Мне не верилось во все это. Не может пространство искривляться и выдавать такие фокусы.
Потом я вдруг понял, что вокруг меня стоит шум. В подъезде кто-то бегал. Соседи кричали. Сверху донесся плач ребенка, потом звон стекла. За окном что-то промелькнуло. Ребенок стих. Позже я узнал, что это было, но в тот момент я думал, что чья-то ревнивая жена выкинула в окно вещи мужа.
Я в тот момент забеспокоился о своем отце. Он как раз отправился в командировку, и мне стало страшно, что он попадет в аварию. Потом я вспомнил о матери. Последнее время она часто ходила по врачам, пила много лекарств и каких-то препаратов и никогда не рассказывала ни мне, ни отцу, что ее беспокоит, но мы знали, что она не спит по ночам. Мне вдруг показалось, что мама лежит на диване, вокруг разбросаны пустые пузырьки и упаковки, а на полу валяется стакан. Я буквально услышал ее тяжелое дыхание, оно все замедлялось и замедлялось.
Следом пришел еще один образ. Ярик выпал из кровати и ударился лбом об пол. Но он не плакал. Он так и лежал на полу. А Света в соседней комнате трахалась со своим братом.
Я схватил телефон и позвонил Свете.
Она долго не отвечала, но я настойчиво продолжал набирать ее номер. А потом ответил тот мужик. Я хотел разбить телефон об стену, но сдержался. Спросил, что он за хер такой и откуда взялся. Знаете, что он сказал мне? «Эй, зятек, не кипятись, щас передам Светке трубку, она просто в душе была, а ты тут названиваешь, будишь Ясера».
Он сказал «Ясера»! Какого хрена он назвал так моего сына? Он Ярик! Он мой Ярик!
Я вскипел. Если бы этот мудак стоял рядом, я бы ему голову пробил.
Я не успел ответить, Света взяла трубку. Меня так трясло, что я едва телефон не выронил. Я бегал из угла в угол, хотел что-нибудь разбить.
Я спросил, как Свете не стыдно так поступать? Мы с ней уже пять лет женаты, нашему Ярику уже четыре годика. Мы прошли с ней через бедность, болезни и тяжелые роды. Это я носил ей в роддом продукты, смотрел на нее в окне с малышом на руках и сидел с сыном, пока она ходила на групповые занятия фитнесом. Это я возил ей продукты в больницу, когда они с Яриком лежали с отравлением. И приносил ей ромашки, которые покупал у бабушек на рынке. Подарил ей швейную машинку, чтобы она шила платья на заказ для своих подруг. И каждую ночь укладывал Ярика, когда у него резались зубы. Я качал его на надувном шаре, а не этот хер! Это я уехал в другой город, чтобы получить хорошую работу и накопить денег на операцию для Ярика! А не этот мужик!
Но я не мог ей этого сказать. Светка очень проворная на язык. Ты ей скажешь одно слово, она тебе пять в ответ. Она всегда вывернется, и ты еще виноватым останешься.
Она начала возмущаться и кричать, мол, уже говорила, что это ее брат. Я понял, что ничего не добьюсь, и попросил ее дать трубку Ярику.
Она сказала, что сын спит.
Но у меня было предчувствие. Я попросил проверить Ярика, а она назвала меня параноиком.
Вот тут-то я не выдержал и так громко заорал, что в горле что-то порвалось. Я сказал, что если она сейчас же не проверит сына, то я приеду и изобью и ее до смерти, и этого мудака, который отвечает на ее звонки.
Она завизжала, что я псих, но Ярика проверила. Он спал. Потом Света назвала меня Федор, что значит пиши пропало. Я не стал ее слушать и отключился. Потом со всей дури бросил телефон в пол.
Меня трясло. Хотя в то же время я испытывал облегчение, что смерть сына мне всего лишь привиделась.
