Знак обратной стороны - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Нартова cтр.№ 36

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Знак обратной стороны | Автор книги - Татьяна Нартова

Cтраница 36
читать онлайн книги бесплатно

Надо бы поесть. Впихнуть в себя что-то кроме выдохшейся газировки. Что-то, что не проскочит через желудок сразу в кишки, а осядет в нем хотя бы на час-другой. И помыться, и поспать. Но для начала просто опуститься на пол. Ноги гудели от напряжения, и художник испугался, что просто свалиться кулем.

Сообщения. Надо просмотреть, вдруг среди них найдется важное. Владелец галереи благодарил за удачную выставку. Роман пролистнул ниже. Несколько смс от различных магазинов с обещанием скидок. Удалять пока не стал, жизнь – штука непредсказуемая, вдруг пригодятся? Из почти двадцати сообщений в итоге осталось всего около полудюжины. Одно из них мужчина прочитал несколько раз.

«Снова изменяю вам с тем очаровательным австрияком. На сей раз, он не столь сух. Думаю, я начинаю находить в штруделях определенную прелесть. И, кажется, из-за вас навсегда потеряна моя дружба с Надей».

Текст пришел два дня назад. И больше – ни строчки.

Он надеялся, что Виктория не приняла его молчание за попытку отшить ее. Что, как и другие его знакомые, убедила себя в том, что Лех Сандерс очень странный тип, который просто ненавидит писать эсемески. Но стоящая справа картина кричала об обратном.

Ярко-красные сполохи пламени смешивались на ней с черными клубами дыма, поглощая одно за другим, все предметы в небольшой спаленке. Роман до сих пор чувствовал запах жженого пластика и жар, исходящий от пылающих стен.

Первый раз он увидел пустую комнату с включенной лампой, стоя посреди небольшой кафешки. Это было всего лишь короткое видение, статичный кадр – не более того. Как узор при быстром переворачивании калейдоскопа. Раз, и все пропало. Вспышка, молния, оставляющая после себя легкое дуновение озона. Обычно такие видения больше не повторялись. Но не горящая комната. Снова и снова Роман ловил себя на том, что раз за разом возвращается в нее. Стоило чуть отпустить вожжи самоконтроля, как перед ним распахивалась дверь из светлого дерева. А за ней…


Обои, шершавые на ощупь, тревожно-желтого цвета, словно переплетение стеблей ковыля в степи. Если заглянуть за шкаф, там обнаружится совсем другое покрытие: мелкие голубые цветочки, опять же, на желтом фоне. Точнее, на бывшем белом, выцветшим и выгоревшим до грязновато-апельсинового. Он научился разбираться в десятках оттенков этого цвета, от самых насыщенных до таких вот – оттенках-призраков, оттенках-признаков. Старая бумага, налет на дне унитаза, пятна омертвения на сентябрьских листьях, не причиняющих вреда, а лишь свидетельствующих об упадке, грязи, разложении, напоминающих о конечности и смерти.

На обоях золотистая вязь, не то бантики, не то цветочки – не разобрать. В сочетании с насыщенно-зелеными шторами из плотной ткани не смотрится совершенно. Настолько, что вызывает невольное восхищение отчаянностью хозяйки. От штор исходит запах пыли, навязчиво проникающий в нос, заставляющий морщиться. Он касается рукой этой зелени, слишком грубой, слишком буквальной и слышит, как колечки, на которых держатся шторы, скользят по натянутым вверху струнам. Оконная музыка, вот как это называется. Такой же звук рождается от легкого касания смычка к скрипке. Появляется дикое, почти нестерпимое желание распахнуть шторы, увидеть угасающий за окном свет заходящего солнца. А потом также резко, как появилось, оно исчезает. Остается лишь ледяной воздух, дующий через щель между стеной и оконной рамой.

Где-то вдалеке грохочет самосвал, гудит недовольный водитель, пытаясь выбраться из общего потока автомобилей.

