Знак обратной стороны - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Нартова cтр.№ 74

– Опять ты за свое…

– А что? Хотела совета, так не затыкай меня. Ему и так плохо, дочка, а своим квохтаньем ты только хуже сделаешь. Твой Доброслав… он тебя любит, и это видно невооруженным глазом. Представь, какому ему знать, что именно он является источником твоих несчастий?

– Думаешь, он так считает?

– Я не думаю, – неожиданно потупилась мать. – Не ты одна звонишь мне.

– Слава тоже? – Кивок. – Зачем?

– Затем… я поклялась, что о содержании нашего разговора никто не узнает. И не смотри на меня такими глазами! Больше никаких вопросов! Но скажу тебе: твое отечное лицо и красные от недосыпа глаза – не лучшая терапия. Так что возьми себя в руки и попытайся хотя бы сделать вид, что все не так паршиво.

Новая сигарета. Значит, Доброслав звонил ее матери и ничего об этом не сказал. Валерия чувствовала себя обиженной. Она денно и нощно ухаживает за ним, всегда спрашивает, что не так, чем Слава недоволен, чего он хочет. Так почему тот втайне обращается к теще? Неужели Лера настолько страшна, что с ней нельзя ничем поделиться?

– Если бы от материнской любви было противоядие, – пробормотала Римма Сергеевна. – Если бы чужая забота не тянула на дно, как камень.

– О чем ты?

– Ты знаешь, от чего умер Юра?

– Нет, – покачала головой Валерия.

– Несчастный случай. Падение с большой высоты. Он учился на архитектора-проектировщика, а между сессиями подрабатывал на стройке. Я отговаривала Юру, ведь в деньгах мы не нуждались. Но он говорил, что только опыт, только грубый труд поможет стать настоящим специалистом, а не кабинетной крысой. Мы прожили всего четыре года… меньше даже. А потом он упал. Множественные переломы, закрытая черепно-мозговая… Полтора месяца в больнице. Прогноз вначале был благоприятный, но вскоре встало ясно: прежним мой Юрик никогда не будет. Как и ты, я полагала, что чем больше суеты, тем быстрее он поправится. Держала Юру за руку, кормила с ложечки, помогала с туалетом. Стала его ангелом-хранителем, как мне казалось. Все это время он мучился от жуткой боли, все это время он молил небо, чтобы оно прекратило это издевательство. И, естественно, ничего мне не говорил. Только улыбался и пытался подбодрить… потом начал злиться. Никогда прежде Юра так на меня не кричал, как за две недели до своей кончины. Словно я одна была виновата в его состоянии. «Я хочу, чтобы ты ушла! Хочу, чтобы больше здесь не появлялась!» – вот как он говорил. Мы извели друг друга. Я начала ненавидеть того, кого прежде любила больше собственной жизни. В моей памяти не осталось ни одного хорошего воспоминания: все заполнили та злость, тот гнев и горечь последнего совместного месяца. И вот, под самый конец Юра и произнес эти слова: «Если бы твоя жертва не висела на решетке клетки амбарным замком, я мог улететь далеко-далеко, мог бы примириться со своей участью». Он ненавидел меня… потому что искусал все губы, чтобы не кричать при мне от боли. Потому что ему приходилось находить в себе силы, чтобы хоть как-то поддерживать мою надежду в него, вместо того, чтобы продолжать борьбу с телесными увечьями. Потому что я приковала его, потому в своей слепоте я продолжала искать дверь посреди поля.

– Я… не знала, – только и смогла выдавить Валерия.

