— Ой, ой, ой… До полуночи остается четыре минуты! Скорее, давайте наполним бокалы.
[1]Святослав Вакарчук — украинский рок-музыкант, солист группы «Океан Эльзы», автор песен «Така(,) як ти», «На небі», «Все буде добре», «Обійми», «Не йди».
Глава 42
Окаменевшая фигура женщины выделяется светлым пятном в полумраке. На самом-то деле ее платье только кажется белым на фоне черного и темно-серого. Бледно-голубой бархат с отделкой из мелкого жемчуга — специальный заказ Исаевой к празднованию Нового Года.
Женщина, не моргая, изучает свое безупречное отражение, пока в глазах не возникает жжение. Слёзы минуют воспаленные веки, на мгновение задерживаясь на ресницах. А после — крупными каплями катятся по щекам, спадая в вырез платья.
Тёмными потоками растекаются подводка и тушь.
«Ненавижу! Ненавижу тебя!»
С остервенением растирает лицо ладонями. Черный смешивается с красным, образую уродливую маску на перекошенном лице женщины.
«Чертов Павел!»
«Как? Как ты посмел оставить меня одну в такой праздник???»
Рычание срывается на протяжный крик, пока руки безумно расчищают широкую плоскую поверхность изысканного трюмо.
В голове Ольги Владимировны не укладывается сам факт столь оскорбительного для нее пренебрежения.
В дверном проеме возникает голова Лидии Михайловны. Она настороженно следит за действиями хозяйки, тщательно пытаясь звучать спокойно.
— Павел Алексеевич просил передать, чтобы вы не забыли выпить лекарства и не засиживались допоздна. Антон Эдуардович рекомендовал вам побольше отдыхать…
— Засиживалась? Одна? В новогоднюю ночь? Перед телевизором, что ли?
Проглатывая унижение, словно застрявший в горле теннисный мяч, Исаева мысленно посылает мужа ко всем чертям и, хватая с полки статуэтку жар-птицы, с криком швыряет ее в стену.
— Оставьте меня в покое! Немедленно!
Повторять не приходится, к счастью. И Ольга рыдает, не приглушая силу своего отчаяния, страха и боли. Пока срывающиеся гортанные звуки не переходят в безумное мычание.
Она хочет назад свою дочь, хоть и понимает, что нельзя ее возвращать домой. Сходит с ума от тоски и одиночества, от этой невыносимой тяготы разлуки. От страха и неведения того, что происходит.
Мысленно взывает к Богу — с упреком и злостью. Игнорируя подсказки совести, ищет виноватых.
«Я же всегда хотела, как лучше…»
«Я же ее любила…»
«Все для нее…»
Когда головная боль пересиливает душевную, принимает назначенные Гольдманом пилюли и обессиленно падает на кровать. Смиренно ожидает свидания с дочерью. Сон теперь — единственное место, где они видятся.
* * *
Игорю Анатольевичу Толстому, как представителю высшей государственной власти города, предоставляют возможность сказать последний тост в уходящем году.
— Друзья, — выдерживает паузу. — Хочу сделать на этом обращении акцент, потому что в этом зале собрались только самые близкие для меня люди. Большинство из вас я знаю еще со школы, — салютует бокалом в сторону Исаева, Приходько и Круглова. — Мы гуляли друг у друга на свадьбах, крестили вместе детей, встречали не один новый год, бок о бок прошли множество испытаний. Наша дружба выдержала время. Не покривив душой, скажу вам — спасибо! Пусть новый год избавит нас от проблем, которые остались с прошлого года. Подарит новый старт, новые вершины и только положительные впечатления. Я уверен, впереди нас ждет много хорошего. Нам с вами, дорогие друзья, еще детей женить и внуков растить, — за столом раздаются одобрительные возгласы. — За нас! За силу! За родину!
Звон бокалов, короткие пожелания, идущие на волне общего позитива.
— Только о смерти Маслова никто даже не вспомнил… Земля пухом, Антон, — прорезается недовольный женский голос.
Но его тут же осаждает тихий мужской, с нажимом.
— Молчи, Наташа. Не время. О нем сказали на похоронах. Не положено сейчас о грустном.
Уткнувшись взглядом в тарелку, женщина нервно вертит тонкую ножку бокала и глотает тихие слезы. Подавив обиду, стеклянными глазами обводит веселящуюся толпу. С ненавистью впивается взглядом в лицо мэра. Он совершает несколько глотков шампанского и вдруг, уронив бокал, медленно съезжает мимо стула на пол. Вначале Наталье кажется, что она выдает желаемое за действительное, настолько сильно ее подкосило горе. Но секунды бегут, а Толстой не меняет неестественного положения тела. Павел Исаев бросается к нему, прежде чем звенящую тишину разрывает перепуганный крик первой леди. Но глаза Игоря Анатольевича закатываются, пока рот странно хватает воздух. Тело несколько раз дергается и затихает…
— Кто-нибудь! Вызовите скорую!
Глава 43
Титов перехватывает несущуюся на всех парах Софию, поднимая ее на руки.
— Адам, Адам… Давай не будем ложиться спать! Дождемся Деда Мороза! Я хочу подергать его за бороду.
— Немедленно в постель, Софи, — зевая, требует идущая следом Диана.
Девочка недовольно возмущается.
— Ну почему это? Новый год все-таки!
— Иначе никаких подарков не будет. Дед Мороз не захочет, чтобы его увидели.
— Только если меня Адам уложит, — неохотно сдается.
— Не вопрос, малыха, — подхватывает Титов, унося сестру в гостевую комнату.
— Ты расскажешь мне, если увидишь, как Дед Мороз пролазит через дымоход? — доносится до Евы звонкий голосок девочки.
— Обязательно.
— Попроси у него побольше конфет. Шоколадных!
— Никакого шоколада, Со, — видимо, заметив недовольный взгляд дочери, Диана смещает позиции. — Ладно, но исключительно в рамках праздника.
Еве не хочется уходить в свою спальню. Но иного выбора не предвидится. Проводив Марину Станиславовну с Германом и пожелав друг другу спокойной ночи, Титовы разбредаются по комнатам.
Ощущая неясное волнение, Ева смывает косметику, переодевается в пижаму и, забравшись в постель с телефоном, отправляет Захарченко сделанные во время ужина фотографии. Некоторое время они посредством sms обсуждают забавные кадры и, в конечном итоге, прощаются, договорившись встретиться утром.
Титов входит без стука. Ева наблюдает за его приближением, все еще находясь в стадии принятия того факта, что он является ее мужем. Она воспринимает их тайное объединение иначе, в нетрадиционном смысле. Они сблизились. Породнились. Как брат и сестра. Хотя, конечно, она не думает об Адаме, как о брате. Определённо, нет. Просто Ева не готова к тому, чтобы быть чьей-то женой. Это слишком. Мысли об этом вызывают у нее дикую дрожь.