Я спросил у Алины про стенной шкаф, когда и кто его установил. Алина не знала. Я предложил его разобрать под предлогом, что он мне мешает. Если бы она знала про дверь, то была бы против. Но она сказала, что ей без разницы.
После разговора с Алиной мне полегчало. Я убедился, что это всего лишь галлюцинация, бред. Ничего за шкафом не было.
Но возвращаться домой не хотел.
Когда стемнело, я осознал, что уже некоторое время стою напротив дома и наблюдаю, как полицейские беседуют с двумя женщинами рядом с местом, огороженным красно-белой лентой. Женщины жестикулировали, показывали куда-то вверх. Оказалось, что на девятом этаже, как раз над моими окнами, было выбито окно соседей.
Я прошмыгнул в подъезд, не привлекая внимания. Лифт не работал. На втором этаже я встретил соседку, которая часто выгуливала рыжую собачку в том сквере, где дедушка Алины ел червей, а я по выходным читал книги. Женщина разговаривала с парнем, которого я видел впервые, возможно, он тоже жил в нашем подъезде. Краем уха я уловил несколько фраз и узнал, что рыжая собачка сегодня ни с того ни с сего умерла. Бегала по дому, лаяла, а потом замерла и повалилась набок.
В квартире на меня снова навалилась тревога. Неумолимая тоска, какая-то безысходность и одиночество. А еще оказалось, что, пока я гулял, в холодильнике протухла еда. Она воняла так, что пришлось ее завернуть в три полиэтиленовых пакета. В хлебе и крупах завелись маленькие жуки. Даже в морозилке пельмени и мясо почернели, будто лежали там несколько лет.
Из-под крана лилась бурая вода. Наверное, где-то прорвало трубы, и управляющая компания затеяла ремонт. Пришлось отложить душ до лучших времен. Хотя очень хотелось залезть под струю горячей воды. Успокаивает, знаете ли.
Потом у меня поднялась температура и разболелась голова. Я выпил две таблетки «Спазмалгона», но боль так и не отпустила.
В ту ночь я долго не мог уснуть, пребывал в полудреме. В какой-то момент я осознал, что еду по городу в такси, наступила зима, поднялась метель, даже буря. Водитель остановился и сказал, что дальше нет дороги. Я вышел на мороз. Передо мной был город, который едва проступал сквозь снежную завесу. Город лежал в руинах, как после землетрясения. Дома завалились на бок, некоторые были разрушены до основания. Я шел среди сломанных бетонных блоков и наткнулся на труп. Около трупа бегали маленькие существа, состоящие в основном из каких-то отростков, то ли лап, то ли щупалец. Эти твари кусали друг друга, цеплялись, приклеивались, соединялись, как кусочки lego, и собрались в единое существо. Оно было похоже на огромного паука с тонкими лапами. Но то был неправильный паук, он был каким-то… Односторонним, что ли. Будто с одной стороны ему выдернули лапы. Я бросился к разрушенному дому, спрятался и наблюдал через трещины в стене, как паук ползает по заснеженной улице. Он направился в мою сторону. Я залез в шкаф и замер, боясь пошевелиться. Паук ползал по дому, потом ударил в дверь шкафа. Мне было очень страшно. Я слышал, как шуршат его лапы о дерево. Потом он снова ударил, на этот раз сильнее. Я думал, что дверь сломается.
Тут до меня дошло, что на самом деле это сон. Когда я открыл глаза, то шорох паучьих лап по дереву услышал наяву. Кто-то терся о входную дверь. Потом что-то шлепнуло, будто мягкой стороной ладони ударили по двери. Я поднялся с кровати, вышел в коридор и, не заглядывая в глазок, открыл ее.
На пороге никого не было.
Я, наверное, с минуту пялился в темный подъезд. Огляделся, прислушался. Тишина. Никто не спускался вниз, никто не дышал, не шуршал и не хихикал. Я закрыл дверь и вернулся в комнату. Лег на кровать. Подумал, что это мне приснилось, и со спокойной душой закрыл глаза.
