Застенчивость в квадрате - читать онлайн книгу. Автор: Сара Хогл cтр.№ 33

Он ответил.

«ВПВ?

Энчиладас были вкусные. Спасибо».

И это все, что он может сказать? Смотрю на него, прищурившись.

– У тебя есть с собой ручка?

– У меня всегда с собой ручка. – Опустившаяся из импровизированного гамака рука бросает требуемое мне на колени.

Ну что ж, хорошо.

«ВПВ – это В параллельной вселенной», – пишу я.

Он читает, а потом спрашивает вслух:

– Какая она?

– Моя кофейня?

– Да.

Не могу понять, он спрашивает о подробностях, чтобы просто посмеяться, или ему искренне любопытно. Не то чтобы это имело значение. Мне все равно, что он думает обо мне.

Зажмуриваюсь, представляя свою кофейню, но на долю секунды в воображении появляется коттедж. Наверное, сейчас уже можно признать, что втайне, про себя, мне все-таки важно, что он думает. И, мне кажется, ему тоже важно, что я думаю о нем. Наверное, это что-то значит?

– Снаружи кофейня вся в тумане, но там висит розовая неоновая вывеска, – сообщаю я. Мысленно берусь за ручку. – Ты открываешь дверь, звенит колокольчик. Тебя окутывает волна прохладного воздуха, как если бы ты из-под дождя зашел в комнату с кондиционером. Внутри пахнет какао и корицей.

– Ты готовишь там пончики?

– Да. – Я чувствую, что улыбаюсь. – Лучшие в той вселенной.

– И в этой вселенной тоже.

Мне очень, очень нужно было это признание, это правда. Также правда и то, что от похвалы я смущенно поеживаюсь.

– Пол покрыт сверкающей плиткой, напоминающей рябь на озере, которая поднимается до середины стен. Сами стены бледно-бледно сиреневые, украшены зеркалами всех форм и размеров. Растения с плотными жесткими листьями свисают из кашпо, выглядывают из больших напольных горшков. Везде развешены плакаты с изображениями фантастических мест. В реальной жизни от моего прикосновения умирает любой росток, но тут у меня просто талант к садоводству. – Открыв один глаз, бросаю осторожный взгляд на Уэсли. Он что-то пишет, чуть улыбаясь – наверное, бессознательно. Я начинаю говорить быстрее.

– Вокруг столов красные виниловые диванчики, высокие стулья за черной барной стойкой, на ней старомодный кассовый аппарат. В углу музыкальный автомат. Везде мерцают разноцветные огоньки, а на витрине множество разных пончиков.

– Каких? – перебивает меня он.

Я тот еще сумасшедший любитель выпечки. И о том, «какие», могла бы слагать стихи.

– С корицей и с сахаром, с шоколадно-клубничным муссом. Булочки с карамелью и арахисом. Мягкие брауни с пудрой.

– Здорово.

– Коричные завитки, – продолжаю я. Чем дольше говорю, тем легче получается, да и в любом случае, чего стыдиться? Моя кофейня действительно впечатляет. – Датские булочки, «медвежьи когти». Воздушные французские пончики бенье. Тыквенные чизкейки. Сливочные тянучки. Мексиканский горячий шоколад. Пончики с любой возможной начинкой: с малиной, яблоком, лимонным кремом, черникой. – Все, теперь я проголодалась. – Еще на прилавке стоит старинный дисковый телефон, который мигает красным, когда пора возвращаться в реальный мир. Рядом с ним подставка в виде торта в глазури, специально для ламингтонов ^[6]. Половина в традиционной кокосовой обсыпке, другие украшены лесными орехами. – Ловлю себя на том, что жестикулирую, будто Уэсли тоже все это видит, и его улыбка становится шире.

Мысли врезаются друг в друга, из них уже настоящая гора, точно от столкнувшихся тридцати машин сразу – и все из-за этой улыбки.

Я видела Уэсли слегка под впечатлением, но никогда не замечала, чтоб ему что-то нравилось. В груди становится тяжело, будто повысили давление: не могу шевелиться, двойная гравитация приковала меня к месту. Но сердце легкое, как воздушный шарик.

– Ну что? – выпытываю я. – Что думаешь?

– Думаю, – мягко отвечает он, – что хотел бы попасть в эту параллельную вселенную и купить у тебя коричный завиток.

– Когда захочешь, – с трудом выдавливаю я. – Мы открыты круглосуточно.

– Столько дел, столько дел. – Теперь он такой задумчивый, серьезный. – А кофейный торт вы готовите?

– Только посмотрите, – взмахиваю рукой я. – Как раз появился в меню.

– Сладкий чай?

– Сэр, у нас кофейня. Не то чтобы я уделяла собственно кофе так много внимания; кажется, меня больше заботят пончики. Мы предлагаем кофе, воду, масалу и горячий шоколад, – загибаю пальцы я, перечисляя. Стоит мне оказаться в своих мечтах, напитки появляются сами собой в простых глиняных кружках. Весь процесс, как с выпечкой, до мельчайших деталей я не продумываю. В конце концов, у девушки должны быть приоритеты.

– Только посмотрите, – тоже взмахивает рукой Уэсли. – Сладкий чай появился в меню!

Он что, играет со мной?

– А вот и нет, – с широкой улыбкой отвечаю я.

– Ну вот же, сразу над маккиато. Разве не видите? – И взгляд такой серьезный. Отблески неоновой вывески из далеких миров долетают и досюда, тронув розовым его щеки. Я видела это его выражение раньше, просто тогда не могла отличить «мило-серьезное» от «устрашающе-серьезного». – Клиент всегда прав.

– Так и есть. Что ж, держите ваш сладкий чай. – Слышу, как мягко стукает глиняная чашка о прилавок. Музыкальный автомат оживает, наполняя кофейню звуками природы: щебечут птицы, журчит ручей.

– Спасибо. Стойте-ка. Ох.

Поднимаю голову. Уэсли сидит на барном стуле прямо за стойкой напротив меня. И улыбается мне с ветки дерева. Оба варианта сбивают с толку, и в то же время оба реальны.

– Что-то не так?

– Сахара недостаточно. Стоило бы научить вас готовить настоящий сладкий чай.

Точно, он играет со мной.

Забираю чашку, заглядываю внутрь:

– Выглядит нормально.

– Почему он вообще у вас в меню, если вкус такой? Ну в самом деле.

– А, понимаю, что случилось. Я перепутала чай с большой банкой на стеллаже, вон той, с черепом и скрещенными костями. И тремя большими «XXX». – Рисую черточки в воздухе. – Упс.

– С последним вздохом оставлю тебе положительный отзыв. Ради капитализма.

– Вот, в этом вся я. Стоит мне пойти в ресторан – и они могут мне хоть миску камешков принести, а я скажу: «Спасибо большое!» Сотрудникам пищевой промышленности платят слишком мало с учетом всего, с чем им приходится мириться. Не собираюсь причинять им еще больше проблем. Несите свои камни, я еще и чаевые оставлю.

– Рестораны. – Его передергивает.

– Да, ты упоминал, что они тебе не нравятся. – Разглядываю его лицо. Взгляд он не отводит, в нем читается какая-то смутная тревога. – Почему?