– Нет. Лучше полейте левкои возле дома, я заметил, что возле них земля высохла.
– Ой да, – вскочила она, – они вот-вот должны зацвести. – Мирослава поспешила во двор.
Морис знал, что левкои были одними из самых любимых цветов Мирославы. Любила же она их за то, что они приятно и сильно пахли. Она вообще любила ароматные цветы. И запах для неё значил гораздо больше, чем красота цветка. Например, её совсем не трогали элегантные голландские розы на длинных стеблях. И всё потому, что они совершенно не пахли. Зато какой-нибудь даже совсем неброский цветок, неважно, садовый или полевой, если только он источал аромат, приводил её в полный восторг. Миндаугаса это умиляло, и он всегда подбирал для сада или откуда-то приносил ей только благоухающие цветы. Надо было видеть её радость по этому поводу! А уж её взгляд, преисполненный безграничной благодарности, дорогого стоил.
Погружённый в свои мысли Морис не сразу заметил, что она вернулась из сада. Он уже начал планировать обеденное меню, как увидел, что Мирослава складывает в сумку нарезки с дорогим сыром и колбасой, хотя сама ко всему этому была равнодушна, коробку конфет, небольшой торт, бутылку дорогущего вина.
– Вы куда-то собрались? – спросил он.
– Да. У Кеши Колосветова сегодня день рождения.
– Мне поехать с вами? – вырвалось у него поспешно.
– Нет. Извини. Я одна.
Морис молча пожал плечами и вышел следом за ней на крыльцо. Принц-лягушка, как он про себя называл Иннокентия за его большой рот, вполне мог нравиться и нравился женщинам. У него была стройная мускулистая фигура, густые каштановые волосы, но главным достоянием Кеши были его глаза, пылающие так, точно там, в их глубине, горел костёр. Да и великоватый рот переставал быть недостатком Колосветова, стоило только Кеше улыбнуться. А улыбался Иннокентий охотно и часто.
С Колосветовым судьба свела детективов, когда они расследовали убийство дочери миллионера Бельтюкова. И как-то так получилась, что между Иннокентием и Мирославой сложились дружеские отношения. Волгина даже время от времени обращалась к Кеше за помощью, и он никогда не отказывался быть полезным ей. А у Мориса каждый раз, когда они встречались, кошки на душе скребли. Он же видел, какими глазами смотрел на Мирославу Иннокентий. Наверное, точно так же смотрит идолопоклонник на своего кумира…
За Волгиной тем временем уже захлопнулась входная дверь, вот она сбежала по лестнице с крыльца и направилась к воротам. Морис удивился тому, что Мирослава не вывела из гаража свою «Волгу», а вышла за ворота пешком. Услышав шум мотора, он понял, что она вызвала такси. Значит, собиралась пить на дне рождения Кеши. Немного подумав, Миндаугас вывел из гаража «БМВ» и тоже отправился в город. По пути он взял в аренде автомобилей старую серую «девятку», оставив иномарку на платной автостоянке. После чего отправился к автосервису, в котором работал Колосветов.
Мирослава и Иннокентий уже сидели за столиком под разноцветным зонтиком перед сервисом. На столе стояло всё, что Мирослава недавно уложила в сумку. В вазе благоухал букет из вишнёвых пионов и белых лилий. Мирослава не срезала цветов в саду, и теперь Морис гадал, то ли она купила их в цветочном магазине, то ли букет Иннокентию подарил кто-то другой. Возможны были оба варианта, Мирослава обожала вишнёвые пионы, хотя к лилиям она относилась спокойно. Может быть, букет был говорящим? В том смысле, что что-то обозначал на языке цветов?
Пока Морис размышлял, Иннокентий разлил вино по бокалам и звонко ударил краем своего бокала по краю бокала Мирославы. Он что-то сказал ей, она рассмеялась, потом наклонилась к нему и чмокнула его в щёку. Хотела отклониться, но Кеша удержал её за руку. Морис не видел выражения её лица, так как она сидела к нему спиной, но он видел, как она наклонилась к Кеше и приникла губами к его губам.
Морис резко развернул старую «девятку» и помчался обратно в пункт аренды автомобилей; вернув машину, он взял «БМВ» и поехал домой. Дома он не находил себе места и готовил себя к тому, что Мирослава заявится домой только утром. Он сжал руками виски и застонал.
Но она приехала ранним вечером, солнце ещё не клонилось к закату, а вовсю сияло на предлетнем нежно-голубом небе. Оставив сумку в прихожей, она скрылась в ванной. Он знал, она непременно придёт на кухню. За всё то время, что он её знал, ещё ни разу не было случая, чтобы, вернувшись домой, она не зашла на кухню, чтобы выпить чаю или стакан минеральной воды. Поэтому и на этот раз он терпеливо ждал её именно на кухне. И она вошла.
– Выпьете со мной? – спросил Миндаугас, достав бутылку вина и фужеры.
Должно быть, она удивилась, но виду не показала, ответила спокойно:
– Почему бы и нет, если вино хорошее?
– Вино отличное, – заверил он.
Мирослава села напротив него и взяла свой бокал. Морис чокнулся с ней так, что оба фужера едва не разлетелись вдребезги. Она бросила на него слегка удивлённый взгляд и сделала глоток вина.
– Ну и как? – спросил Морис.
– Ты был прав, вино отличное.
– А какой насыщенный цвет, – обронил он, приподнимая свой бокал и привлекая к нему внимание Мирославы. Когда она слегка наклонилась к нему, он осторожно взял её за руку и притянул к себе. Их глаза встретились. Она едва заметно улыбнулась, потом приникла к его губам и не отрывалась так долго, пока у него не закружилась голова. После чего она откинулась на спинку стула и залпом выпила свой фужер. Морис помотал головой, приходя в себя, и сделал один глоток из своего фужера.
– Не стоит ревновать меня к Кеше, – тихо сказала она.
Он хотел сделать вид, что удивился, но передумал и просто спросил почему.
– Потому, что у нас с ним ничего не было, нет и не будет. Мы просто хорошие друзья.
– Потому что так решили вы, и он принял вашу игру.
– Это не игра.
– Хорошо, – кивнул он. – А к другим ревновать вас мне тоже не стоит?
– Этого я не говорила, – улыбнулась она.
– И как прикажете мне это понимать?
Она пожала плечами.
– Мирослава, – заговорил он с несвойственной ему пылкостью.
Но она резко наклонилась к нему и положила свои прохладные пальцы на его пылающие губы.
– Ничего не нужно говорить, – произнесла она и убрала руку.
– Но почему? – спросил он. В голосе его прозвучало отчаяние.
– Потому, что если бы ты смотрел на жизнь проще, мы с тобой давно бы стали любовниками. Однако ты не хочешь быть любовником, – добавила она грустно.
– Да! – выкрикнул он. – Я не хочу быть любовником! – Он резко встал и вышел из гостиной.
Мирослава посмотрела ему вслед.
– Вот бедолага, – произнесла вслух с сожалением. Унесла на кухню фужеры и маленькие тарелочки с конфетами и сыром. Перемыла посуду, вернулась в гостиную, взяла книгу и легла на диван. Дон тотчас запрыгнул к ней и улёгся рядом.