Его светлость взял себя в руки и потянулся к окну подставить лицо приносившему запах болота прохладному ветерку. В уши ударил громкий гвалт. Питер посмотрел вниз: там, среди собак, ехал на лошади фермер Граймторп. Псы выли, хозяин хлестал их кнутом, они завывали еще сильнее. Внезапно фермер поднял глаза — в них сквозила такая ненависть, что Уимзи невольно отступил, словно его ударили.
Пока Бантер его брил, он не проронил ни слова.
Разговор был деликатным — ситуация, как ни крути, неприятная. Питер испытывал к хозяйке благодарность, но положение Денвера было настолько незавидным, что подобным соображением следовало пренебречь. Его светлость так и поступил, но, спускаясь по лестнице «Норы Грайдера», чувствовал себя, как никогда, подлецом.
На большой сельской кухне крепкая женщина помешивала тушеное мясо в горшке. Он спросил о мистере Граймторпе. Она ответила, что тот уехал.
— Могу я поговорить с миссис Граймторп? — поинтересовался Питер.
Женщина посмотрела на него с сомнением, вытерла ладони о передник, вышла в закуток для мытья посуды и крикнула:
— Миссис Граймторп!
Голос ответил откуда-то снаружи.
— Вас спрашивает джентльмен!
— Где она? — поспешно вмешался Питер.
— Должно быть, на маслобойне.
— Я пойду туда. — Уимзи поспешно вышел, пересек застеленное плитками помещение для мытья посуды, затем двор и увидел, как в темном проеме напротив появилась женщина.
Освещенное холодными лучами солнца ее мертвенно-бледное лицо в обрамлении черных волос казалось еще прекраснее. В продолговатых темных глазах и изгибе губ не проглядывалось ни малейшего следа йоркширского происхождения. Линии носа и скул намекали на далекую родину — она могла восстать из тьмы пирамид, скинув с пальцев сухие пахучие могильные путы.
«Иностранка, — сказал себе Питер. — Есть иудейская или испанская кровь. Интересный типаж. Джерри винить не приходится. Я сам бы не смог жить с Хелен. Ну, за дело».
Он шагнул к ней.
— Доброе утро, — поздоровалась женщина и спросила: — Вам лучше?
— Намного. Спасибо. Только благодаря вашей доброте, за которую я не знаю, чем отплатить.
— Лучшая плата, если вы немедленно уедете, — ответила она отстраненным голосом. — Муж не жалует незнакомцев, а ваша прошлая встреча получилась, прямо скажем, неудачной.
— Уеду сразу, но сначала прошу об одолжении — поговорите со мной. — Питер вгляделся в полумрак помещения за ее спиной. — Может, побеседуем там?
— Чего вы от меня хотите?
Тем не менее женщина отступила и пригласила следовать за ней внутрь.
— Миссис Граймторп, я оказался в ужасном положении. Вы знаете, что мой брат, герцог Денверский, находится в тюрьме и ожидает суда по обвинению в убийстве, которое произошло тринадцатого октября?
Ее лицо не изменилось.
— Слышала.
— Он категорически отказывается рассказать, где находился в тот день между одиннадцатью часами вечера и тремя утра. Этот отказ ставит под угрозу саму его жизнь.
Миссис Граймторп пристально посмотрела на него.
— Брат связан честью и не желает говорить. Но если бы захотел, я знаю, мог бы вызвать свидетеля, который снял бы с него подозрения.
— Ваш брат, судя по всему, очень благородный человек. — Ее голос слегка дрогнул, но тут же окреп.
— Безусловно. С его точки зрения, он поступает правильно, но вы должны понимать, что, как его брат, я горю желанием представить дело в истинном свете.
— Не понимаю, почему вы говорите все это мне. Полагаю, если в деле есть что-то зазорное, он не хочет, чтобы это стало предметом огласки.
— Очевидно. Но для нас — его жены, юного сына, сестры и меня — его жизнь и безопасность имеют первостепенное значение.
— Большее, чем честь?
— Разглашение секрета в каком-то смысле способно его обесчестить и повредить семье, но будет бесконечно большим бесчестьем, если брата казнят за убийство. Позорное пятно ляжет на всех, кто носит его фамилию, однако боюсь, что в нашем несправедливом обществе позор разоблачения больше коснется того, кто обеспечит брату алиби.
— И вы в таком случае ждете, что свидетель вызовется говорить?
— Да. Чтобы не допустить приговора невиновному. Полагаю, что могу на это надеяться.
— Повторяю: почему вы говорите все это мне?
— Потому что, миссис Граймторп, вы лучше меня знаете, что мой брат непричастен к этому убийству. Поверьте, мне крайне неприятно вам это говорить.
— Я ничего не знаю о вашем брате.
— Простите, это неправда.
— Повторяю: мне ничего не известно. И если герцог не заговорит, вы должны уважать его мотивы.
— Не собираюсь.
— Боюсь, ничем не могу вам помочь. Вы попусту тратите время. Если вы не в состоянии представить этого пропавшего свидетеля, почему бы вам не найти того, кто в самом деле совершил убийство? В таком случае вам не придется беспокоиться об алиби брата. А его действия — сугубо его дело.
— Мне жаль, что вы заняли такую позицию. Поверьте, я сделал все, чтобы не впутывать вас. Работал изо всех сил, но все напрасно. Суд, возможно, состоится уже в конце этого месяца.
Губы женщины дрогнули, но она промолчала.
— Я надеялся, что с вашей помощью мы найдем некое объяснение: меньшее, чем правда, и все же достаточное, чтобы очистить брата, — но теперь, боюсь, придется предъявить имеющееся у меня доказательство и позволить делу развиваться своим чередом.
Женщина наконец дрогнула: щеки покрылись легким румянцем, пальцы крепче сомкнулись на ручке маслобойки, на которую она опиралась.
— Что за доказательство?
— Что ночью тринадцатого числа брат был в той самой комнате, в которой я ночевал сегодня, — ответил Уимзи.
— Ложь! — Миссис Граймторп поморщилась, как от боли. — Вам не удастся это доказать. Он будет это отрицать. И я буду это отрицать.
— Так его здесь не было?
— Не было.
— В таком случае каким образом вот это попало в щель оконной рамы?
При виде письма женщина пошатнулась и осела на стол, черты лица исказила гримаса страха.
— Нет! Нет! Нет! Неправда! Боже, помоги!
— Тсс… — властно приказал Уимзи. — Нас могут услышать. — Он поднял ее на ноги. — Говорите правду, и мы попробуем найти выход. Он здесь был той ночью?
— Вы же знаете.
— Когда он пришел?
— В четверть первого.
— Кто его впустил?
— У него были ключи.
— Когда он вас покинул?