Гибель Лодэтского Дьявола. Второй том - читать онлайн книгу. Автор: Рина Оре cтр.№ 77

________________

Маргарита, покинув брата Амадея, пошла на обед. Спускаясь по лестнице, она улыбалась – радость и неожиданная легкость подступили, будто морской прилив, и переполнили душу.

«Как бы то ни было, – думала девушка, – но Звездочка сейчас с дедом Гибихом, и, опасаясь Лодэтского Дьявола, кобылу уже никто не посмеет отнять, а брат Амадей уже точно выживет».

Зайдя в обеденную залу, она заметила побитые лица Лорко и Эорика. Особенно знатен был Лорко – с фингалами по оба глаза он напоминал проказника-енота. И у Эорика багровело пятно под глазом да припух нос – похоже, он в который раз был сломан. Понимая, что они, скорее всего, подрались из-за того, что случилось в полдень, но не догадываясь о полной картине произошедшего, Маргарита почувствовала небольшое удовлетворение – по ее мнению, эти двое точно заслужили то, что получили.

В честь празднества Весенних Мистерий каждому на обед кроме тушеных овощей и лепешки досталось по большому куску рыбы, гусятины и сладкого пирога. Получив щедрую долю лакомств, Маргарита встала у пустой стены и, уместив на тарелке чашку с водой, невозмутимо начала кушать. На нее опять пялились, и она сделала вывод, что о девчонке в красном чепчике уж стало всем известно. Однако эта догадка отозвалась в ней безразличием – Маргарита хотела дать сил брату Амадею, но вместо этого он напитал ее светом. Аргус, как и другие мужчины, бросал на нее заинтересованные взгляды, но будто что-то изменилось: в томных очах больше не сквозила похоть – он смотрел на нее так, словно видел впервые, – и то, что войсковой наместник Лодэтского Дьявола видел, ему нравилось.

С началом седьмого часа Геррата разогнала головорезов из обеденной – и те переместились в Залу Торговых собраний, но ни она сама, ни Хельха с ними туда не отправились. Вновь спустившаяся в обеденную залу пленница подверглась допросу подруг, которые хотели знать: правда ли то, что сказал Гюс Аразак Лорко, а тот разнес всем подряд. Ранее Маргарита решила, что будет всё опровергать и лгать, но ныне, вспомнив любовь из глаз брата Амадея, не смогла кривить душой.

– Да, это правда, – ответила она. – Это случилось на казни нищего, отвратительного бродяги. Я залезла в нишу у льва – той, что над воротами голубого дома, рядом с ратушей, и меня все хорошо видели… И на мне был красный чепчик… И надо мной все смеялись, как и сейчас смеются… – она перестала протирать буковый стол и так посмотрела на Хельху и Геррату, что те смутились.

– Мы-то не цмеёмся, – ответила Хельха. – Простою… Да как токою могёт-то быть?

Маргарита пожала плечами и продолжила отмывать стол от пятен жира.

– Про это лучшою б ты наврала, чо это Гюс наврал, – высказалась Геррата. – Так ужо и быть, сказжу всем, чо это не про тобя, а то житиёв тобе вконец не цтанеца. Да и Гюсу всё равною не верют – чудоба экая! И Хельха будёт помалковать, – строго и беспрекословно добавила она.

Толстушка кивнула и недовольно произнесла:

– Все девочки зляца с твойного платку-то есшо пусщею. Ну опослю герцогу-то. А есшо и цтихи-то эти… ц тонкостя́ми-то всяковыми… – замялась Хельха. – Я-то тожо так, как все, мысляю, – сурово проговорила она. – Ты-то топерича как мы. Коли ты платку-то не сымать, то я с тобою не цнаюсь-то.

Немного подумав, Маргарита развязала и сняла с головы платок, но не из-за Хельхи, а опять же из-за света брата Амадея, что дал ей отвагу.

«Мои новые подруги правы, – решила она. – Я стала такой же, как они… шлюхой и девкой. Хоть за пять золотых монет, но всё же девкой. И ныне мне самой противно притворяться».

– Ну вот! – обрадовалась Хельха. – А ты так и крашею-то намногою. Вообсще-то, – тяжело вздохнула она, – дажо лишка крашею без синячисщ-то свойных и чёрнухи на роте-то.

