Улей 2 - читать онлайн книгу. Автор: Елена Тодорова cтр.№ 52

Голос Вакарчука[1], один из редких ненавязчивых гласов истинного патриотизма, хотя бы потому, что он звучит искренне, значаще, объемно. Чистый, красивый, чувственный украинский, которому хочется подпевать, несмотря на собственные корневые «таки-да», «шо вы мне…», «тудой-сюдой», «здрасьте».

Это Дашка поспособствовала музыкальному аккомпанементу за праздничным ужином. Она же поддерживала непринужденную атмосферу, обращаясь с вопросами то к одному, то к другому члену этого странного мероприятия. Даже молчаливому Терентию Дмитриевичу в какой-то момент удалось развязать язык. Он поделился тем, как они праздновали Новый Год, когда были маленькими.

— В первые годы, которые я запомнил, у отца не хватало денег на елку. А пару лет спустя у него уже не хватало времени, чтобы ее купить.

— Ну, а я помню, — смеется Марина Станиславовна. — У нас в обязательном порядке с тридцатого декабря по восьмое марта стояла чуть кривая полуголая сосна.

— А у меня в детстве всегда искусственная ёлка была, потому что мама не хотела, чтобы иголки сыпались на ковёр, — добавляет Диана.

— И у нас тоже искусственная, — поддерживает тему Захара. — Огромная, до потолка. Но искусственная.

Они делятся этими воспоминаниями легко, с неким сарказмом. Поэтому все смеются и шутливо комментируют. Ева же не помнит, какой праздник устраивали у нее дома, и не уверена, что хочет сейчас вспоминать. Поэтому молчит.

Сидящая на руках у Адама София резко хлопает в ладоши и визжит так громко, что Герман дергается и испуганно смотрит в ее сторону.

— Хорошо, что у нас настоящая пушистая ёлка! Дед Мороз под такой красавицей обязательно оставит самые лучшие подарочки. Правда, мама? — часто моргает глазами, рассчитывая на эффективность своего детского очарования.

— Конечно, милая.

Адам смеётся и дразняще щипает девочку.

— Ты такая хитрющая, Софи.

Девочка снова визжит и смеется. Поворачиваясь к брату, обнимает его за шею и ложится на грудь. Она такая маленькая на фоне Адама и такая по-девчачьи миленькая. Ева не может не залюбоваться контрастом, который они представляют.

— Ты сам говорил, что хитрость и узкая самонадеянность — хорошие вещи характера.

— Умеренная самонадеянность. Черты характера, — поправляет ее Титов, намеренно сжимая руки сильнее, чем требуется, чтобы она смеялась и пищала.

— О, дорогая, да ты впитываешь, как губка, то, что Адам говорит, — добродушно подразнивает дочь Диана.

Ева улавливает, как увлажняются глаза Марины Станиславовны. Склонив голову вниз, она незаметно проводит рукой по щекам, отчаянно пытаясь скрыть свои чувства. Ощущая неясное смущение, девушка скашивает взгляд на Диану. Ее лицо светится, несмотря на неприятный инцидент и разлуку с мужем.

Впервые Еве в голову приходит мысль: каково же это — быть матерью? Что они чувствуют? Почему для одних ребенок становится бесспорным приоритетом, а для других досадной помехой? Перестают ли матери любить своих детей и почему? Может ли мать не любить ребенка изначально? Какие поступки разочаровывают родителя настолько, чтобы ненавидеть своего ребенка?

Возвращаясь взглядом к шумной малышке Софи, а потом — к замкнутому и осторожному Герману, Ева чувствует невероятную боль и тоску в груди. С шокирующей уверенностью приходит к выводу, что любила бы своего ребенка любым. Кем бы он ни был… Глуповатым, некультурным, слабым, эгоистичным, плаксивым, агрессивным, некрасивым, с физическими изъянами или с какими-то внутренними психологическими проблемами. Никогда ни одной живой душе она бы не позволила причинить ему вред. Особенно самой себе.

— Я хочу быть, как ты, — громкий голос Софии вырывает Еву из задумчивости. Откидывая челку на бок, девочка щурит глаза и мастерски копирует лениво-высокомерное выражение Адама. — Не ссы, малыха. Я все решу.

— Со! — Диана охает и все же, не сдержавшись, начинает неприлично громко хохотать.

А за ней подтягиваются и все остальные. Сама девочка за живот хватается, так заходится. И даже Герман смеётся, отпуская свою природную подозрительность.

— Софи, — протяжно выдыхает Адам с примесью смеха и нежности в голосе. — Ты невозможна.

Она хватает со стола мандарин, совершенно не волнуясь о том, что внимание всех присутствующих сосредоточенно на ней. Без дополнительных объяснений сует цитрус брату и, пока тот чистит его, снова ложится ему на грудь, подпирая щеку ладошкой.

— Я не хочу быть возможной. Возможные такие обычные, что даже скучные, — вздыхает она.

— Если ты время от времени побудешь тихой, оставив внимание для кого-то другого, — рассуждает Диана, — например, для Германа или Евы — не значит, что ты сразу станешь скучной.

Одно лишь упоминание имени, приводит мальчика в смущение. Он явно против внимания. Поэтому София не сильно зацикливается на его персоне. Но, глядя на Еву, она чувствует некоторую ревность. Хоть девушка и нравится ей, все же подсознательно девочка боится того, что Адам станет любить Еву сильнее, чем ее.

Так как это заметно со стороны, присутствующие обмениваются понимающими улыбками, пока Софи задерживает на девушке брата взгляд, полный смиренного терпения.

— Что скажешь, Ева? Ты бы хотела быть похожей на моего… нашего Адама? — взрослые подавляют смешки. — Что тебе нравится в нем большего всего?

Щеки Евы покрывает густой румянец. Она чувствует этот жар, не в силах заставить его рассеяться. И не может произнести ни слова. Смотрит в глаза Адаму и не способна сформулировать то, что разрастается у нее в груди.

— А-а… Я… Ну… Он… Адам… Внимателен к деталям. Видит то, что другие упускают… Это самое лучшее… В нем… Наверное.

Титов понимает, что она имеет в виду. Их зрительный контакт становится до интимности интенсивным, Еве просто нестерпимо хочется обнять его так же смело и откровенно, как это делает София.

— Ой, Господи, Исаева! — с искренним изумлением восклицает Захара. — Когда это ты стала такой мямлей?

Титовы смеются, пока Ева еще сильнее краснеет.

— Что ты за подруга? — показывает Дашке язык. — Сейчас ты перестала мне нравиться.

— Это повторяющееся, но мимолетное ощущение. Зато теперь все согласяться, что главная роль этого вечера все-таки должна принадлежать Софии.

Девочка мгновенно подхватывает выдающуюся для нее возможность.

— Я обожаю голос Адама. И хочу, чтобы мой голос стал таким же крутым, — заявляет она. — Кроха, это жизнь. Просто жизнь. Говно случается регулярно, — максимально снижает тон, растягивая слова и звуки. — Сопли в кулак, и тащи.

— Ну, ты же девочка, — смеясь, замечает Марина Станиславовна. — У девочек от природы голос нежнее.

— Ну и что! Я неправильная девочка! Все равно буду, как Адам. Вот увидите!