В следующую секунду звук снова повторился, и я вскочил. Мне показалось, что односторонний паук выбрался из сна и теперь ползал по квартире. Как только я поднялся, снова наступила тишина.
Я выскочил в коридор, не включая свет, и прислушался. Тишина была очень тяжелая. Я буквально чувствовал ее. Она будто готовилась к сюрпризу.
Звук стоял у меня в ушах, как эхо в пустом темном зале.
Именно об этом зале я и подумал.
Стенной шкаф, мрачный и молчаливый, смотрел на меня, а я на него. Я ухватился за стену, потому что ноги вдруг стали ватными.
Тихо заскрипело в шкафу. Кто-то там был. За той дверью. Он пытался открыть ее и выйти ко мне.
Как наяву я увидел дедушку Алины. Судя по ее рассказам, он был не самым приятным стариком: обмазывал ручки дверей краской, грубил соседям, звонил по ночам на сотовый, жаловался и плакал, а когда родственники приезжали к нему, он не пускал их на порог. Старик на виду был дерзким и вредным, но писал письма и записки с просьбами о помощи, полные печали. Однажды мама Алины получила почтой от него письмо, причем уже после его смерти. Видимо, пока письмо шло, старик умер. Там было много душевной боли и слез. Хотя при встречах они только и делали, что ругались.
Там, в темноте ужасной квартиры, я буквально увидел, как старик поднимается из черной бездны, медленно бредет по ступенькам, останавливаясь, тяжело дыша, и смотрит на дверь вверху. Старик, чей оскал пугал соседей, чьи слова и угрозы вызывали панику у родных. Старик вернулся, чтобы прогнать меня. Он вернулся с того света. Там в самом низу были врата, о которых дед знал и при жизни, а уж после смерти ему ничего не стоило их найти. Я верил, что ступени вели в преисподнюю.
И старик – еще не самое страшное, что могло подняться оттуда.
Я едва удержался, чтобы не заорать. Потому что за стариком пошли и другие. Они поднимались. Среди них был малыш, грязный и молчаливый. Мы убили его до того, как он научился кричать. Это был наш сын. Настя, моя первая девушка, забеременела и сделала аборт. Она погибла в ДТП в две тысячи двенадцатом году. А все потому, что я отказался забирать ее с корпоратива. Просто я тогда немного выпил и попросил ее взять такси. Теперь Настя с неродившимся малышом нашли меня, чтобы спросить: почему я допустил такое? Почему я убил их?
Я ждал, когда их кулаки начнут долбить по двери, а голоса – звать меня с той стороны. Их там была целая толпа. Они могут все вместе навалиться на дверь, и та не выдержит. Они заберут меня вниз. Когда я окажусь там, в мире мертвых, будучи живым, то это будет неправильно. В корне неправильно. Такой парадокс может разрушить привычный мир раз и навсегда.
Я не знаю, как живут шизофреники и сумасшедшие, понимают ли они, что спятили, понимают ли, что видят галлюцинации? А если понимают, то как к этому относятся? Мне хотелось заорать во весь голос, выскочить в ночь, бежать по улице, плакать и кричать.
Я ждал, не двигаясь, будто примерз к полу.
Звуков из шкафа больше не было.
Не знаю, сколько времени прошло.
Когда рассвело, я заверил себя, что это мне приснилось, но решил повесить замок на ту дверь. Огромный замок. А лучше два. Или вообще заколотить дверь досками и замазать цементом. Похоронить, как Настю.
Если бы я так и сделал, то уже был бы мертв. Хотя смерть была бы более милосердна. Если, конечно, смерть не выглядит так, как то, что я увидел там… Это страшнее, чем ад. Хуже, чем вариться в котле и терпеть издевательства чертей.