Она схватила кучу платьев и отправила часть их в чемодан, а
другую часть — в картонную коробку.
— Могу я помочь вам? — обратилась к ней Берта.
— Нет, — отрезала Жозефина, а потом, как будто подумав
получше, добавила: — Спасибо. — По ее голосу было ясно, что единственное, что
могла бы сделать Берта, — это убраться отсюда подальше.
— Что вы собираетесь делать с завещанием? — спросила Берта.
— Понадобится ваше свидетельствование.
— О, они смогут связаться со мной, когда я буду нужна. Мне
сказали, что я поеду в тропики. Это вам не недельная прогулка. Мне придется
жить на чемоданах. Я не могу даже взять большой чемодан, потому что придется
путешествовать на самолете. Так заманчиво, что я…
Берта Кул, пристально рассматривая Жозефину, прервала ее:
— Есть еще одна вещь, которую вы можете сделать для меня.
— Что же это такое?
— Я хотела бы кое-что узнать про Харлоу Милберса — про то,
как он умер.
— Очень неожиданно, хотя он и чувствовал себя плохо дня
три-четыре.
— Можете вы рассказать мне конкретно о проявлениях болезни?
— Да, конечно. Все началось спустя час, как он пришел в
контору. Сначала у него была страшная головная боль, а потом его стало сильно
тошнить. Я предложила ему полежать немного на диване и отдохнуть. Он заснул на
несколько минут, но новый приступ тошноты разбудил его. Он стал жаловаться, что
горло и рот его просто горят, я предложила вызвать врача. Тогда он решил пойти
домой и пригласить туда врача. Я позвонила доктору Кларджу, сказала, что мистер
Милберс очень болен и просит приехать к нему домой.
— Вы поехали вместе с мистером Милберсом?
— Да.
— Что было дальше?
— Всю дорогу ему было очень плохо. Его все время беспокоили
желудок и кишечник. Когда мы добрались до дома, пришлось помочь ему выбраться
из машины. Водитель над нами посмеивался. Он решил, что бедный мистер Милберс
слишком бурно праздновал накануне.
— Что вы сделали потом?
— Я помогла ему дойти до дома. Миссис Краннинг тоже вышла,
чтобы помочь. Доктора Кларджа не было еще, когда мы приехали, он появился
спустя пару минут — прежде, чем мы успели уложить мистера Милберса в постель.
— Что потом?
— Доктор пробыл около получаса и оставил больному лекарства.
Он сделал ему укол, и мистер Милберс почувствовал себя лучше, хотя он
по-прежнему жаловался, что горло жжет и желудок дает себя знать. Потом ему
стало лучше и захотелось спать.
— Дальше?
— Доктор Клардж пришел снова в четыре часа пополудни. Сделал
еще раз укол и сказал, что либо придется сидеть с ним всю ночь, либо надо
отправить его в госпиталь, если ему не станет лучше. Он принес также лекарства
и пояснил, как их нужно принимать, сказал, что заглянет утром часов в восемь.
— Далее?
— Спустя двадцать минут после того, как он уехал, наступил
конец.
— Кто находился в комнате в это время? Вы?
— Нет. Миссис Краннинг. Я спустилась вниз, чтобы выпить
стакан молока и съесть бутерброд. Я была так расстроена, с утра ничего не ела.
Мы надеялись, что мистеру Милберсу станет лучше.
— Что было после того, как наступила смерть? Вы известили
доктора Кларджа?
— Да. Доктор Клардж пришел, но сказал, что он ничего уже не
может сделать. Он позвонил в похоронное бюро и предложил оповестить обо всем
Кристофера Милберса. Я послала телеграмму.
— Далее?
— После всего пережитого, хотя и было уже очень поздно, я
отправилась в контору, чтобы опечатать сейф. Я была страшно расстроена. Думаю,
поэтому я и попала под машину. Я не завтракала, не считая утренней чашечки кофе
и стакана молока с бутербродом, — это все, что перепало мне за весь день. Я не
успела даже доесть этот бутерброд, когда миссис Краннинг позвала меня.
— Что сказал доктор о причинах смерти?
— О, вы знаете, что такое врачи! Они любят произносить уйму
медицинских терминов с умным видом. Лично мне кажется, что доктор Клардж ровным
счетом ничего не смыслит в этом деле. Я не могу припомнить всего, что он
сказал. Он говорил, что произошло обострение гастроэнтерита печени и что-то
еще, что кончалось на «ит».
— Нефрит?
— Не знаю. Кажется, да. Но он назвал основной причиной
обострение гастроэнтерита. Это я точно помню. Все остальное было для меня
китайской грамотой, хотя, думаю, для него тоже.
— Где завтракал мистер Милберс в тот день? Жозефина Делл
удивленно взглянула на Берту:
— Ну, разумеется, дома, я думаю. Именно для этого он держал
миссис Краннинг и Еву, и если вам интересно знать мое мнение, — продолжала она,
— за те деньги, что он платил, еще он вынужден был и ждать, когда его соизволят
накормить. Хотя, конечно, это и не мое дело, и все уже в прошлом. Но меня мутит
от одной мысли, что он почти все оставил им.
— И десять тысяч вам.
— Если он собирался что-нибудь завещать кому-либо помимо
родственников, — сказала Жозефина Делл решительно, — то я свои десять тысяч
заслужила.
— Как долго вы служили у него?
— Почти два года.
— То есть по пять тысяч в год.
— Точно, — ответила Жозефина с неожиданно сильным
раздражением. — По пять тысяч в год. Серьезная компенсация за все, не так ли,
миссис Кул? Хорошо, вы знаете далеко не все, и не обманывайте себя, что… ладно,
все это уже не имеет смысла. Не могли бы вы оставить меня одну, мне необходимо
собраться?
— Тот человек, который был свидетелем, — спросила Берта, —
его звали Больмэн?
— Да, так. Джерри Больмэн. Он был свидетелем происшествия и,
мне кажется, хотел погреть на этом руки — у меня сложилось впечатление, что он
способен на такие вещи. Все-таки мне придется что-нибудь вынуть из сумки.
— Джерри Больмэн, — продолжила Берта, — мертв. Жозефина
взяла сверху из сумки какую-то вещь и положила ее на кровать.
— Так, с этим разобрались. Думаю, что обойдусь и одной парой
туфель.
Затем она достала из сумки пару башмаков и направилась к
чемодану, потом неожиданно остановилась, повернулась к Берте и переспросила:
— Извините. Что вы сказали?
— Джерри Больмэн мертв.
Жозефина улыбнулась:
— Боюсь, что вы ошибаетесь. Я разговаривала с ним только
вчера днем, и потом он позвонил снова через два часа. Так, посмотрим. Если я
положу…