Представляю, как моя жена с этим мудилой называли меня: истеричка, псих, больной, идиот. Впрочем, я себя так и чувствовал.
Телефон выжил. Я собрал его и позвонил отцу, потом маме и брату. Особо долго с ними не болтал, просто узнал, что у них все хорошо. Правда голос у мамы был печальный. Она у нас немного депрессивная. В моем детстве она перед праздниками часто злилась, что надо накрывать стол и принимать гостей, она этого не любила. Когда отец выпивал, она закатывала ссоры, потому что он мог что-нибудь сломать. Он не знал меры в выпивке: пил, пока стоял. Он не был буйным, но мог запросто лечь спать на стеклянный столик, на котором стоял музыкальный центр. Столик вдребезги, музыкальный центр в хлам. Мама ругалась, доставалось и нам с Димкой, моим братом. Помню, она не разрешала нам долго гулять. Если мы хоть на пятнадцать минут задерживались на улице, то она могла нас высечь ремнем. Однажды в девятом классе брат сильно напился, и мама закатила скандал, выкинула все футболки с изображением рок-групп, выдернула сережки из уха, заставила постричься и потом еще месяц вилась над ним, как ворона над гнездом. Брат чуть с ума не сошел. По ночам рассказывал, как он ненавидит дом и хочет свалить. Он уже давно переехал в Германию. Работает программистом на датскую компанию. У него девушка немка, живут вместе.
Мама, кажется, до сих пор не простила Димке, что он уехал. Обижается, говорит, что Димка не навещает их. Дима, кажется, маму тоже не простил. Редко звонит ей. Сколько раз я ему говорил, что мама не виновата, просто у нее тяжелая жизнь была. Бабушка ее часто из дома выгоняла за мелкие провинности. Но Дима меня не слушает. Обижается.
В общем, после того, как я нашел дверь, мне надо было выйти из дома проветриться. В подъезде стояли крики и рев. Внизу толпились люди. Я надел наушники и проскочил мимо. Не думал даже, что это могло быть связано со мной или тем свертком, пролетевшим в окне.
Я позвонил Алине под предлогом просто поговорить, но на самом деле пытался узнать что-нибудь про необычную дверь. Будто невзначай спросил, кем работали ее дедушка и бабушка. Алина сказала, что дед работал на проходной на заводе, а бабушка сидела дома, потому что дедушка не разрешал ей работать, он был очень ревнивым, и ему казалось, что все мужики липнут к ней. У деда были заскоки, которые обострились после того, как несколько лет назад бабушка пропала. Официально она даже не мертва.
Интересно, каково это – быть официально не мертвым?
Я представил посиневшее тело в болотной воде, в глазах копошатся жуки, изо рта вываливаются пиявки и головастики, в животе полно лягушачьей икры, в волосах гнездятся пауки. И все это официально не мертво.
Бабушка Алины пропала года два назад. Дедушка впал в маразм. Мама Алины много раз хотела его забрать к себе, но дед отказывался. Говорил, что бабушка должна вернуться и что он ее ждет. Мол, она куда-то упала, то ли в колодец, то ли в яму. Дед часто захаживал в магазин хозтоваров, покупал веревку, которую неизвестно куда девал. Когда денег не хватало, просил веревку у соседей. Соседи звонили матери Алины, предупреждали, что дед хочет повеситься. Мама Алины приезжала, но дед не пускал ее на порог, а через дверь кричал, что ему нужна веревка. Иногда он бродил в сквере в квартале от дома, рыл руками землю, ел червей. Часто его приводили домой под руку знакомые или соседи. Несколько раз дед пропадал, но всегда возвращался. Он ждал супругу. Он разговаривал сам с собой, а когда к нему обращались, он просил веревку, или лестницу, или вертолет.
Все это не удивительно, если учесть, что находилось в стене за шкафом. Оно свело его с ума. От двери воняло. Воняло безумием. Я и сам чувствовал, что скоро тронусь.