– Будь сейчас на месте той двадцатилетней девчонки я – с моим опытом, с моими познаниями, с моими горестями… То просила бы побыстрее забрать Юру на тот свет. И снова ты на меня смотришь, как на монстра, но это так. Я надеюсь, судьба будет к тебе благосклоннее, чем к твоей злобной мамаше, – Римма Сергеевна не удержалась от выразительного фырканья. – Но постарайся не совершать моих ошибок. Слышала про такую штуку: человек, узнавший о смертельном диагнозе, проходит несколько стадий? Отрицание, гнев, торг и прочее? И примерно тоже, якобы, касается тех, кто потерял близких. Но все это ерунда… Не знаю насчет диагнозов, но когда умирает дорогой тебе человек, есть лишь две стадии. Сначала становиться плохо, невыносимо плохо. А потом ты просто привыкаешь к этому. Когда я потеряла Юру, то думала, что все – конец. Моя жизнь всегда будет адом, каждый день будет приносить лишь напоминание о том, что его нет.

– И? Ты ошиблась?

– Нет. – Новая затяжка, еще один глоток остывшего чая. – В том-то и дело. Каждый день я чувствую, что Юры нет. Каждый день я невольно думаю о том, где бы я сейчас была, чтобы делала, если бы он не упал с высоты, если бы все-таки оправился от своих травм? Моя жизнь, та жизнь, которую я с такой тщательностью планировала… она оборвалась вместе с последним сокращением его сердца. – В голосе матери не было ни боли, ни сожаления, но чувствовалось, что такое спокойствие дается ей с трудом. – Но я тут. Я дышу. Я жива. У меня есть ты, есть мои ученики, есть те, кому еще можно помочь, кто нуждается во мне, и в ком я нуждаюсь. В это очень трудно поверить… но счастье не заключено в одном-единственном человеке, равно как и не в нем одном заключены все горести.

– Тебе легко говорить, – вдруг взорвалась Лера. До некоторых пор она еще слушала мать, но поняв, куда та снова клонит, не смогла продолжать этот бессмысленный разговор. – Сколько ты прожила со своим Юрой? И четырех лет не прошло. А я… мы со Славой… если он…

Больше она не смогла ничего сказать. Бежать, бежать отсюда как можно дальше. Это ее муж, ее проблема, и нечего каким-то сушенным старым грымзам учить ее, как быть! Только она – Лера, своей заботой сможет помочь любимому. Только она сможет облегчить его страдания.

– Лера! – сквозь туман из слез увидела женщина расплывчатые контуры матери. – Перестань. Разувайся немедленно и садись…

– Я уже взрослая, – крикнула в ответ Валерия, застегивая сапог. – И больше я не буду тебе звонить.

Громко хлопнуть дверью, будто впечатывая последние слова в сознание Риммы Сергеевны. На сегодня хватит. Она и так выдержала дольше, чем ожидалось.

– Теперь я знаю… – шагая чуть ли не через ступеньку, чеканила про себя Лера. – Теперь все понятно. Ты просто не способна любить, вот и все.

Переход в иную фазу

Символ правой руки. Очень похож на знаки «крыло соловья» и «двери», но имеет негативную окраску. Означает углубление, усиление состояния, регресс. Никогда не пишется яркими красками, и всегда идет в сочетании с ослабляющими пиктограммами.

Уже очень давно он не приступал к работе с таким удовольствием. Ощущение нужности, правильности происходящего рождало на губах легкую улыбку. На рабочем столе забытыми игрушками покоились молотки, зубила и скатанные в рулон ткани – его новый коммерческий проект так и застыл на стадии разработки.

Роман аккуратно развесил свои наброски на пробковую доску, перемежая их черно-белыми фотографиями улицы. Сначала он собирался создать полноценную большую картину, не менее полуметра в ширину и в высоту сантиметров тридцать, но потом его осенило. Сидя на опустевшей веранде дешевой кофейни и вглядываясь в залитый дождем городской пейзаж, Роман увидел его – свой пока не созданный маленький шедевр. То был не провал, не видение будущего, а результат кропотливой работы миллионов нервных клеточек. Залпом допив остывший чай, художник сделал еще пару снимков и отправился сюда, в свою мастерскую, стараясь удержать в голове родившийся образ, не дать ему потускнеть.