– Кцати о синяках! – оживилась Геррата. – Госпожаня, ты на Эорика-то зла не хвати. Он и по-своёму еле мямлит, ну а на орензцкой рёчи́ вконец ничё не цнает, окромю: «Привец, цуки позорны, на колени и мордой в пол, пжалста». Эорик – вёжливо́й! И так всегда удручён, чо никто ему цдаваца не хотит! – звонко хохотнула эта веселая дама. – Он уму хвать и Лорко просить, мол, чо ёму сказжать, чоб тобе нравица: Лорко цдесь всем любвинные цоветы дает… И Эорик заучил, чо Лорко по буквям шписал, а Лорко и в этот раз отличился! На обои глазьи отличился!

Маргарита невольно улыбнулась, вспоминая ошарашенное лицо Эорика и смех Лорко в коридоре.

– Лорко – бабник-то, – тоже улыбнулась Хельха. – Он-то всех баб цаваливает, эких хотит. Поди, и на тобя-то ужо глаз цурьёзно навел, раз Эорика сызново, опослю бани-то, обдуть не убоялся. И тобя цавалит-то тожо!

Маргариту передернуло.

– Нет! – в ужасе сказала она. – Только не Лорко!

– Да он парень хорошой! Так, чоб ты цнала, – тут же вступилась за Плута Геррата. – Божусь: очонь-очонь хорошой… Ууумнай, но дурак! Сженица ёму нушное… Он с нами недавною – в первой рац с герцогом ходит, а ёго цдесь за своёго приня́ли. Лихой и хитрой, как чёрт! Своё есшо хватит – вёзунчик, эких цвет ни цвидывал! Чо, нет? Ниет? Точное ниет? Нет, да? Ну да и ладное, хрен с ним, – согласилась она. – Лорко и впрямь тобе не чота – парень-то он хорошой, а вот Эорик – цолотой!

– Хвааатит, – простонала Маргарита. – Хватит, Геррата! Я больше не могу слышать о Эорике! Оставь и меня, и его в покое!

– Как хотить… – обиделась Геррата. – Вот токо попомни, чо я тобе сказжала: неприкаённою ты, цладкой блинчок, долгою туто не покатаца! По рукам да кругам ецли цправиться, цнай, чо сама виноватая! Так, чоб ты цнала!

Геррата гордо удалилась, а Хельха суетливо побежала за ней, но на прощание улыбнулась Маргарите и зачем-то подмигнула.

Одиннадцатый день плена

В Весенние Мистерии праздновали встречу Воздуха и Воды. Если не шел дождь, то в календу горожане Элладанна поливали друг друга водой из бутылей. По пути домой можно было оказаться в совершенно мокром наряде, но никто не обижался, старался сам неожиданно окатить водицей соседей и посмеяться. Особенно это празднование любили дети, а кроме них мужчины, подыскивающие себе невест. Зато красивые девушки, чьи платья всегда усерднее прочих старались намочить, напротив, обычно не жаловали эту древнюю забаву. Лодэтчане, на радость Маргариты, подобного неоднозначного обычая не имели, и два дня празднества отличились для пленницы лишь более сытными обедами.

В календу Нестяжания брату Амадею стало лучше. Жар ушел, сам он, находясь в сознании, больше не бредил и спокойно, хоть и очень много, спал. Весь первый день новой восьмиды Маргарита провела в комнатке на втором этаже, ухаживая за больным, но и это не понравилось тем, среди кого ей приходилось жить – будто бы во всем, что пленница делала или не делала, они искали грязь. Появились новые сплетни и пошлые шутки. Маргарите только и оставалось, что не замечать колкостей да ждать супруга. После своей измены, она, конечно, страшилась его появления тоже. В муках совести она даже желала, чтобы он ее, недостойную и презренную, на самом деле бросил, но ее положение в плену всё ухудшалось: направляясь поутру с ведром воды к уборной, Маргарита заметила оживление толпившихся на первом этаже головорезов и их долгие взгляды, от каких ее бросило в дрожь. Купаясь, она не на шутку боялась, что к ней ворвутся, даже несмотря на две двери, два засова и Хельху у порога мыльни. Мужчины восприняли появление пленницы без платка как знак ее доступности, женщины, оттого что Маргарита убирала волосы в скромную косу и всё равно выделялась, бесились и продолжали фыркать ей вслед. Как теперь быть, Маргарита не знала: верни она платок на голову, он не изменил бы уже ничего, а Хельха отказалась бы ее оберегать, – вот пленница и надеялась, что ее супруг жив, что он появится и спасет ее, пока не стало слишком поздно. В календу еще никто из лодэтчан не осмелился перейти дальше жадных взглядов, откровенных жестов и похабных острот, но десятые сутки плена сменились одиннадцатыми, и второй день Нестяжания, день марса, с лихвой возместил грозами тишь предыдущего дня.