Выйти из депрессии. Проверенная программа преодоления эмоционального расстройства - читать онлайн книгу. Автор: Ричард О’Коннор cтр.№ 49

Депрессивные пациенты могут быть весьма чуткими к чувствам других людей, но их восприятие искажено таким образом, который поддерживает депрессию. Во время экспериментов они затруднялись с распознаванием мимических выражений счастья и ответом на них и чрезмерно чувствительно реагировали на выражения грусти ^[140]. Поэтому депрессивные больные не отвечают радостью на чью-либо радость, но откликаются на печаль. Люди с депрессией обладают проницаемыми границами своего восприимчивого сердца, и чужие эмоции (за исключением позитивных) проникают прямо в него. Им сложно «читать» людей со своим неисправным радаром, поскольку то, чего они хотят от других и в чем нуждаются, искажает их восприятие. Также депрессивные больные злоупотребляют защитой проекций (приписывая собственные чувства другим людям) и интроекций (вбирая чужие эмоции и делая их частью своей личности), а это означает превращение эмоций в рамках взаимоотношений в мудреную, заразительную неразбериху.

Интересно следующее наблюдение о пациентах с депрессией: они, по-видимому, реагируют на отвержение, утрату или оставление более интенсивно, чем другие люди. Словно их кожа тоньше и они в курсе самых неуловимых намеков на одобрение или неодобрение со стороны окружения и выбиваются из колеи малейшим проявлением порицания, которое другой человек пропустил бы мимо ушей или оспорил. Чувствительность к отвержению – термин, описывающий такую особенность ^[141].

Ученые, разработавшие концепцию чувствительности к отвержению, были заинтересованы преимущественно в психофармакологии, и, по всей видимости, эффекты СИОЗС подтверждают их предположения. Антидепрессанты делают людей не столь легкоранимыми в ситуациях ошибок или отвержения. Пациенты так же осознают эти события, но лекарства, очевидно, помогают им придерживаться большей объективности. Пациентка, которая всегда расстраивалась по поводу насмешек мужа, теперь рассматривает их как способ выражения им своих чувств; другая пациентка пробует получить ранее пугавшее ее повышение, потому что мир не рухнет, если ее постигнет неудача. Как мы узнаем из Главы 12, этот эффект может зайти слишком далеко; тем не менее многие высокочувствительные люди нуждаются в чем-то, что снизит интенсивность их переживаний по крайней мере на время.

Это также та область, где в процессе психотерапии отмечаются наиболее захватывающие изменения. В психологии личности акцент на депрессивном больном делался как на «нарциссически травмированном» – нуждающемся в чрезмерном подтверждении со стороны других людей или внешнего мира, чтобы достичь ощущения целостности и состоятельности. В интерсубъективном психоанализе в центре внимания находятся границы между миром пациента и миром терапевта, акцент делается на том, что заставляет пациента чувствовать себя отверженным, подавленным или задетым. В диалектической поведенческой терапии важнейшее понятие – «радикальное принятие». Оно означает вступление в мир пациента с его ви́дением, без попыток что-либо в этом мире исправить. В семейной терапии упор делается на нарушениях границ – склонности легко подвергаться влиянию чужих слов, мыслей или эмоций, а также путать собственные мысли и чувства с чужими. Взять, например, меня: самоубийство моей матери оставило меня с серьезными сомнениями в самом себе. Если она действительно меня любила, как обычно матери любят своих детей, как я мог объяснить то, что она покинула меня, покончив с собой? Разве это не говорило об абсолютной незаслуженности мной любви? Разве не просил бы я других помочь мне почувствовать себя лучше, одновременно боясь настоящей заинтересованности из-за моих сомнений в себе, оставляя себя фактически в одиночестве и безысходности? В нынешних взаимоотношениях разве не нужно было бы мне особенно позаботиться о том, насколько ясно я выражаю свои желания и потребности, не виня других в их неспособности сделать меня счастливым, не принимая ответственность за счастливое состояние других? Нужна мне индивидуальная психотерапия со специалистом в направлении психологии личности или семейная терапия с целью поправить границы в моих взаимоотношениях? Или у меня просто низкий порог чувствительности и мне требуются медикаменты, чтобы его повысить?

Возможно, идеальная схема лечения состояла бы в сочетании всех трех вариантов, а может быть, любой из них принес бы мне значительную пользу. По моему мнению, нет совершенно никакой случайности в том, что новые концепции и исследования подобным образом совмещаются, даже если поначалу это вызывает заметную растерянность. Сегодня ученые пытаются определить с различных позиций самые важные психологические проблемы нашего времени: утрату идентичности, чувство пустоты (отчужденности) или отчаянные, саморазрушительные попытки восстановить ощущение сосредоточенности и целостности. Перечисленные болевые точки актуальны не только для людей с депрессией – хотя мы можем проживать их острее, – но и в целом для общества. Естественно, ученые, пусть и по-разному, пытаются понять, кто именно приходит за помощью. Нам нет нужды объяснять интересовавшие Фрейда истерии через неврологически невозможный паралич или слепоту – они практически исчезли из западной культуры с исчезновением социальных условий, провоцировавших их симптоматику. Нам нужно попытаться понять больных депрессией, которые слишком верят чужому мнению, переживают ощущение отстраненности от жизни, прилагают несоразмерные усилия и никогда не видят прогресса.

Депрессия – и результат, и причина плохо функционирующих взаимоотношений. Возможно, мы родились более чувствительными к отвержению, чем партнер, но в наших силах научиться контролировать эту чувствительность и улучшить свои взаимоотношения с помощью более эффективной коммуникации.

Что не так с диалогами ниже?

Независимо от того, как вопрошающий определяет эмоции, порождаемые этими ответами, в данный момент у него есть выбор. Он или она могут действовать, отталкиваясь от этих эмоций, или выразить их вербально. У меня возникает импульсивное желание взять первый попавшийся предмет и швырнуть им, когда со мной говорят подобным образом, потому что я начинаю чувствовать себя инфантильным. Однако лучше высказать свою реакцию словами: «Я чувствую, что ты гиперопекаешь меня. Ты полагаешь, будто знаешь, чего я хочу, но ты ошибаешься. Прошу, ответь на мой вопрос прямо». Это форма метакоммуникации, то есть обсуждения того, как мы общаемся. Содержание разговора – то, о чем говорим; процесс – то, как ведем нашу беседу. Содержание – слова, процесс – музыка. Что из этого наиболее обращено к чувствам? С позиции эмоций процесс, подобно музыке, проникает непосредственно в эмоциональный мозг, тогда как содержание должно быть проанализировано интеллектуально.