«Она может ездить только днем, только на переднем сидении и только со знакомыми людьми», – словно кто-то шепчет это Роману в ухо.

Комната на миг тускнеет, как изображение на экране, у которого постепенно убирают насыщенность. И чрез него, рядом с ним, он и сам не понимает до конца, где именно, проглядывает поверхность кухонной столешницы.

«Значит, я сижу за столом», – приходит нечеткая мысль, а потом его сознание вновь становиться кристально чистым. Этакая чувственная промокашка, на которой отпечатываются чернила деталей.

Почему-то воспринять комнату целиком, окинуть ее всю взглядом не выходит. Только отдельные элементы интерьера. Взгляд перескакивает от одной безделушки к другой, из угла в угол. Не взгляд – влетевшая птица, мечущаяся без возможности вылететь обратно.

За шторами следует кровать, застеленная флисовым дешевым покрывалом. Цвет его выбирался, видимо, из необходимости хоть как-то объединить обои со шторами. В итоге его фисташковая палитра с вкраплением красного смотрится совершенно чуждо как первым, так и вторым. Он знает, как зимой трещит это покрывало, когда с него встаешь, и к пыльности комнаты примешивается резкая отдушка антистатика. Под покрывалом, словно грудь под глухим платьем, проглядывают горбики прямоугольных подушек. Еще одна, квадратная, лежит в ногах.

Милое дополнение дамской спальни, как и пара цветов в горшках, поставленных зачем-то на книжную полку. В полуголых ветках Роман узнает бегонию, а в розетке почти увядших листьев – фиалку. Одинокий цветочек на слишком длинной ножке готов вот-вот упасть вниз. Как и выцветшие обои за шкафом, как пластиковые рамы окна, цветок потерял невинную белоснежность, начав желтеть по краю своих тонких лепестков. Замереть. Застыть в ожидании, когда тот отделиться от своего стебля, от чахлых листьев, от корней, от почвы. Слиться вместе с ним в недолгом полете, а после ощутить на корне языка горечь.

И снова взгляд пляшет, рыщет голодным волком по комнате. Роману надо запомнить все, прежде чем видение закончится. Чем старше он становится, тем лучше ему удается видеть, а не просто переживать обрывочные впечатления. Тем проще потом облечь их в форму. Наконец, глаза встречаются с настольной лампой. Черная ножка, красный рассеиватель. Еще один диковинный цветок. Лампа светит тусклым желтым светом. Не лимонно-желтым, не желто-оранжевым, а той непонятной разновидностью желтого, от которого все вокруг становится еще мрачнее и меланхоличнее. Тени, отбрасываемые всеми предметами в комнате, выглядят с ним гуще, плотнее, а тот небольшой пятачок, где их нет, подобен заколдованному кругу, из которого не хочется выходить.

Лампа старая. Ей лет тридцать, не меньше. Родительское наследство или несчастный найденыш с блошиного рынка? На проводе болтается переключатель. Щелк-щелк, как кнутом. Щелкнул раз, и тьма станет на лапки, щелкнешь второй – и она наброситься на тебя, обглодает мир до сероватых косточек, оставив лишь череп луны в небе. Провод тянется за спинку кровати, поднимается лозой вверх, оканчиваясь бутоном вилки. У самой вилки провод обмотан синей изолентой.

Лампа мигает, светя то ярче, то тише, а из розетки доноситься потрескивающее шипение. А потом кто-то резко нажимает на кнопку «приблизить изображение», и мужчина уже не видит ни комнаты, ни теней, ни света – только искры, выстреливающие из розетки. Спальня наполняется вонью жженого пластика, а искры все летят и летят в разные стороны. Обои вокруг розетки темнеют, прожженное в нескольких местах синтетическое покрывало оплавляется по кромке маленьких дырочек. Из-под вилки вырывается совсем махонький язычок пламени, но его достаточно, чтобы висящий над кроватью рисунок – простая акварель – в мановение ока вспыхнул. Тонкая, еще горящая бумага слетает вниз, на ковер.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию