, чтобы кого-то судить или оправдывать. У него алиби, понимаешь? Будем думать дальше.
Мария Карловна расправляет крылья
Мария Карловна поправила занавеску в своей спальне. Большое окно бывшего горкомовского дома выходило в уютный закрытый двор. Раньше при чугунных воротах стоял милиционер, пропускал только своих или гостей по разрешению. В конце восьмидесятых ворота опустели, соседние квартиры заняла всякая шелупонь, на стенах в подъезде появились скабрезные рисунки. Городская элита растерялась, растворилась в вихрях новой перестроечной эпохи, на смену ей пришли братки, депутаты, кооператоры.
– Глашка! Подавай завтракать, – крикнула Мария Карловна, отвернулась от окна и вышла из спальни.
Оглядела гостиную-кухню. Дань моде – евроремонт с барной стойкой и пластиковыми стульями не особенно ей нравился, но положение обязывало. Начинала она с одного кооператива, даже таскала клетчатые сумки с товаром из Турции. Потом открыла магазин, за ним второй, оптовую фирмочку раскрутила. Скакала как пудель в цирке, здесь подмазать, там раскланяться, тут за ниточки потянуть, и пошло дело. Благо связей и денег покойный муж оставил сполна. Было с чего начинать.
– Да у меня уже всё готово, Карловна, не скандаль, – шла-кряхтела тётя Глаша, с подносом вплывая в столовую. За годы разнесло домработницу ещё больше, ходила она с трудом, как пингвин, переваливаясь с ноги на ногу.
– Спишь целыми днями, так хоть к завтраку шевелись, старая ты калоша. Не кофе, а помои принесла, – сморщила орлиный нос хозяйка, отхлебнув из фарфоровой чашечки горячий напиток.
– Как же помои?! Как обычно кофею-машину включила, как Вы учили, она вот это вот и делает, – развела толстые руки в стороны тётя Глаша.
– Ты мне ещё поогрызайся давай. Вмиг пойдёшь на улицу газеты продавать.
– Я чё? Я молчу.
– Круассаны, небось, по акции купила? Из них презервативы можно делать – не жуются совсем, резина резиной, – сказала Мария Карловна, отодвигая блюдечко с выпечкой.
Хозяйка хоть и ворчала, но это так, для проформы, дисциплину поддерживать в доме. Жила она, грех жаловаться, хорошо. Бизнес был хоть и небольшой, но доход приносил исправно. Дом – полная чаша. Сына вырастила. Что ещё надо под старость лет?
Бывали времена похуже. За мужнину квартиру не то чтобы бороться, биться насмерть пришлось. Только Иван Кириллыч преставился, как налетели родственнички со всех сторон. И сестра его затрапезная с падчерицей припёрлась – долю им подавай в квартире в доме с колоннами и львами на постаментах. И братья-сёстры заявились к богатой овдовевшей сестре, этих нищебродов она и на порог не пустила. И даже любовница Ивана Кириллыча объявилась с нагулянным малышом, хорошо тогда генетической экспертизы не проводили, а так поди докажи родство. Она им всем утёрла нос. В своё время Мария Карловна наняла хорошего юриста, они вместе нужное завещание состряпали и в укромное место положили. После смерти мужа ей оставалось только вытащить его, и дело – в шляпе.
– Подлей мне ещё кофе, – снисходительно попросила-потребовала Мария Карловна.
Тётя Глаша пошла на кухню за свежей порцией, а хмурый взгляд хозяйки скользил по стене, пока не упёрся в фотографию молодого человека. Большие карие глаза за узенькими очками смягчились, добрая улыбка озарила морщинистое лицо, даже орлиный нос выглядел не так уж и хищно.
После смерти Ивана Кириллыча замуж она так и не вышла, посвятила свою жизнь сыну. Сыночек, умница, мамина радость и счастье, вырос талантливым. А она всегда это знала. Всегда! Чтобы там ни говорили в школе. Нашли тоже троечника. И кто говорил? Ничтожества, которые не смогли поступить в нормальный ВУЗ, пошли от безысходности в педагогический, завистливые дуры – только и всего. Она на них управу нашла, ходила, скандалила, писала в ГорОНО письма. Слава богу, школа давно позади, мальчик нашёл себе занятие по душе, добился успеха. Искусством занимается, не абы чем!
– Когда внуков будешь нянчить, Карловна? – спрашивали кумушки у подъезда.
– Когда время придёт, – отвечала она и проходила мимо.
Не вашего скудного ума дела. Маминому солнышку всего тридцать лет, вся жизнь впереди. Куда спешить? От женщин одно зло. Ей ли не знать?
А потом сыночек взял да и женился, но лучше бы он этого не делал. Уродливая человеческая особь в женском обличье явно метила на их квартиру, деньги и бизнес. Ни за что она не пустит в своё выстраданное отвоеванное счастье эту безродную деревенщину.